Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

А директор совхоза «Жамбыл», видимо, закрутился с делами и уже совершенно неприлично запаздывает за своим заказом. Черная краска на ожидающей хозяина кошевке местами сморщилась и растрескалась, а кое-где стала даже блекнуть.

Глухой Карим, как всегда, бродит по лесам да по берегу речки, время от времени расставляя там свои силки и капканы. Его старания не проходят даром: этой зимой он поймал пару зайцев, пригласил обитателей семи домов аула в гости и напоил всех свежим бульоном из зайчатины. Правда, о прошлогодней шкурке норки все еще нет вестей, но Карекен верит, что безнадежным слывет лишь шайтан, а потому всегда с нетерпением ждет почту.

Четыре дня назад Сарсен, оседлав гнедую кобылицу Кабдена, отправился в Мукур, чтобы уладить вопрос с горючим. Вернулся только вчерашней ночью.

Восемь семей, на четыре дня оставшиеся без электрического освещения, вынуждены были в темное время суток сидеть при свечах. Керосиновые лампы сохранились лишь у плотника Байгоныса и деда Метрея.

— Совсем мы избаловались, попривыкли к электрическому свету, — заметив, как суетится народ в поисках свечей, буркнул Байгоныс и смачно сплюнул. — А ведь сколько дел могли переделать в прошлом при тусклом свете масляных фитилей!

За эти четыре дня в ауле успел даже произойти ряд перемен.

Сначала вышел из берегов разделяющий аул Талды-булак, и прибывшая вода унесла единственный мост, соединявший с улицей Заречной. Из-за этого дом деда Метрея, отколовшись от остального селения, оказался на отшибе. А на следующий день Гнедого Захара Салимы, пасшегося на взгорке у окраины аула, задрал волк.

Люди особенно приуныли, услышав о последнем происшествии.

— Ой-ой-ой, что же теперь с ней будет? — переживали женщины за Салиму.

— И зачем она выпустила Захара на волю на ночь глядя, нет бы во дворе закрыть...

— Бедная, несчастная девчонка, ну надо же случиться такой беде!

— Вот что значит, когда в доме нет старших, иначе такого бы не произошло!

— Наверно, ее заставят возместить стоимость коня...

— А может, простят, учитывая молодость?

Мужчины тоже собрались вместе, в мастерской, где

Байгоныс делал сани. И на их «повестке» — эта из ряда вон выходящая ситуация.

— Волки совсем обнаглели. Не к добру это! — заговорил первым Байгоныс.

Остальные, возбужденно шумя, тут же один за другим подхватили его слова:

— С чего это серый напал на скотину по соседству с аулом?

— Видать, почуял, что у нас ружей нет...

— Не поэтому... Просто заметного, горящего, как прежде, огнями аула уже нет — лишь несколько жалких домов торчат. Правильно говорит Байеке, нас уже и волки презирают...

— А по-моему, если б был свет, хищники не посмели бы сюда приблизиться.

— Точно, думаю, их вдобавок отпугивал громкий шум сарсеновского мотора.

— Свет волков пугает, а людям ума прибавляет.

— Да, лишь бы работал наш драгоценный мотор!

— Долгой жизни Сарсену!

На следующий день, когда подошло время укладываться в постель, Байгоныс, услышавший о том, что вернулся Сарсен, прямо среди ночи отправился в дом моториста.

Сарсен, расседлав лошадь, умывшись и ополоснувшись по пояс, как раз сел за стол, чтобы выпить чаю.

— Голубчик, ну, как съездил? — спросил Байгоныс, причем не привычным издавна тоном, а с каким-то особым, умилительным вниманием к мотористу.

— Все в порядке, Байеке! — последовал ответ Сарсена. — Добрался нормально. А у вас тут, похоже, не все благополучно?.. Как же так, коня под седлом на растерзание волку отдали?

— Ничего не поделаешь, так вышло... Когда нет света, оказывается, и волки наглеют.

— Правильные слова, аксакал, — поддержал старика моторист с веселым видом. — Электричество — признак цивилизации... Когда у нас есть свет, радио и газеты с журналами, мы ничем не хуже других.

— Ты прав, Сарсен, светик ты наш...

— Однако... некоторые ведь этого не понимают... — нахмурился Сарсен, сбавив мажорный тон.

— Какой-то ты неуверенный... что случилось, впустую съездил? Неужели мы без горючего остались?

