Последняя буква Севера. Книга вторая - Винчестер Лина

– Все в порядке, – отмахивается она, – представьте, что меня здесь нет.

Легко сказать. Я не хочу обсуждать потерю своей девственности при ком-либо.

– Мик, я все эти дни словно пьяный ходил. И тогда на утро я пришел к тебе и, кажется, действительно все еще был пьян. А потом мне было страшно подойти к тебе после того, что я наговорил. И я толком взглянуть на тебя в школе не мог, настолько было стыдно.

– Разговор – лучшее решение проблем, – вклинивается женщина, протирая платком вспотевшее лицо. – Нельзя умалчивать о проблемах и всегда нужно приносить извинения, если есть за что. А мужчинам можно извиняться и без повода, лишний раз не помешает, а?

Больно пихнув меня локтем, она запрокидывает голову и громко смеется. Потирая горящее плечо, я улыбаюсь, но больше из вежливости.

– Помню, как-то раз Маркус напился и наговорил гадостей моей покойной матери, храни Господь ее душу. Мол она вечно сует свой нос в наши дела, и, честно говоря, я была с ним согласна. Но кто он такой, чтобы говорить гадости о моей матери?! В итоге я не прощала его до тех пор, пока он не начал ползать передо мной на коленях, вымаливая прощение. Мужчин надо воспитывать. Это как научить собаку командам: сидеть, лежать, голос, деньги, на колени.

Наклонившись, она вновь толкает меня локтем, в руку стреляет разряд тупой боли, а незнакомка разражается волной хохота. Так, отсюда однозначно пора уходить, пока она не превратила мою руку в отбивную.

Поймав взгляд Оливера, который вот-вот рассмеется, я немного колеблюсь с решением, но все же поднимаюсь.

Тряпка.

– Спасибо за дельные советы, – говорю я на прощание женщине и взмахиваю рукой.

Оливер открывает передо мной дверцу, я сажусь в салон и, пристегивая ремень, смотрю через лобовое стекло, как он обходит машину и садится за руль.

– Ей бы тренинги для женщин проводить. – Олли улыбается, но я даже не приподнимаю уголки губ. Знаю, что он пытается извиниться и мне чертовски тяжело и непривычно быть холодной с ним, но я не готова улыбаться, делая вид, что все хорошо. Слишком много лет притворялась и невероятно устала от этого.

Уловив мое настроение, Оливер кивает и обхватывает пальцами руль.

– Домой?

– Нет, мне нужно к миссис Элфорд.

– То есть домой к Джейку?

– Да.

Олли выезжает на дорогу, какое-то время мы сидим в тишине, которая душит. Нажав на кнопку, я опускаю стекло на пару дюймов, но дышать легче не становится.

– Мне правда очень сильно жаль, Мик. Я виноват и готов извиняться до смерти.

Садясь в салон, я была уверена, что буду молчать до самого конца поездки и просто слушать, что скажет Олли, но злость берет верх.

– В том, что произошло, виноваты мы оба. Меня злит то, как ты поступил на следующий день. Ты хоть представляешь, как я была напугана? Я призналась тебе в чувствах, которые скрывала целую вечность. Мы переспали, если это можно так назвать, а затем ты приходишь и говоришь, что нам лучше взять паузу. Господи, можно ведь было просто постепенно отдаляться, не знаю… – Нервно рассмеявшись, я пробегаюсь пальцами по волосам. – Я не ждала клятв в вечной любви, в тот момент мне всего лишь нужен был друг.

– И этим другом стал Джейк, как я понимаю?

– Причем здесь вообще Элфорд?!

– Не знаю. – Сжав челюсть, Олли качает головой. – Понимаю, что не имею права злиться из-за этого, но не хочу врать, я злюсь из-за того, что вы стали близки.

– У тебя действительно нет на это права. Мы будем близки настолько, насколько посчитаем нужным и даже больше.

Черт знает, зачем я говорю это. Сейчас я так зла, что будь здесь Элфорд, я бы залезла к нему на колени и поцеловала, лишь бы доказать Оливеру свои слова.

– Ты сказала: «Мы переспали, если это можно так назвать».

– Да. – Я напрягаюсь всем телом, пытаясь прогнать оживающие картинки воспоминаний перед глазами. – Это длилось недолго.

– Черт, не думал, что я настолько ужасен.

– Нет. В смысле, меня начало тошнить, и мы остановились.

Потирая щеку, Олли кивает. Он выглядит слишком сосредоточенным, словно пытается заставить память работать и восстановить всю картину целиком.

