Сибирский папа - Терентьева Наталия

– Нет, не политики. Жизни на Земле. Да, интересуют. А что тут удивительного? Понимаешь…

– Что ты замялась?

Я замялась, потому что чуть не сказала «папа». Но ведь он мне не папа. Мой папа, которого я люблю, который меня вырастил и на которого я очень похожа – Вадюша, Вадик, Вадим Игоревич. А этот человек, этот мой отец… Нет, права была мама. Мне и теперь тяжело, непонятно. А если бы пришлось вот так метаться в младенчестве, в детстве, из которого я с таким трудом выхожу… не без помощи Кащея, в том числе… Он будит во мне совершенно взрослые чувства и желания… Только вчера вечером он обмолвился, как будто ненароком, я даже подумала, что ослышалась: «Разве ты не поняла, что я появился в твоей жизни, чтобы сделать тебя взрослой?» «В каком смысле?» – хотела спросить я и не спросила. Постеснялась. Побоялась, что он ответит.

– Ну что ты? – Отец попробовал приобнять меня.

Я чуть отстранилась – не потому что мне было это неприятно. Нет, от смущения.

– Что ты хотела сказать?

– Я хотела сказать, что не могу жить и не думать, что будет после меня. И не могу не думать о том, что происходит сейчас в других странах, на других континентах… – Я замолчала, потому что услышала, как странно это звучит. Но ведь это правда!

– Тебя родители научили этому? – спокойно и дружелюбно спросил отец.

– Нет, – покачала я головой. – То есть… Я не знаю. Они говорят иногда о чем-то большом и далеком, но чаще о своих задачах. Они всегда целиком поглощены тем, что делают сегодня.

– Они вместе работают над одной темой? – удивился отец. – Валя же биолог, а Вадим – физик, насколько я помню.

– Да, но у них тема межпредметная. Они вместе работают, да.

– Не надоели друг другу? – усмехнулся отец, что-то промелькнуло в этой усмешке… Ревность? Неужели можно ревновать человека, с которым расстался почти двадцать лет назад? Наверное, можно, если это тот человек с тобой расстался, а ты – нет. По крайней мере, не сразу.

– Нет. Они… – Я помедлила. Имею ли я право рассказывать ему о своих родителях? И всё же продолжила: – …любят друг друга. На самом деле. Существуют, как один организм.

– А ты – отдельно? Или ты тоже часть этого организма?

– Если бы я была частью, я бы сюда не приехала. Точнее, не стала бы встречаться с тобой.

Отец покачал головой, растирая пальцами виски:

– Остра ты на язык.

Я пожала плечами.

– Бывают острее. Я, например, не матерюсь.

– При чем тут мат? – хмыкнул он и все-таки обнял меня. – Я даже не мог предположить, какая ты…

– Какая? Чудная?

– Нет. Почему? Удивительная. Целая Вселенная. А я жил и не знал, какая ты.

– Я тоже не знала, какой ты. Хочу узнать, пока здесь.

– Оставайся, не уезжай после конференции, у тебя же каникулы.

Я промолчала. Я не знаю. Я рада, что он это предложил, но я не знаю. Я еще не решила, пойду ли я к нему домой. Кажется, я не готова знакомиться с его женой. Не то чтобы мне больно или как-то неприятно – просто я не знаю, нужно ли мне это. Это какое-то бесконечное усложнение всего.

– И все-таки, скажи мне, – спросил отец, внимательно глядя на меня, – что тобой руководит, зачем ты занимаешься экологией и… э-э-э… как это назвать? Слово «политика» тебе не нравится…

– Зачем – не знаю. Но не заниматься не могу.

– Вот вы хотели организовать мировое правительство. Зачем тебе это?

– Я не могу жить, не думая.

– Смотря о чем думать! – усмехнулся отец.

– Когда я начинаю думать – я всегда упираюсь в то, что человечество стоит на грани Третьей мировой войны и, скорее всего, гибели всего живого. Если начнется война, всё погибнет. И от нас не останется ничего, как не осталось ничего от тех цивилизаций, которые были до нас. Несколько каменных сооружений непонятного назначения, воронки, разбросанные глыбы камней, смутные мифы… Сотни и тысячи лет прошли, пока возродилось новое человечество из нескольких оставшихся людей… И они не смогли сохранить историю. Не умели писать, не знали, как сохранить это знание.