— Ситуация и того сложнее, Байеке. Не только солярку не дают, так еще твердят, будто вообще закроют, а мотор увезут.

— Как это, закроют?

— Горючее, говорят, следует экономить. Начальство оправдывается, мол, у них нет возможности содержать отдельный мотор и ставку моториста ради семи домов.

— Что, они нас за собак считают?

— Хозяйство полностью переходит на хозрасчет. Вот и твердят, дескать, не хотим терпеть убытки, сажать вас на шею как обузу.

— Да, положение и в самом деле усложнилось, — огорченно заключил Байгоныс и встал с места. — В таком случае вызовем учителя и остальное обговорим завтра вместе.

Наутро Байгоныса разбудил чей-то крик. Вышел наружу, а на том берегу речки стоит Метрей, что-то кричит и машет рукой. На этой стороне — сгорбившийся Карим.

— Сарсен приехал, свет будет? — спрашивает Метрей.

— А-а? — не может расслышать Карим.

— Свет, говорю, будет?

— Я не слышу, Метрей, скажи погромче!

— Эй, Карим, Сарсен вернулся?

— А-а? Что ты говоришь?..

— Сарсен, говорю, приехал?

— Громче — ничего не слышно.

— Сарсен... Сарсен, говорю...

— Нет, я же Карим. Метрей, ты что, не узнаешь меня?

— Говорю, Сарсен приехал? Свет сегодня будет?

— Опять ничего не слышно, да говори же громче!

«Поздороваешься с глухим — сам не рад будешь! —

подумал Байгоныс. — Похоже, Карим слышит все хуже, совсем бестолковым стал!»

Вконец устав надрывать голос, Метрей махнул рукой и, развернувшись, поплелся к себе. Карим, стоявший на этом берегу, видимо, смущенный тем обстоятельством, что так и не смог толком поговорить, сам принялся орать.

— Эй, Метрей! — остановил он криком сверстника на противоположной стороне. — Коня Салимы волк задрал!

Метрей растерянно остановился и приподнял удивленно плечи, да что ты, дескать, за ерунду мелешь...

— Я говорю, коня Салимы волк задрал.

— Когда?

— Ты же знаешь нашу почтальоншу, Салиму, вот ее коня волк и задрал.

— Когда?

— Да коня почтальонши! Ну, Гнедого Захара, которого ей власть выделила! Его и задрал...

— Когда-а-а?! — Метрей, видать, настолько рассвирепел от отчаяния быть понятым, что даже шапку сорвал с головы и швырнул оземь.

— Что это с ним? — поразился выходке Метрея стоявший на этом берегу Карим. — Как он мог забыть единственного коня Салимы?..

Метрей больше кричать не стал, поднял с земли шапку, отряхнул о колени и поволокся домой.

— Меня еще глухим называют! Метрей сам, похоже, глохнет! — буркнул Карим, обидевшись на сверстника с того берега...

Вчера Салима с опухшими от слез глазами, выпросив у Байгоныса лошадь, уехала в Мукур, сегодня к полудню вернулась, притащив с собой ветеринара. Тот оказался почти мальчишкой, только недавно окончившим институт. Составил акт на погибшее животное, заручился подписями Байгоныса и учителя Мелса да, выпив впопыхах чашку чая, уехал.

— Парень на вид очень добрый, наверно, не заставит Салиму платить! — сделала вывод матушка Дильбар.

— А если заставит, я помогу — вместе заплатим, ведь я тоже пользовался Гнедым Захаром, — с готовностью откликнулся учитель Мелс.

— Конечно, уж Салиму-то ты ни за что в обиду не дашь! — ехидно поддела мужа Зайра.

Хотя не договаривались заранее, но живущие на этой стороне речки аулчане в полном составе собрались в доме Сарсена. Пришла даже Салима, исхудавшая от переживаний по поводу погибшего коня. Всех волновал один-единственный вопрос: «Почему хотят забрать мотор?». Собрались вместе, поскольку искали ответ на этот тревожный вопрос и нуждались в поддержке друг друга.

Прежде в такое раннее время могли по случаю встретиться вместе двое-трое мужчин или три-четыре женщины, а большие сходы обычно собирались всегда ближе к вечеру. Но сейчас ничье сердце, наверно, не справилось бы с таким длительным ожиданием, ведь нынешнее дело было безотлагательным и требовало срочных мер.