Волчье счастье (СИ) - Коньетти Паоло

35. Древесина

В октябре лес пылал желтыми лиственницами и красными мухоморами. Пьянящие ароматы лета почти выветрились, их заглушили запахи грибов, мха и уснувших трав. Спиленные стволы были аккуратно сложены, промерены и пронумерованы, каждый штабель — пять кубических метров, номер штабеля написан на самом толстом стволе. Штабелей было больше двухсот, однако на торг пришли только шесть человек. Среди них был фермер, чьих коров задрали волки. Он разговаривал с лесничим.

Если они напали на меня, объясни-ка, почему я не могу напасть на них?

Они напали не на тебя, а на твой скот.

Это одно и то же, разницы нет.

Разница есть. Вдобавок закон придумал не я. Волки — охраняемый редкий вид. Ущерб тебе возместят, вот и вся история.

Возместят! Да этих денег разве что на кофе хватит!

Не кипятись, дело совсем не в волках.

В девять объявили начало торгов. Первый штабель никто не купил. Второй и третий тоже. Начальная цена за штабель была сто евро. Кто-нибудь хочет купить четвертый номер? В первых тридцати или сорока штабелях была сосна, которую никто не хотел покупать. Кривые смолистые стволы с толстой корой явно уступали лиственнице, которая гораздо лучше годилась для топки печей. Поэтому номера штабелей долго выкрикивали впустую.

У Фаусто возникло ощущение, будто он снова проживает те летние дни. На нем была тяжелая куртка — трудно поверить, что здесь, в горах, еще недавно было тепло. Трудно поверить в те жаркие беспечные июльские дни: костер и еда на открытом воздухе, липкие от смолы руки, лисы, которые подкрадывались к картошке, опилки в волосах. «Привет, шеф!» А потом он спешил к Сильвии на «Квинтино Селла». На предложения купить древесину пока никто не откликался. Кто-нибудь готов предложить начальную сумму за штабель номер сорок два? Номер сорок четыре? Целое лето работы, и теперь за несколько кубометров древесины люди не хотят заплатить даже двадцать евро.

Ну и как ты назовешь его? — спросил Санторсо. — «Боже неправый»?

Нет, что ты. Название останется прежнее — «Пир Бабетты».

Даже без Бабетты?

Я стану Бабеттой.

Твоя девушка будет работать с тобой?

Фаусто поддел ногой сорванный гриб, который лежал шляпкой вниз. Непонятно, зачем тогда срывать его. На днях он звонил Сильвии, но разговор сложился совсем не так, как он ожидал.

Если ей захочется.

Почему ей может не захотеться?

Разве поймешь, что хочется другому человеку.

Это точно.

Очередь дошла до штабелей, сложенных у дороги, — они вызвали у покупателей больший интерес. Кто-нибудь готов вступить в торг за пятьдесят седьмой номер? Я, отозвался один из фермеров. Кто предложит цену повыше? Никто. Это не был настоящий торг по всем правилам, поскольку все уже договорились, кому какая древесина достанется. Каждый купил по исходной цене по пять кубометров, сложенных там, где к ним удобнее всего подъехать на тракторе. Санторсо выбрал те стволы, которые были сложены выше остальных, на солнце — там росли молодые лиственницы с плотной красной древесиной, — а Фаусто взял сто восьмой штабель, потому что ему понравился номер.

Санторсо заметил, что он выглядит грустным. Только один берешь?

Да.

Купи еще четыре.

На что они мне?

Распилишь, и будет отлично. Я помогу тебе. Вот нам и работа будет, пока зима не пришла.

Что ж, ладно.

Фаусто купил пять штабелей — от сто восьмого до сто двенадцатого. От осознания того, что он теперь владеет древесиной, у него возникло странное ощущение — пусть даже это не были деревья, а просто спиленные стволы. Ему выдали документ, который он должен был предъявить в управлении коммуны при оплате, и торг закончился. Более ста шестидесяти штабелей остались не распроданы. Весной их заберет за гроши какая-нибудь крупная фирма.

36. Лиственницы

Не знаю, хочу ли я еще одну зиму работать официанткой и разносить еду лыжникам, сказала она. Ты ведь говорил мне совсем о другом.

И все же это хоть какая-то работа.