– Или сохранили и спрятали, – улыбнулся отец. – Я тоже люблю всякие мифы и эзотерику. Как ты хорошо говоришь, Машенька!

– Я не думаю, что это мифы и эзотерика, как ты выражаешься, – сказала я, пропустив комплимент мимо ушей. – И меня больше интересует не история, а сегодняшний день. Я ходила в прошлом году на межфакультетский спецкурс, его читал профессор, доктор наук, преподающий историю Китая. Он рассказывал о тех археологических фактах и письменных свидетельствах того, что история наша гораздо древнее и совершенно не такая, как принято считать. Для меня это абсолютный факт, и я думаю не о том, что было. А о том, что будет. Поэтому занимаюсь экологией. А не потому, что мне нравится читать о том, как утилизовать мусор, сколько свалок сейчас на Земле, чем вреден газ, выделяемый свалками, или о том, сколько оружия скопилось в разных странах, что с ним делать, – ведь нельзя же им всем воспользоваться. Для этого каждый человек на Земле должен взять в руки какое-нибудь смертоносное оружие и начать стрелять, взрывать, распространять ядовитый газ…

– Ясно… – Отец смотрел на меня с таким изумлением, как будто я неожиданно перешла на китайский. – Удивительно. Спасибо за лекцию. И это моя дочь. Приехала из далекой Москвы в нашу сибирскую тайгу и открыла мне глаза. Так что там с мировым правительством? Ты в него записалась?

– Очень смешно. – Я нахмурилась. Это вообще-то не предмет для насмешек. – Спасибо тебе, что ты меня вызволил. А как ты узнал, что я здесь?

– Я понял, что ты слишком долго не звонишь, подъехал к парку, там уже всех разогнали, восстановилась мирная жизнь. Две пожилые женщины рассказали мне, что каких-то молодых людей, активистов, поливали водой и потом забрали в отделение. Там, кстати, оставалось несколько человек, они показали мне видео, я видел, как ты стояла молча, рядом с каким-то высоким парнем, лицо такое… гм… на коня похож немножко… – Отец вопросительно взглянул на меня, но я комментировать не стала. – Ну, я позвонил кому надо, узнал, что вас отвезли на соседнюю улицу. И приехал. – Отец улыбнулся. – Дальше дело было за малым.

– Бизнес, который срастается с властными и криминальными структурами?

– Вроде того, – ухмыльнулся он. – Как назвать. В принципе, мы просто хорошие друзья. А некоторые из нас, поверь, даже вполне хорошие люди.

– Ты, мэр, начальник полиции, прокурор и крыша?

– Смело и глупо, – отец положил ладонь мне на щеку. – «Крыша»!.. Какая ты еще маленькая… Даром что студентка МГУ. Да… Ну, Валя, конечно… Что-то мне, знаешь, время от времени сегодня становится плохо, дыхания как будто не хватает… От мыслей, бывает ведь так. Двадцать лет прошло, не вернешь.

– Что будет остальным ребятам? – решила я перевести разговор на более понятную и важную на сегодня тему. – Не иностранцам и не тем, за кем приехали друзья мэра и крыши?

– Нет теперь никакой крыши, всё по-другому. Крыши все остались в прошлом, Машенька. Все крыши теперь сами дворцами стали, стены и фундамент нарастили. Так-то. А с ребятами вашими, думаю, всё обойдется. Вы же особенно ничего не нарушали. Если бы не петарды и не громкие крики, вообще не было бы оснований забирать. А так – нарушение общественного порядка. Но уже пошло все в сеть, телевизионщики рвутся с вопросами, аж из Москвы вылетели, уже в небе…

Я хмыкнула.

– Да-да, я тебе серьезно говорю. Сели на первый же рейс и полетели. Летят сюжет делать для вечернего выпуска, будут вас ловить, вопросы задавать, как и что было, потому что видеоматериала хватает, не удержишь, люди снимают и выкладывают в сеть. А мэр не хочет никаких осложнений, там попали иностранцы, поэтому сейчас проведут воспитательно-ознакомительную беседу – ознакомят с правилами пребывания в нашей цивилизованной стране – и выпустят всех. На митинги нужно разрешение, а петарды пускать там, где дети маленькие гуляют и бабушки голубей кормят, – не нужно. А тебя кто-то конкретно интересует? Кого выпустить надо? Того, кто рядом с тобой стоял?