И стоянки, и вокзалы аэропорта были, конечно, пусты. Только у корпуса «National» стояли пять-шесть кэбов. Чего они тут дожидаются? Я постучал в окно последней машины: «Эй!» и только после этого разглядел, что кэбби, скрючившийся в неудобной позе на переднем сиденье, спит. Нужно было потихоньку улизнуть, но голова в надвинутой на глаза кепке уже приподнялась:
— Ну, чего орешь? — с досадой сказал кэбби. — Что тебе надо?
— Когда самолет? — спросил я. Нужно же было что-нибудь спросить, раз я уж разбудил его.
— Какой еще самолет? Самолет придет утром. Мы спим здесь…
Пристыженный, я поплелся к своему чекеру. Где-то я уже видел этого кэбби, слышал этот голос, этот акцент. Но нельзя же снова будить человека, чтобы спросить его: откуда я тебя знаю?
— Погоди!
Дородная фигура с трудом выбиралась из гаражного «доджа»:
— Эй, что ты тут, сукин сын, околачиваешься?!..
Албанец! Как мы обрадовались друг другу!
— Ты же бросил такси! — шумел албанец, хлопая меня по спине.
— А разве ты — не бросил? Кстати, почему ты на гаражной машине? Где «Тирана корпорейшн»?
— Не спрашивай! — отмахнулся албанец. — А ты — купил? — он постучал по крылу чекера.
— Арендую, — сказал я.
По таксистской привычке мы забрались в кэб. Албанец уселся на мое место, за руль, и сразу же обнаружил, что подъемник стекла испорчен.
— Это еще что такое! — по-хозяйски прикрикнул на меня он.
— Сломалось, починю завтра…
— Почему — завтра?
Он открыл мой «бардачок», достал отвертку, сорвал с внутренней стороны дверцы ручку — я обомлел! — отколупнул дерматиновую обшивку, сунул руку в образовавшуюся щель — стекло со стоном провалилось внутрь дверцы! — но уже через минуту оно плавно, беззвучно поднималось и опускалось, словно так и было… Мы закурили, и еще не погасили наши сигареты, как я забыл и который теперь час, и о том, что так и не позвонил жене, и о том, что мне давно пора домой, поскольку ведь и завтра тоже нужно работать…
