Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

— Мотор собираются забрать, вы, наверное, все об этом слышали? — поинтересовался учитель Мелс.

— Мы-то слышали... А вот Метрей на том берегу до сих пор ни о чем не догадывается, — ответил Касиман.

— Не слышал, так еще узнает... Ну, что будем делать? Собравшиеся хмуро молчали.

— Подумать надо, — заметил Сарсен.

— Так думайте... Заберут мотор — не будет тока, тогда и телевизор не будет показывать. И дача тогда ни к чему... В общем, у нас многое связано со светом. Имейте это в виду!

— Говорят, летом и радиоточки отключат.

— Сарсен, дорогой, где ты об этом слышал?

— В Мукуре на радиоузле у меня есть знакомый парень, он и сказал.

— Чуял я, что так и будет, — вздохнул Байгоныс.

— «Транспорта» теперь нет, а что если и Салиме угрожает сокращение?

— Может, выделят другого коня?

— Ай, что-то я сомневаюсь...

— Как же тогда? Не будет ведь Салима пешком за почтой ходить?

— Не будет пешком, тогда... известное дело... Под предлогом отсутствия транспорта сократят место почтальона.

— Ну и дела!..

Каждый толковал о своем, стоял неумолчный гул. Лишь один глухой Карим сидел закрыв рот на замок. Пристально вглядываясь в лица говорящих, он изредка кивал головой. Судя по всему, что-то слышал, а что-то — нет.

— Все это не что иное, как способ выкурить нас отсюда! — сердито бросила Гульжамал-шешей.

— А чего они хотят — выселить нас и на этом месте пшеницу посеять? — присоединилась к обсуждению и тетушка Нуржамал.

— Захотят — посеют...

— А нас не привлекут завтра по закону, если будем вот так упрямиться? — заколебался Касиман, повернувшись к зятю.

— Такого закона нет! — ответил учитель.

— Вот как... Тогда давайте посмотрим, что дальше будет...

— Чего смотреть-то? Как заберут свет вместе с выкопанным мотором, как почту закроют, как радио выключат — что смотреть-то?! Кому нужна такая глухонемая жизнь?! Поэтому надо добиваться, чтобы мотор оставили.

— Да, Касеке, в этом и суть разговора. Мы для этого и собрались сегодня, — пояснил учитель тестю.

— Мы же не привязаны к этому месту, может, все-таки переедем? — робко предложила Зайра.

— Вообще-то, я не против такого предложения, — поддержал ее и Сарсен.

Тут в разговор, откашлявшись, вклинился Байгоныс и, обратив взгляд к мотористу, спросил:

— Сарсен, дорогой, куда ты клонишь, куда делась твоя твердость?.. Скажи честно, уж не сам ли ты положил начало всем этим беспорядкам?

— Упаси Аллах, Байеке! — подскочил Сарсен как ошпаренный. — Вы же сами свидетели, что в Мукур я поехал за соляркой. Неужто я настолько подл, чтоб самому себе беду кликать?!.. Если уж у вас возникли такие подозрения, так и быть... беру свои последние слова обратно.

— Наш Сарсен не мог так поступить! — защищая мужа, прибежала из кухни Алипа.

Байгоныс поднял руку, давая всем знак успокоиться.

— В таком случае предлагаю подождать несколько дней и все хорошенько обдумать, — сказал он. — Вернетесь домой, посоветуетесь между собой, а завтра-послезавтра выскажете окончательное решение, идет? К тому времени и паводок спадет, так что мы и мнение Метрея узнаем.

— Он все-таки русский, наверно, неправильно без него решать такое сложное дело, — поддержал Касиман.

— Верно говорит... Когда очень нужно, даже на плешивой голове можно найти вошь. Чем больше человек будут держать совет, тем лучше.

— Иногда и наш Карим говорит верные слова, подсказывает правильное решение, — вспомнил Касиман. — Почему бы нам не выслушать и его?

— Тьфу ты! — недовольно буркнула Нуржамал, надув губы. — Что за привычка из клячи иноходца делать?!

Обиженный ворчаньем Нуржамал, Касиман сделал ей замечание:

— Говорят, человек предусмотрительный и старье бережет, а народ ценит людей умудренных. Не изолируйте понапрасну Карима!

— Вы только что и «старье», и «мудреца» в одном лице нашли...

