Двойной контроль - Сент-Обин Эдвард

– Мой вчерашний пациент, очень умный малый, купил книгу «Шизофрения: краткое введение» [7], опубликованную в «Оксфорд юниверсити пресс» и написанную не одним, а двумя профессорами, потому что хотел понять свое заболевание. И вот что он получил в награду за свое старание. – Мартин раскрыл тоненькую зеленую книжицу на странице, заложенной обрывком бумажной салфетки. (Оливия понимающе улыбнулась Лиззи – Мартин оседлал своего конька). – Вот это, – продолжил он, – проверка интеллектуального развития: за три минуты пациенту требуется назвать как можно больше животных.

«Ошибки пациентов с бедностью речи и действий носили характер упущений. Эти пациенты часто не отвечали в течение отпущенного промежутка времени. Например, при проверке спонтанной речи один пациент смог назвать только трех животных за три минуты. Он прокомментировал это так: „Единственно, кого я могу придумать, – это осел“. Напротив, ошибки, связанные с синдромом дезорганизации, были ошибками отбора, то есть пациенты не могли удержаться от неправильных ответов. Например, другой пациент при выполнении задачи на спонтанную речь произнес такую последовательность слов: „страус, утка, лебедь, озеро, лох-несское чудовище, бекон…“ В этом примере слово „озеро“ тесно связано со словом „лебедь“, но не должно тут стоять, потому что не служит названием животного. Слово „бекон“ здесь тоже не подходит, и трудно понять, почему пациент его выбрал, но это необъяснимое сочетание слов типично для несвязной речи, которая иногда наблюдается при шизофрении…».

– «Необъяснимое сочетание слов»! – воскликнул Мартин. – «Осел»! Может быть, пациент считал ослом проверяющего, который заставил его проходить тест на стадии психоза, а может, самого себя или кого-то из родных, этого уже не узнать, но это же явная попытка коммуницирования! Как озеро превратилось в Лох-Несс, тоже вполне очевидно. И конечно же, ум такого пациента порождает чудовищ, реальных или вымышленных, вот как лох-несское чудовище. Может быть, он считает себя чудовищем, потому что ест бекон, плоть живого существа, или ему религия запрещает есть свинину, или сам он ощущает себя мертвой плотью. Это нам неизвестно, но это попытка коммуницирования, которое можно расшифровать, если хорошенько постараться.

– Разумеется, ты прав, дорогой, – сказала Лиззи, – но гораздо проще прописать им нейролептики.

– То есть поступить как осел.

– Люси, а как у тебя дела? – спросила Лиззи.

– Не очень хорошо, – ответила Люси. – Вчера мне сделали томограмму, а сегодня утром сообщили результат.

– Боже мой, – ахнул Мартин, – а я тут витийствую! Что тебе говорят?

– К сожалению, не могу сказать, что результаты моего скана были истолкованы так же неверно, как результаты этих проверок интеллектуального развития. У меня обнаружили опухоль головного мозга.

После этого Карры окружили Люси заботой и лаской – щедро, но разумно, в меру. Лиззи сказала, что рассматривать данную ситуацию с позиции психотерапевта она не станет, поскольку они давние и добрые друзья, но готова порекомендовать Люси подходящего коллегу, если ей понадобится профессиональная помощь. Люси вкратце описала характер Хантера, и все согласились, что его лучше пока не извещать о состоянии ее здоровья, чтобы спокойно провести все запланированные для него встречи.

Именно это Люси твердо удерживала в уме, когда приехала в аэропорт Фарнборо встречать босса. Она ждала, пытаясь внушить себе энтузиазм на время приезда Хантера. Вскоре на летном поле появился Хантер, в розовой рубашке, джинсах, ковбойских сапогах и, несмотря на прохладное утро, с коричневой замшевой курткой, небрежно закинутой за плечо. Высокий рост – шесть футов четыре дюйма, – широкие плечи и квадратный подбородок придавали ему весьма импозантный вид. На его паспорт едва взглянули, чемодан погрузили в багажник, Хантер с Люси уселись на заднее сиденье автомобиля и отправились в Оксфорд.

– Помнится, ты говорил, что когда-то здесь жил, – с напускной бодростью сказала Люси.

– Люси, запомни, я – человек, который живет настоящим, – ответил Хантер, – довольно напряженным настоящим в данный момент времени, но я ни в коем случае не блуждаю по тропам воспоминаний.

