Волчье счастье (СИ) - Коньетти Паоло

На вершине Валнера посвистывали сурки. У заводи он увидел коров этого болвана. Они пили воду. Это были годовалые или двухлетние телки, которые не давали молока, и их оставляли на пастбище весь август и сентябрь, так что они становились полудикими. Сперва они были кроткими и боязливыми и трепетали, едва завидев человека. Спустя месяц они дичали, начинали упрямиться и набирались строптивости. Санторсо насчитал тринадцать коров. Наверное, во время грозы стадо разбежалось. По пологому склону он поднялся на пастбище с жухлой травой; с другой стороны нагорья склон был крутой, с уступами, именно по нему несколько лет назад сошли лавины, а до этого под лавиной погибли дома у подножия. Сейчас дома были похожи на раскрытые перевернутые зонтики. Здесь с ним произошел несчастный случай, но, вернувшись сюда, Санторсо не почувствовал ровным счетом ничего. У него было ощущение, словно он упал с лестницы.

Он пришел на место, где потерял тогда лыжи, и принялся искать их: одну он нашел, она была целая, но полоски тюленьей кожи порвались в клочья, зато крепления не пострадали. Другая лыжа свалилась у него с ноги и наверняка теперь где-нибудь внизу склона. Он подошел к краю нагорья и посмотрел вниз.

Боже неправый, громко сказал он.

Внизу он увидел девять коров — точнее, их останки и полчища ворон. Одна из коров лежала среди камней, скатившихся во время оползня, и была изувечена. Их съели наполовину, и то, что осталось, клевали птицы, сгрудившись над вывернутыми животами. На коровах остались ошейники с бубенцами и желтые метки на ушах, некоторые лежали на спинах, ногами кверху, с высунутыми языками. Даже мертвые они казались неуклюжими и совсем неуместными здесь, в этом краю серн и коз. И волков тоже.

Молодых волков, подумал Санторсо. Только молодые волки убивают ради забавы, матерые — только от голода. Коров убил не волк-одиночка, но целая стая, которая разбила стадо, погнала часть коров к крутому обрыву, с которого они упали. Преследуя коров, они кусали их за животы и вымя, это была легкая добыча, охота на животных, которые не могли ни защитить себя, ни убежать от преследователей, на домашний скот в диком лесу. Волки наверняка забавлялись, как сумасброды, потом пировали до отвала и ушли в какое-нибудь укромное место переваривать еду.

Вертолету придется сделать несколько заходов, чтобы убрать следы этого разбоя, однако Санторсо не спешил звонить в лесничество. Они смеялись четыре раза, когда отбирали у него ружье, так ведь? Ну и черт с ними. Около одной из коров он увидел свою лыжу, она упала и осталась под лавиной. Хватаясь за пучки жесткой травы, Санторсо медленно спустился по той же ложбине, по которой тогда скатился вниз вместе с потоком камней. Он надеялся на силу своих рук, и руки не подвели. Вороны вспорхнули в воздух, возмущенные тем, что он прервал их пир.

32. Яблоки

Сильвия поняла, что прибыла на место, увидев в окно поезда фруктовые деревья, кусты винограда и фабрику за оградой. За облупленной, шершавой желтой оградой. Здесь ее дед проработал всю жизнь, а отец — до тех пор, пока производство не переместилось за границу. После того как фабрика закрылась, он написал на стене: «Прощай, катись ко всем чертям, но жди меня», — возможно, послание было адресовано не фабрике, а возлюбленной, которая ездила на поезде и могла прочесть надпись. Сильвия чувствовала, что возвращается домой. Она сняла наушники, и песня, которую она слушала, оборвалась.

Вот я и приехала, сказала она юноше, сидевшему рядом с ней.

Тогда пока.

Спасибо за музыку.

Не за что.

Сильвия достала с полки рюкзак, прошла между сидений и вышла вместе с толпой. Ее поразила мягкость сентябрьского вечера, она смотрела на людей в босоножках и в платьях на тонких бретельках, а ведь только несколько часов назад у нее под ногами был снег. Сперва она хотела спуститься с ледника пешком, прощаясь с ним постепенно, но в то утро прилетел вертолет, чтобы забрать альпинистов, и Дюфур был в том расположении духа, когда спорить с ним бесполезно. Сезон заканчивался. Он сказал Сильвии и Арианне: «Садитесь в вертолет со следующей партией туристов», — и десять минут спустя Сильвия уже была на посадочной площадке фуникулера. В один миг ледник исчез, и у нее возникло ощущение, словно это мошенничество и его украли. Они с Арианной обменялись номерами телефона и почти что пообещали друг другу отправиться куда-нибудь вместе весной.

