Такая вот любовь - Ньюберри Мартин Синтия

Анджелина почувствовала, как у нее защипало глаза, и начала ходить по веранде из конца в конец, словно измеряя ее длину шагами для какой‑то надобности. Она наблюдала, как ее тень все растет и растет, а потом врезалась в нее. И еще раз. «Остановись, – приказала себе Анджелина. – Успокойся».

Она сдвинула ноги и опустила руки. Расслабила плечи и сделала выдох. «Что? – спросила она себя. – Что?»

Гогот Анджелина услышала еще до того, как поняла, откуда он доносится. Не хаотичные крики стаи, а перемежаемые паузами одиночные трубные звуки, которые всё приближались. А потом появился он. Не привычный клин, а один-единственный канадский гусь, запоздало спешивший на юг. Он принимал все более четкие очертания, становился больше и больше, и Анджелине чудилось, будто птица направляется прямо к ней. Когда гусь взмыл повыше, Анджелина вместо страха и паники ощутила подъем, а когда забрал левее, изогнулась, провожая его взглядом. Наконец гусь очутился над домом.

Анджелина развернулась и устремила взор на таинственные дымчато-голубые дали. Ее жизнь – не фильм, где дверь в нее саму открывается только на девять дней, а затем навсегда захлопывается. Она способна вырваться в мир, как и этот гусь.

«Смотри туда, где хочешь очутиться, – всплыло в ее памяти. – Руки следуют за взглядом».

И, вглядевшись пристальнее, чем прежде, Анджелина увидела волнистый край непрерывной цепи гор, черневший на фоне белого неба. Она задумалась о том, что там, в пространстве между ней и далеким хребтом. А еще ей пришло в голову, что порой то, что стоит у тебя на пути, находится не впереди, а позади тебя. Она резко обернулась.

Кухня. Стол. Кабинет. Дом.

Анджелина уставилась на ржавую дверь – дверь эта не просто находилась перед ней, а перекрывала ей путь – и взялась за потускневшую ручку, наблюдая, как запястье поворачивается вправо. Потянула на себя. Очутившись в доме, устремилась к задней двери, распахнула и, переведя маленький латунный фиксатор на доводчике, зафиксировала ее в открытом положении. И ощутила, как улетучивается спертый воздух. В воздушном потоке протянула руку через порог, за угол, чтобы поднять гаражные ворота. На кухне обеими руками, словно раздвигая портьеры, раскрыла обе дверцы кухонного шкафа. Вынула из ящика ключ и отперла буфет и кладовку с фарфором из столовой. Рывком распахнула массивную входную дверь, так что та врезалась в стену. Поднявшись наверх, снова резче, чем требовалось, открыла дверь в «телефонную кабинку». Двери в комнаты дочерей: одну, вторую, третью. До упора отодвинула дверцу шкафа-купе, после чего, ни на секунду не задержавшись, сбежала по лестнице на первый этаж, обогнула перила… И замерла перед дверью в подвал.

Дверь была массивная и прочная, с темными волнистыми узорами на мореной древесине, кружками от сучков, трещинами. Пальцы Анджелины, начав с полированной петли, прошлись вверх-вниз по гладкой поверхности, по всем выступам, а потом обратно, и скользнули к потертой латунной ручке, беззвучно умолявшей прикоснуться и к ней.

Глава 29

Когда Уилл вошел в дом через заднюю дверь с пакетом из «Бест бай», кофе из «Тихого дома» и парой жениных туфель, обнаруженных посреди гаража, Анджелина, одетая в черно-белый тренировочный костюм, мельком взглянула в его сторону и улыбнулась. Потом взяла упаковку яиц, открыла ее и начала перекладывать яйца в холодильник.

– Куда мне убрать твои туфли? – спросил он.

– Оставь прямо тут, у двери.

Уилл поставил туфли носками друг к другу под вешалкой. Затем подошел к стоявшей перед холодильником Анджелине и поцеловал ее в сухие губы. Его пакет, зажатый их телами, смялся, он не закрыл глаза, она – закрыла. Уилл вообразил, как разбивает яйца о тело жены и втирает яркий желток в ее груди.

– Сейчас вернусь, – проговорил он.

