Моя сумма рерум - Мартин Ида

— Мой друг это, — раздраженно пояснила Зоя.

— А чего он в шкафу делает?

— Тебя не касается. Уходи.

От нелепости ситуации мне стало смешно.

— Нет, а чего он ржет? — мужик снова требовательно встряхнул меня. — Чё ты ржешь?

— Думал, Зоина мама пришла и убьет за то, что толчемся возле ребенка. А теперь представил, что она сделает, если сейчас вернется и застанет возле кроватки нас всех. Ещё и в обуви.

Я покосился на его ноги. Он тоже посмотрел на свои стоптанные ботинки.

— Ладно, внизу обожду.

Как только дверь за ним захлопнулась, Лёха с Тифоном выбрались из-под дивана и тут же от смеха на него и повалились.

— Ой, не могу, — всхлипывал Лёха. — Ну ты, Никитос, даешь!

— Даже я бы этого козла так идеально не выпроводил, — признался Тифон.

— Спасибо, Никита, — по-мужски пожимая мне руку, сказала Зоя.

Я кивнул, и кажется, покраснел, глядя на её тонкие сильные пальцы в своей ладони.

— Кто он?

Она поморщилась:

— Материн брат. За деньгами вечно приходит. Как бабушка умерла, так теперь и тянет из матери жилы. Свою долю от квартиры требует. А та квартира в новостройке, её второй год в эксплуатацию сдать не могут. Так бы мы её продали и рассчитались с ним.

— А мужик чего её? Ну, от которого ребёнок, — Тифон нахмурился.

— Приходит иногда. Бывает, дня два-три живет здесь.

— Здесь? — Лёха с удивлением обвел взглядом комнату. — Ну, вы даете.

— Мы с Ниной на кухне спим.

— А чё он на твоей матери не женится? — прицепился Трифонов.

Зоя неопределенно пожала плечами.

— Я в их дела не лезу. Но теперь они до Нового года на даче будут. А может, и всю зиму. Там отопление есть.

— Очередной инфантил, — категорично резюмировал Тифон. — Гоните его в шею.

— Никого мы гнать не собираемся, — возмутилась Зоя. — Толик хороший человек, добрый и мать очень любит.

— Если бы любил, давно с этим вашим Дядей Геной разобрался.

— Слушай, Трифонов, хватит уже всех своими мерками мерить. Есть вещи, которые силой не решаются. Но что делать, если денег пока нет? Я сказала маме, что мы с Ниной работать пойдем, а она только раскричалась, что запрещает нам бросать школу. У неё просто сейчас заказов совсем мало. Последние шторы неделю назад отдала.

Тифон слушал, иронично нахмурившись и как-то полуприкалываясь кивал, словно она какую-то чепуху говорит. Потом ни с того ни с сего разулыбался:

— А ты, Зой, за лето выросла. Разговариваешь почти как взрослая. Я по тебе скучал.

И тут они устроили такие гляделки, что я сразу сник. Похоже, всё-таки зря обнадеживался.

На улице на лавочке сидел этот Дядя Гена и что-то писал в телефоне. На нас даже головы не поднял.

Отошли немного в сторону, и Тифон притормозил.

— Может, пора вломить ему? — спросил он Лёху спокойным будничным тоном. — Второй год покоя им не дает. А то она возьмет из-за него ещё правда школу бросит. Ишь, работать собралась. Хорошо, хоть у матери её голова на плечах.

— А чего такого? — пожал плечами Лёха. — Вообще-то это нормально. Если денег нет, люди работать идут.

— Ты чё дурак? — Тифон застыл. — Куда ей работать? Ей семнадцать.

— И что?

— Что она будет делать? В шашлычной столики протирать?

В первый раз за день выражение Лёхиного лица сделалось скучным и утомленным. Разговор ему явно не нравился.

— Я на Зойкиного дядьку не полезу.

— А я тебе и не предлагал. Только совета спросил.

— Считай, ты его получил.

— Иди в задницу.

— Сам иди.

Последние слова Лёха сказал уже в спину Тифону.

— Они встречаются? — осторожно спросил я, когда Трифонов отошел на приличное расстояние.

— Кто? Зойка с Тифоном? — Криворотов сделал пару затяжек, точно обдумывая вопрос. — Зойка ни с кем не встречается. Она наш друг. Кореш. Но всё равно, если собираешься подкатить, то сразу выбрось это из головы. Тиф к ней и на пушечный выстрел никого не подпустит. Все в округе про это знают, никто не суется. Но ты новенький, так что я просто предупредил.

А когда я уже возвращался домой и слушал музыку, всё думал, что люди, вон, в какой тесноте живут, а я своим, видите ли, в трешке помешал.