Чтобы делать хоть что-то, я могу пить пиво в баре здесь неподалеку.

Это не Фонтана Фредда.

Пойми, я ничем не связана с Фонтана Фредда.

А со мной?

Сильвия не ответила. Всего лишь месяц назад она покинула горы, и ее голос звучал так, будто она была совсем далеко. Когда-то Фаусто заметил, что, когда находишься в горах, образ мыслей становится иным по сравнению с тем, который владеет тобой, когда ты не в горах. Если ты далеко от гор, реальность сводится к общим представлениям: лес, дома, поля, реки, животные и люди выстраиваются в треугольник, на вершине которого — снег, все как на картинах Хокусаи, где изображена гора Фудзи.

Я хочу немного побыть с отцом, сказала Сильвия.

Понимаю.

Как там сейчас?

Тишина. Знаешь ту печаль, которую приносит с собой осень? Уже не слышно, как позвякивают колокольчики на шеях у коров.

Что делают в октябре в Фонтана Фредда?

Заготавливают дрова. Надеются, что родник не пересохнет. Копают картошку. На днях я помогал Джемме, мы выкопали два фунта.

Кто такая Джемма?

Моя соседка. Ты разве не помнишь ее?

Нет, пожалуй.

Так и есть: Фонтана Фредда быстро выветривалась из ее памяти. Они поговорили еще о ресторане, о том, кого нужно нанять на работу и когда открывать его. Сильвия сказала, что подумает об этом потом.

Могу приехать на две недели на Рождество. Я не обязана проводить там всю зиму. Приеду ненадолго и помогу тебе.

Хорошо.

Не обижайся.

Ну что ты.

Что ты будешь готовить сегодня вечером?

Не люблю готовить для себя одного. Наверное, сварю пару яиц.

Ты славный.

Ты тоже.

Фаусто повесил трубку. Он стоял на балконе и, когда разговор закончился, почувствовал, как сильно скучает по ее голосу. Вглядевшись в лес, он заметил, что раскидистые ветви лиственниц начали желтеть. Лиственницы — это деревья Фонтана Фредда, деревья солнца, ветра, полуденных часов, но они не любили мороз и, едва почуяв его, сразу засыпали. Невозмутимые, спокойные ели стояли зелеными и не растрачивали энергию. Два дерева, растущих бок о бок, и две разные жизненные стратегии в зимнюю пору. Первыми желтели лиственницы, сломанные ударом молнии, пострадавшие от обвала камней или от подкопа, в результате которого повредились корни. Через несколько дней весь лес станет желтым и красным и погрузится в глубокий сон, а темно-зеленые ели по-прежнему будут неусыпно следить за ним.

Фаусто где-то читал, что деревья, в отличие от животных, не передвигаются в другие места, стремясь к лучшей жизни. Дерево всю жизнь остается там, где упало семя, и ищет счастье, приспосабливаясь к существующим условиям. Оно преодолевает трудности, не сходя с места, а если это невозможно, оно умирает. Травоядные в поисках счастья передвигаются туда, где растет трава, в Фонтана Фредда это было ясно как день: в марте они в долине, в мае — на пастбищах на высоте тысяча метров, с наступлением августа они поднимаются еще на тысячу, а потом снова спускаются, чтобы поймать скромное осеннее счастье. Волки подчиняются менее объяснимому инстинкту. По словам Санторсо, не вполне понятно, почему они кочуют с места на место и в чем кроется причина их беспокойных перемещений. Волки приходят в долину, где добыча в изобилии, но что-то мешает им стать оседлыми, и вот они бросают благодатный край и начинают искать счастья где-то в другом месте. Им нужны новые леса, они стремятся за другую гору, преследуя запах женщины или прислушиваясь к вою стаи — или их влечет что-то другое, — и несут с собой песнь юного мира, как писал Джек Лондон.

Фаусто был не из тех, кто склонен отчаиваться. Он знал, что Сильвия все-таки приедет на Рождество. А может, еще как-нибудь в субботу или в воскресенье, чтобы помочь ему. Им нужно понять, как жить дальше — если они хотят жить вместе. Фаусто почувствовал прикосновение теплого октябрьского солнца — только не упусти его, говорил он себе, не упусти, — надел ботинки и пошел прогуляться в горы.