– Можешь ответить честно, – голос Оливера звучит приглушенно. – Я тогда… Во время секса я сделал тебе больно?

– Это было… Не знаю, не так приятно, как я представляла. Но я слышала, что первый секс не бывает хорошим.

– Черт возьми, – стонет Олли, крепче сжимая руль. – Нет, Мик, это не так, я облажался. Чертовски сильно облажался! Даже не знаю, хорошо или плохо, что я не помню этого.

– А еще ты назвал меня «Констанс», – говорю я, глядя на свои сцепленные на коленях пальцы.

Олли выражается так отборно, что такое не пропустила бы ни одна цензура в мире. Ударив ладонью по рулю, он сворачивает на обочину.

Тяжело дыша, Оливер откидывается на спинку сиденья и накрывает ладонями лицо.

– Какой же я мудак!

– Мы оба были слишком пьяны. Ты был разбит и чувствовал себя уязвимым, а я была ослеплена желанием быть с тобой. Нужно было молчать о своих чувствах, тогда ничего бы не произошло. Я ведь знала, что ты любишь другую, поэтому не понимаю, как проигнорировала сигнальные сирены в собственной голове. Я запустила этот механизм, Олли. Это уже произошло. Как я уже сказала, меня больше разбило то, что произошло на следующий день. Ты бросил меня, наплевав на годы дружбы. Будто я не стою даже того, чтобы попытаться спасти нас. Легче выбросить и забыть.

Оливер отводит ладони от лица, но еще какое-то время не решается посмотреть на меня. Когда он поворачивает голову, я вижу в его глазах столько сожаления, что у меня в горле появляется ком. Кажется, после произошедшего мы еще ни разу так открыто не смотрели друг на друга.

– Ты когда-нибудь сможешь простить меня, Мик?

– Я… – Раскрыв губы, пожимаю плечами. – Понятия не имею, как ответить на этот вопрос сейчас. Такого уровня драмы у нас еще не было. Клянусь, я бы очень хотела, чтобы все было как раньше, но не знаю, сколько времени потребуется на это нам обоим. Ты хоть сам представляешь, что мы сейчас идем в Кесадилью, едим такос с двойной порцией сыра, смеемся и не чувствуем неловкости?

Усмехнувшись, Олли поджимает губы.

– Слабо представляю. Но я не могу потерять тебя, Микки, потерять нашу дружбу. Все вокруг против меня, но мне некого винить, кроме себя самого. – Прикусив губу, Оливер барабанит пальцами по колену. – Слушай, возможно это ужасно прозвучит, и ты меня пошлешь, но ты можешь поговорить с Джейком?

– О чем? Чтобы научил тебя не путать имена девушек в постели?

– Микки. – Щеки Олли краснеют, и на мгновение он прикрывает веки. – Мне не вернуться в группу, пока Джейк не даст парням отмашку. Мы всегда говорили, что личное будем разделять с творчеством, но не выходит. Дело даже уже не в группе, я не могу проводить время со своими друзьями. Можешь попросить его, чтобы хотя бы попробовал выслушать меня? Потому что на одну мою реплику он в ответ выливает тонну сарказма.

Как бы я не злилась, я не могу отказать в этой просьбе Оливеру. По себе знаю каково это, когда тебе не с кем поговорить, посмеяться и просто забыться. В одиночку сложно справляться с проблемами, а у Олли их не меньше, чем у меня. Мы натворили дел, а из-за этой ситуации страдает и наше окружение, группа. Это неправильно и токсично.

– Не думаю, что у меня есть влияние на Джейка, но я поговорю с ним.

– Спасибо, – выдыхает Олли. – Кстати, это правда? То, что он сказал тогда Пайпер? Вы жили по соседству и знакомы с детства?

– Да.

– Так значит это ты, – усмехнувшись, Олли заводит двигатель.

– Что ты имеешь в виду?

– Север.

– Что? – Пытаясь скрыть волнение в голосе, я ерзаю на сиденье.

– Когда мы думали над названием группы, Джейк предложил «Норд», нам сразу понравилось – первые буквы наших имен, подходило идеально. Только потом он как-то обмолвился, что это удачное совпадение с буквами, потому что изначально концепция была другой. Он сказал, что его собственные мысли напоминают ему стрелку компаса – всегда сводятся к одному направлению – к девочке из прошлого, с которой он дружил и в которую был влюблен. Ты была его севером, Мик, и, судя по тому, что у меня разбит нос, ты все еще им остаешься.