========== Глава 6 ==========

Когда мне исполнилось восемь, родители уже развелись. И все вокруг меня жалели: и учительница в школе, и руководители кружков, и мамины с папой друзья, и соседи.

То и дело у себя за спиной я слышал разговоры о том, что мальчику нельзя расти без отца, и что отныне «нормальным мужиком» мне не стать. Звучало, как смертельный диагноз, который тайком от умирающего сообщают его родственникам.

Поначалу подобные темы озадачивали, потому что я не знал, о чем вообще речь. Папа никогда не делал из меня «мужика». Он просто был одним из двух самых важных людей в моей жизни. Читал мне книжки, шутил, смотрел со мной Джетикс, собирал Лего, возил в кружки и, когда мама отворачивалась, забирал из моей тарелки вареную морковь, потому что я не люблю овощи.

Но поскольку все взрослые твердили одно и то же, а оснований, чтобы им не верить у восьмилетнего меня не было, пришлось принять свою потенциальную ущербность по факту, и незамедлительно начать себя жалеть. Впрочем, это оказалось очень удобной фичей. На бабушку действовало безотказно, а маму, стоило ей немного захандрить, моментально выводило из состояния уныния. Я подходил, обнимал и говорил, что мне тоже грустно. Она сразу переставала плакать, целовала меня и, пообещав, что у нас всё будет хорошо, сама начинала в это верить.

Однако папы мне действительно недоставало. Но не так, как все об этом говорили.

Для них я был ребенок «без отца», а мне просто очень сильно хотелось к нему. Подержать за руку, пощекотаться воскресным утром ещё лёжа в постели, почувствовать запах его туалетной воды и просто услышать голос: «Никитка — рогатая улитка».

В то время мама очень старалась, чтобы я как можно меньше думал об этом. Носилась со мной круглосуточно — двадцать четыре на семь. Школа, кружки, секции, вечерний киносеанс, книжки перед сном. Ну и параллельно со всем этим турагентство. Ругалась часто, была нервная, но когда дела по работе удачно складывались, мы с ней отлично развлекались. Пекли фигурное печенье, лепили из светящегося пластилина модель Солнечной системы, играли в крестики-нолики цветной пастелью на белой кухонной плитке, делали из старых носков кукол и устраивали кукольный театр. А ещё она могла ни с того ни с сего взять и заказать нам суши или горячую пиццу. И мы ели и смотрели какой-нибудь классный фильм.

Помню, как-то раз на Новый год под утро, после того, как все гости ушли, я обнаружил её спящую в кресле. Голова откинута, волосы растрепаны, и в них застряли конфетти, тушь под глазами размазалась, рука свесилась с подлокотника. Я посмотрел, посмотрел и вдруг понял, как ужасно сильно я её люблю. Так сильно, что даже словами не выразить. Будить было жалко, но я не сдержался, обнял крепко-крепко, а когда она сонно улыбнулась, сказал, что никогда в жизни её не брошу, и она ответила, что никогда не бросит меня. Тогда я был счастлив.

А потом, я уже был в шестом классе, у неё случилась депрессия. Две недели из дома не выходила, лежала просто в постели и всё. Телефон отключила и комп не открывала. Я перепугался не на шутку и позвонил всем, кому мог: её подругам, папе и бабушке.

Папа пришел, посидел, сказал, что Аллочка договорится насчет врача и уехал. Бабушка отдельно от него приезжала, привезла две трехлитровые банки сливового компота, апельсинов для «радости» и зависла у нас на три дня. Помыла окна, разобрала гардероб и налепила пельменей. А после её отъезда заявились тётя Надя, та, которая Стерва, и тётя Алиса с тётей Ирой. Они всю ночь пили вино на кухне, жаловались друг другу на жизнь и плакали.

Отлично помню, как тётя Надя сказала маме, что она совсем не думает о себе, и что ей нужно устраивать личную жизнь, потому что время уходит, я скоро вырасту, уйду от неё, и она останется одна. Очень хотелось выйти и сказать, что я всё слышал, и что тёте Наде завидно, потому что у мамы хоть сын есть, а у неё никого. Но потом вспомнил, что она недаром Стерва, и ей на мои слова наплевать. Однако тётя Алиса и тётя Ира её поддержали, и стали убеждать маму в том, что она чересчур со мной носится, тогда как я «взрослый парень», и мне самому будет лучше, если она станет реалисткой и поймет, что я никакой не гений, а обычный человек. А ей нужно больше отдыхать и радоваться жизни, иначе, зачем вообще вся эта работа нужна.