Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Соскочив с последнего пролёта змеившейся по склону старой деревянной лестницы и легко сбежав – по разным сторонам – маленькой бетонной, рукавами спускавшейся на песок, Примус и Полина рассмеялись, как дети.
– Это был любимый пляж моего детства. Когда я была маленькая, частенько жила у бабушки. Там, – она махнула куда-то вверх. – Теперь я там не живу никогда. Бабушкиного дома уже нет.
– Ты мне не рассказывала.
– Жизнь длинная, успею…
– Странно, ты столько всего болтаешь, а о важном умудряешься не говорить.
– Лёш, когда-то давно я всё время пыталась говорить о важном. Не знаю, о самом ли важном, но точно важном для меня. И это всегда оказывалось неправильным, ненужным, а то и вовсе – поди ж ты! – «грязным». А ты должен знать, что если такое делать с человеком достаточно долго, он перестаёт важничать и становится болтуном обыкновенным. Подвид, не вызывающий подозрений у окружающих.
– Да уж… Иногда я даже рад, как бы ужасно это ни прозвучало, что отца у меня нет, а матери всё по барабану.
– Ты будешь внимательно слушать наших детей?
– Я вообще всегда очень внимательно слушаю детей. Вот и сейчас, собственно…
– А если они у тебя спросят что-нибудь… Ну, что-нибудь такое неприличное?
– Попроси неприличное!
– Балбес!
– Для детей разве что-то бывает «неприличным»? Эта истина стара как мир – неприличными бывают только ответы.
– А ты объяснишь им, что не стоит отрывать крылья мухам?!
– Ты знаешь, хоть детям до какого-то момента вообще неведомы категории добра и зла, но, поверь, объяснить им можно всё что угодно. У меня есть одна дальняя родственница, и её сын повадился таскать из карманов. И дома, и у сверстников в школе. Малой – лет десять-одиннадцать ему тогда было. И скандалили, и морали читали – пофиг. Типа, за руку никто не ловил – и тьфу на вас. Хотя всё белыми нитками было шито. Я тогда почти случайно у них оказался, с поручением, что ли, каким, не помню… В общем, я шалопая того в сторонку тихо отвёл, за мизинец взял, выгнул так – наизнанку, чтобы больно, и говорю: «Ещё узнаю что подобное – сломаю»…
– И что, сломал бы?!
– В случае рецидива-то? Я тебе так скажу: не обещай то, к чему не готов. Это больше мужское – тебе незачем. Но дети, они как хорьки – фальшь нервом чуют. По-другому никак.
– И что, если кто-то из наших детей вдруг чего…
– Деточка, ну неужели же у нас с тобой могут родиться такие тупые дети, что они с первого раза не поймут? – Примус рассмеялся.
– Я бы сразу поняла. Как представила, что палец… Брррр! Но всё равно! Это же наши дети. Неужели ты бы смог своему ребёнку…
– Не начинай ты это своё «если б да кабы». Будут дети – будем посмотреть. Пошли купаться! Что может быть лучше ночного моря?!
А лучше летнего ночного моря, как известно, не может быть ничего.
Если достаточно долго плыть летним ночным морем, то в какой-то момент, устав, переворачиваешься на спину и ощущаешь бесконечность. Бездна сверху, бездна снизу. Везде. Но это просто слова. И они останутся для вас просто словами ровно до тех пор, пока вы не поплывёте в ночное летнее море и, устав, не перевернётесь на спину…
Они вернулись на берег и сидели, пока не начало светать. Прибоем к ногам Примуса вынесло медузу. Он подхватил её за купол:
Я отыскал сокровища на дне —
Глухое серебро таинственного груза,
И вот из глубины прозрачная медуза
Протягивает щупальцы ко мне!
Скользящей липкостью сожми мою печаль,
С зелёным хрусталём позволь теснее слиться…
…В раскрывшихся глазах мелькают только
птицы,
И пена облаков, и золотая даль. [49]
– Ну, ты прямо как Козецкий!