– Воспоминания можно рассматривать с позиций настоящего, – сказала Люси. – Они не машина времени.

– Совершенно верно. Впрочем, я слыхал, что некоторые ухитряются отправиться в прошлое на печенюшке мадлен, но французы уже запатентовали эту свою низкотехнологичную машину времени [8], и она движется не туда, куда нужно. Я намерен путешествовать только в одном направлении – в будущее.

– Как ни досадно, другого выбора у нас нет, – вздохнула Люси.

– Пока нет. – Хантер неожиданно рассмеялся. – Как бы то ни было, я очень рад, Люси, что ты у нас в команде. Ты должна подобрать для меня беспроигрышные проекты и защитить меня от шарлатанов и мошенников. Я не желаю быть гражданином Кейном от научно-исследовательского финансирования, не хочу арендовать оперный театр для своей безголосой и бесталанной жены, которая будет гарцевать по сцене под насмешки истинных ценителей оперы [9].

– Разумеется, – кивнула Люси, решив пропускать речи Хантера мимо ушей, время от времени соглашаясь с его словами; в сущности, Хантер был очень ординарным человеком, который все время жаждал подтверждения своей правоты, так что гораздо проще было поддакивать ему из ненадежного укрытия под обломками.

До самого Оксфорда Хантер без остановки говорил. Время от времени Люси улыбалась, строила изумленную гримаску или делала одобрительное замечание. Хантер иногда был любезен, иногда без причины раздражался, но его слова и поведение не шли ни в какое сравнение с ужасом ситуации, в которой оказалась Люси. Однако же ей смутно хотелось, чтобы ему понравились организованные для него встречи.

Первым делом им предстоял деловой завтрак с Уильямом Мурхедом. Мурхед был проверенным союзником и партнером и, несмотря на его замечание: «По-моему, „деловой“ и „завтрак“ – слова, которые ни в коем случае нельзя употреблять в одном предложении», естественно, согласился на встречу. Поначалу Хантер держался очень добродушно, но когда Мурхед заявил, что причины, по которым «ЭвГенетика» еще не приносит дохода, будут понятны лишь тому, кто «обзаведется еще как минимум двумя учеными степенями в области биохимии», то общий тон встречи резко переменился.

– Знаешь, Билл, – заявил Хантер, – на нашей планете развелось так много профессоров, что, если бы я запустил денежный метеор в их огород, они повалились бы на колени и вознесли хвалу за то, что благодаря мне их детям не придется есть собачьи консервы на ужин, но я выбрал тебя из-за уверений Сола, что ты тот самый человек, который предоставит нам базу данных, позволяющую создать великолепную компанию. И что в итоге? Ты пользуешься любым случаем, чтобы подвергнуть сомнению мои умственные способности. Уясни себе, профессор, я купил половину твоей долбаной компании! Так что не пинай покровителя, Билл. И вообще, почитай контракт. Ты не хотел, чтобы у меня в руках оказалось больше пятидесяти процентов акций, но я, будучи генеральным директором «Дигитас», полностью контролирую «ЭвГенетику» и, поскольку ты не способен извлечь деньги из данных, препоручаю Люси руководство компанией. – После этого Хантер несколько успокоился и заговорил мягко, с пугающей точностью воспроизводя аристократический английский акцент: – Итак, если хочешь дожидаться, пока твои издатели выплатят тебе следующий «транш» жалких грошей, – их флаг тебе в руки. А если хочешь получить мой флаг, – продолжил он своим нормальным голосом, жестом потребовав у официанта счет, – то научись гребаным хорошим манерам!

– Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали! – возмутился Мурхед.

– В каком смысле «не потерплю»? Ты только что стерпел. Или в твоих академиях логике не обучают? – Хантер захохотал и хлопнул Мурхеда по спине. – Разумеется, ты можешь перекупить у меня акции, но для этого тебе придется продать свой Малый Сортир, или как там называется твоя игрушечная усадьба в Котсуолде. Выплаченный государству акцизный сбор, конечно же, не вернешь, да и крышу ты разобрал, так что домик пока выглядит хреново, а супруга все время проводит с декораторами, компенсирует постыдные десятилетия твоей супружеской неверности. А потому давай, умник, делай компанию прибыльной.