Тяжело ступая, Уилл поднялся в спальню. Ни единого вопроса о том, что в пакете и где он был! И на сей раз он не собирался ничего объяснять. Пускай сама спросит.

В спальне Уилл распаковал новый круглый будильник с двумя звонками, которые помогла установить Стелла. Отключил старые квадратные часы, на которые больше не мог полагаться. А другие когда‑нибудь у него были, а? Он включил новый будильник, и на экране, как по волшебству, возникли большие синие цифры – правильное время, а вверху день недели: «СР».

– Разве не круто, что он просто автоматически знает точное время? – спросила Стелла. – Я включаю его в сеть, и он показывает то, что есть на самом деле! Итак, как я уже говорила, вы можете установить один будильник на будние дни, а другой на выходные. – Она выжидающе посмотрела на Уилла.

– Так, в будние – на семь, – сказал он, откашлявшись.

Стелла нажала кнопку сбоку.

– Интересно, а во сколько встаете по выходным вы? – как бы невзначай поинтересовался Уилл. Стелла покосилась на него. – Мне‑то поставьте на девять.

– На девять, – повторила девушка. – Боже, хотела бы я дрыхнуть до девяти.

Перед этим Уилл трижды менял свой выбор, чтобы снова увидеть, как у Стеллы задирается рубашка, обнажая сначала кожу, а потом – ту ложбинку между ягодицами, которую ему так хотелось погладить. Пришлось даже засунуть руки в карманы. Юная Стелла с перекинутыми на грудь косами показала ему, как подключать к часам айпод. Потом Уилл кашлянул, прогоняя видение: она лежит в постели рядом с ним. Теперь, сидя на кровати, он снова закашлял: маленький круглый предмет, который Стелла недавно держала в руках, стоял на его прикроватном столике. Уилл встал, подтянул штаны и бросил неуклюжий старый будильник в коричневый бумажный пакет, предназначенный для вещей, которые можно сдать в благотворительный магазин, и вернул его в недра шкафа-купе. Затем спустился до самого низа, обогнув перила, как Рик, и не обращая внимания на звуки, доносившиеся из кухни.

В мастерской Уилл снял с полки семь ящичков и выстроил их в ряд, как дни недели, один за другим, на краю верстака. Его посетила надежда, что, увидев их стоящими в одном ряду, а не на двух полках, он поймет, зачем, черт возьми, смастерил семь совершенно одинаковых изделий. Он оседлал стул, точно лошадь. Или Стеллу.

И снова закашлял.

Лучи послеполуденного солнца упали на ящичек номер пять. Уилл обнял спинку стула руками и положил на нее подбородок.

Одинаковые, абсолютно одинаковые. До чего же он скучный! Правда, вспомнил Уилл (как он умудрился забыть?), в одном из ящичков лежит Стеллина розовая резинка для волос. Что ж, может, не такой и скучный. Он надавил на спинку стула. Стелла.

Уилл покосился на пустое место, где раньше стоял стол для Кары. Над ним, в кабинете, раздались шаги Анджелины. В приметы и прочую мистику он не верил, и все же чудилось, будто ящички пытаются сообщить ему что‑то важное. Раз за разом делать одно и то же – с чего бы? Уилл уставился на ящички, думая о пустом пространстве внутри шести и розовом кружке, лежащем на дне седьмого.

Одно он знал наверняка.

Ему больше не хочется мастерить ящички.

Глава 30

Усаживаясь в машину и направляясь к Люси в предпоследний раз, Анджелина думала о Джоне Милтоне. И с той поры, как он преградил ей путь и она решилась соприкоснуться с его мощным телом, это происходило не впервые. Конечно, ей не следовало предаваться подобного рода мыслям. Он слишком молод. По сравнению с ней. И, что куда важнее, после обручения с Уиллом Анджелина думала подобным образом только о нем. И никаких интрижек она не искала, а только свободы и пустоты. Ладно, дело не в пустоте.

Возле магазина «Севен-элевен» с его знаменитым мусорным баком Анджелина начала высматривать красный грузовик Джона Милтона. А подъехав к трейлерам, обнаружила, что один из них исчез. Как странно, что она никогда не спрашивала Люси, кто живет в двух других. И никогда не видела никого поблизости. Вообще‑то не странно. Все посещавшие ее соображения немедленно улетучивались, едва она доходила от машины до трейлера Люси.