– Вот глупая девчонка! – Он зашвырнул медузу в море. – Я ей про золотую даль. Бесконечную золотую даль, позволю себе заметить. А она мне – про дядь Вову. Он, кстати, самое что ни на есть сокровище. Пусть и неказист с виду, как та медуза… Ладно, план есть план. Если моя девочка желает сегодня совершить обход наших любимых лестниц, то моя задача – сделать сей обход максимально комфортным. Так что сейчас мы катимся домой, моемся в Тонькином душе, пару часов спим, а потом покупаем бутылку коньяка, пару бутылок минеральной воды и топаем по лестницам до полного и окончательного истощения сил и совести! Пошли наверх, ловить фару! По, мать-мать-мать, лестнице! Эту можно в сегодняшнем списке пометить как пройденную?
Да. План есть план.
Начали они с лестницы, ведущей от Шахского дворца к Приморской улице. Не такой широкой и не такой известной, как Потёмкинская, но исхоженной за эти годы множество раз. Немного поцеловались в парке под Приморским бульваром, сделали по глотку коньяка прямо из бутылки, сбежали вниз, прошлись до подножия самой главной одесской лестницы и поднялись к Дюку. Салютовали ему бутылкой со скамейки. Затем спустились вниз по следующей – ведущей к «Сказке». Подкрепились пирожными и бурдой, что тут называли «кофе», как приличные. И даже махнули по коктейлю со страшным названием «Оргазм».
– Термоядерная смесь! – смеялась Поля. – Похоже на смесь спирта «Рояль» с вареньем или сиропом неизвестного происхождения!
– Такова она и есть, природа оргазма! – Примус менторски поднял вверх указательный палец. – Ещё не прошла охота обходить любимые лестницы, моя прелесть? Если что – наш коммунальный очаг прямо по курсу…
– Ты не собьёшь меня, демон-искуситель! – хихикнула Полина. – Продолжим наш пеший ход!
Продолжили. Спустившись через парк Шевченко на Ланжерон.
– Эту мы считаем или нет? А то, может, зайдём, отметим? Жрать, признаться, очень хочется. – Они остановились около недавно открывшейся как раз в уютном прилестничном уголке шашлычной.
– Очень даже считаем! Мне тоже хочется. И так пахнет, что я бы сейчас съела даже угли!
После жёсткого, уксусного, но всё равно прекрасного шашлыка подниматься вверх по лестнице, ведущей к переулку Веры Инбер, было нелегко. Но справились. Наверху упали в траву и уронили в себя ещё по глотку коньяка.
– Что следующим пунктом?
– Спустимся на Лермонтовский пляж.
– Фуф! Слава богу, спуск.
– Да. Но поднимемся – по лестнице Отрады.
– Ты окончательно решила меня сегодня ухайдокать, моя ласточка?
– После этого мы долго будем просто идти пешком. До Дельфина. И там просто спустимся. И опять – просто пешком до Аркадии.
– В Аркадии нет лестниц!
– Да. Поэтому мы не будем никуда подниматься и потопаем аж до Девятой Фонтана.
– И поднимемся… И поднимемся… – Примус талантливо изображал неподдельный ужас. – И поднимемся… наверх… там? По лестнице, ведущей вверх на Девятую Фонтана?
– Да. И хорош паясничать! Ты даже не вспотел.
– Не за себя боюсь.
– Если я чего решил…
– …то выпью обязательно. В твоей упёртости, деточка, я никогда не сомневался. Огласите ваш план до конца, чтобы я точно знал, сколько мне осталось жить!
– Дойдём по верху до Четырнадцатой. Съедим по мороженому с сиропом. И спустимся вниз. Затем к лестнице, ведущей к Амбулаторному переулку, по ней вверх. Затем медленно, спокойно…
– …на трясущихся ногах…
– …спустимся, не торопясь, на Золотой Берег…
– Аллилуйя! Безо всяких лестниц!