Байгоныс расплылся в улыбке. Дильбар с Нуржамал рассмеялись.

В то мгновение, когда собравшиеся уперлись в очередной тупик, в голову учителя Мелса, как всегда неожиданно, пришла удачная идея.

— Уважаемые сородичи! — обрадованно начал он. Неторопливо снял очки и сразу выпалил: — Давайте не будем собираться послезавтра, как предложил Байекен, а встретимся на день позже в нашем доме, чтобы отведать наурыз-коже.

— Надо же, оказывается, и Наурыз уже на носу! — воскликнула одна из женщин.

— Да мы же не привыкли в календарь заглядывать... Сегодня вообще какое число?

— Сегодня, родимые, восемнадцатое марта, — выразительно произнес Мелс. — То есть сегодня — день Парижской коммуны. Так что мы через три дня можем собраться у нас в день нашего великого традиционного весеннего праздника... Согласны?

— Согласны...

— Как не согласиться-то...

— Таким образом, двадцать первого марта в семь часов вечера вас будет ждать наурыз-коже, приготовленное Зайрой из двадцати одного вида продуктов.

— Он говорит, из двадцати одного вида?

— Так и сказал, из двадцати одного...

— Разве наурыз-коже готовят не из семи продуктов?

— Так это не коже — это бурда какая-то!

— Что бы ни было, увидим и попробуем, когда придем...

Собравшиеся остановились на этом решении. Отведав ароматного, крепкого чаю с молоком, предложенного Алипой, разошлись потихоньку по домам.

* * *

Три дня весной — это, оказывается, довольно приличный отрезок времени. За эти три дня спал паводок, и вода ушла под вскрывшийся лед. Солнечные склоны освободились от снега, земля начала подсыхать, а северные склоны местами запестрели проталинами. Принадлежащий аулчанам скот вышел пастись на волю, перейдя на свежий зеленый рацион.

Живущие на той стороне речки дед Метрей и матушка Пелагея смогли наконец ступить на этот берег, радуясь воссоединению с земляками.

Маленький аул, как и вся природа, проснувшись вместе с весной, засуетился, приноравливаясь к летнему ритму жизни.

В прежние времена с приходом весны люди, окрыленные какими-то надеждами, с радостным нетерпением ожидали благоденствия, которое обычно сулит лето. В этом году подобных настроений и в помине не было... У жителей семи домов предстоящее лето, похоже, вызывало больше сомнений, чем надежд.

Трое суток подряд аул опять оставался без электрического света, вечеруя при сумеречном огне свеч и керосинок.

Глухой Карим, до которого новости всегда доходили позже всех, еще не зная, отчего нет света, приплелся в один из дней к Сарсену, возившемуся з этот момент с ремонтом мотора.

— Милый, почему так долго света нет? — спросил он.

— Солярка кончилась, Кареке!

-А-а?

— Солярки, говорю, нет.

— Солярки?.. Это что, керосин, что ли?

— Один из его видов.

-А-а?

— Да, керосин.

— А почему его нет?

— Не выделили...

-А-а? —

— Говорю, не дали нам его,

— А кто не дает?

— Начальство...

— Сарсен, светик мой, говори громче, а то дед твой день ото дня все хуже слышит.

— В общем, так, Кареке! — сказал, не выдержав, Сарсен, бросил свой гаечный ключ и встал с места. — Вон, видите? — закричал он, указывая на перепачканную черными подтеками тару в углу. — В этой бочке только наполовину солярки. Я нарочно берегу ее до Наурыза. После праздника — все, капут, прощай, свет! Нет больше ничего!

Сарсен сделал губы трубочкой, подставил в виде рупора ладонь к уху старика и прокричал:

— Солярка — это керосин. Завтра — в Наурыз — свет будет! А теперь не мешайте, возвращайтесь домой!

— А-а, спасибо, милый! — ответил Карим, довольный словами «свет будет», и поволокся своей дорогой.

Хотя Сарсен дал обещание Кариму, на этот раз сдержать свое слово он не сумел.

Накануне праздника Наурыз, двадцать первого марта, впервые в этом году прогремел гром. Следом заморосил частый дождь.

Когда пошел дождь, ближе к полудню, в аул, волоча за собой сани, въехал красный трактор. Оказалось, он прибыл из Мукура. На сани погрузили сарсеновский мотор и, не задерживаясь, тут же уехали обратно.