Путешественница на Крайний Север шла от станции и на каждом перекрестке напоминала себе: осторожно, светофор. Горит красный, разве не видишь? А эти полоски — пешеходный переход. Теперь приютом для нее стал рюкзак за плечами, а лучшими друзьями — ноги в ботинках. Там, наверху, эти ноги овладели особым искусством, в котором в ход идут пальцы, пятки, лодыжки, своды стоп, и научились ловить равновесие на скалах и на льду, а теперь, оказавшись на асфальте, превратились в куда менее эффективное средство передвижения, чем колеса. Вот и знакомый квартал. Два бара на площади, скамейки, уличные зеваки, которые пили белое вино и «Кампари», центр для молодежи, где Сильвия несколько лет подряд билась над тем, чтобы сделать свой квартал хоть немного лучше. Пришло новое начальство, в центре многое переменилось. Где же цветы в этом мире льда? Наверное, они все-таки там есть.

Что собираешься делать осенью, Пятница?

Еду в Непал, там как раз сезон трекинга, а потом побуду немного с семьей. А ты?

Кажется, я тоже возвращаюсь домой.

Сильвия приехала домой, она чувствовала, что готова вернуться после своего побега в горы, — казалось, она пробыла там очень долго. Нужно было сказать Фаусто, что прежде, чем двигаться вперед и переходить к новому этапу жизни, нужно вернуться назад, иначе навечно останешься беглянкой. Вот палаццо, балконы, внутренние дворики, вотдирект-боксы, к которым запрещают прикасаться детям, и остовы велосипедов без шин, и пакеты с мусором. И вот путешественница на Крайний Север, перед которой развернулось все ее детство, и само детство, удивленное этой встрече.

Сильвия, дорогая! — крикнула со второго этажа женщина, которая развешивала белье.

Привет, Мелина.

Сто лет тебя на видела. Ты вернулась?

Да, ненадолго.

Где ты была с этим рюкзаком?

В горах.

Прохладно там, наверное.

Довольно прохладно, да.

Передашь от меня привет отцу?

Конечно.

Сильвия не стала садиться в лифт и поднялась пешком на шестой этаж, на последнюю вершину, которую она покорила в этом году. Шестой этаж, сто двадцать ступенек, семнадцать метров в высоту. За лето ноги стали сильными, и было жаль терять форму. Сильвия стояла перед квартирой — теперь здесь живет ее отец. В голове вертелись мысли о Фелике, о горбатых хребтах и леднике. Вспоминалось, как Фаусто говорил: а теперь попробуй-ка отличить воду Роны от воды По. Сильвия хотела, чтобы эти воспоминания придали ей сил и решимости, которые теперь так нужны. Она позвонила в дверь, завела волосы за ухо и улыбнулась, глядя в глазок, как улыбаются девушки в кабинках, где делают фото на документы.

33. Картофель

Фаусто мучила бессонница, он должен был принять решение. Слушая, как дождь тихо постукивает по крыше, он закрыл глаза и ненадолго уснул, но на рассвете снова стал ворочаться в кровати, потом встал и подбросил в печь хвороста. За окном тонко моросил дождь, лес был окутан облаками, и из-за низкого давления кухня наполнилась дымом-. Спустя полчаса он снова подошел к окну и сквозь просветы в облаках увидел снег. Вот он, снег. Сентябрьский снег опускался на землю на высоте две тысячи метров, скоро он растает под лучами солнца. Фаусто стал вспоминать последний весенний снегопад — кажется, он был в начале июня, чуть больше трех месяцев назад. Все в точности так, как говорил Санторсо: три месяца холода, девять месяцев мороза. Закончилось время прогулок, подумал Фаусто, и наступает время топить печь, набираться мудрости и строить планы на зиму. Он решил спуститься в долину и заехать в филиал банка.