В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине

– И с курьером из службы доставки.

– Нет, он оставлял посылку у ворот. Я… я вообще-то не очень любила людей. Пока не появилась ты.

У второй Касси перехватило дыхание. «Скажи, – мысленно умоляла она. – Скажи, что я тебе нравлюсь. Что я в любое время могу зайти к тебе в гости. Что ты хочешь быть моей Обой».

– Милая, все довольно запутанно, – сказала Коба. – Не знаю, может, это взаимность, потому что ты открыла мне свое сердце. Или, может, потому что ты появилась в моей жизни как раз в тот момент, когда я оказалась готова с кем-то поговорить, рассказать кому-то свою историю. Может. – она запнулась. – Еще раз прошу, давай обсудим это не по телефону. Пожалуйста.

– Ладно, я заеду. Спички и шампунь.

– Спасибо тебе.

Касси уже убрала телефон от уха и собиралась нажать отбой, когда услышала:

– Я буду очень тебя ждать…

Впервые она почувствовала, что не особенно торопится в поместье Борхерхоф. Тонкий внутренний голосок шептал, что Коба только усложняет ей жизнь, что не стоит возлагать на нее какие-то надежды. Она закрывала кассу дольше обычного и закатывала тележки, двигаясь как в замедленной съемке. Даже Стру, который считал, что быстро с работы уходят только плохие работники, заметил, что она как-то уж слишком медлительна.

– Ты что, наркотиками накачалась? – спросил он, подняв брови так высоко, что они почти коснулись его жидких волос.

– Хватит быть таким… – начала она, но остановилась. – Нет, конечно, не переживайте.

– Если хоть раз замечу, что ты куришь эту дрянь, то вылетишь отсюда.

– Я этим не занимаюсь.

Видя, как он подозрительно наблюдает за ней, Касси спешно закончила работу.

– Это еще что? – Стру указал пальцем на ее распухший рюкзак.

– Я кое-что купила, домой.

– Если можно, пожалуйста, покажи чек.

Больше всего ей сейчас хотелось открыть шампунь прямо у него над головой, но она снова сдержалась.

– Да, конечно.

– А бутылка?

– Она не отсюда.

Стру хмыкнул и что-то пробормотал, внимательно изучив чек и убедившись, что все в порядке.

– Увидимся в субботу, менейер.

– Хм.

На выходе она чуть не врезалась в Хидде. Тот в панике отскочил назад.

Касси принялась извиняться:

– Прости, иду, ничего не вижу, извини…

– Да, – сказал он, нервно переминаясь с ноги на ногу и покачиваясь. Посмотрел на часы на церковной башне и добавил: – Уже пора начинать, мне надо в магазин.

– Да, извини, мне тоже уже пора. Хорошо тебе поработать!

– Да, – кивнул он и ушел.

Она повесила рюкзак за спину и медленно пошла за велосипедом.

Черт, снова эта морось.

Коба сидела в комнате с картиной.

Касси показалось, что теперь в доме царила строгая, чинная атмосфера. Возможно, это объяснялось интонацией, с которой Коба сказала «Я здесь», или было связано с ее улыбкой (которая как будто лишилась искренности), или с ее отсутствующим взглядом – точно Касси не знала. Может, она вообще все это придумала и эта натянутость была внутри нее, а не вокруг. Одно она знала наверняка: надо быть начеку. Настолько же, насколько она была осторожна, когда впервые оказалась в большой комнате, лежа в тачке, которую везла Коба.

Коба не встала, не вышла ее встретить. Почему? Было неясно. И она сидела на другом стуле. Маленьком стульчике на резных фигурных ножках, стоявшем у стола. Почему там? И почему на столе лежат… карты? Или это фотографии?

Касси показалось, что Коба похожа на гадалку или прорицательницу, неподвижная, углубленная в свои мысли, за столом с тремя рядами фотографий (теперь она могла их рассмотреть). Цыганка с седыми курчавыми волосами. Ее голос тоже звучал как-то иначе. Тише, протяжнее, с каким-то трепетом.

– Хочу тебе кое-что показать, – сказала Коба, похлопав по лежащей рядом подушке и приглашая Касси сесть.

– А куда положить спички с шампунем?

– Ой, оставь их там, на столике.

– Хорошо. Чек будет рядом.

– Прекрасно.

– Еще я привезла скипидар.

– Что? А, отлично. Сядешь рядышком?

«Даже спасибо не сказала, – с досадой подумала Касси. – И зачем я за ним заезжала в хозяйственный?» Но она промолчала, встала коленями на высокую подушку и устроилась рядом, как просила Коба.

На столе лежало шестнадцать фотографий: два ряда по пять и в одном шесть. Они были разного размера. Некоторые – с белой рамкой, которая немного пожелтела от времени, какие-то фотографии выгорели, как будто долго лежали на солнце. Два снимка были черно-белыми.

Прежде чем начать свой рассказ, Коба еще раз оглядела фотографии. Касси видела, как ее взгляд передвигался слева направо и сверху вниз.

– Я хочу тебе рассказать, куда я на несколько лет уезжала из этого города, – наконец проговорила женщина. – Ты первая, кому это рассказываю. Об этом знали только мои родители. И тетушки, разумеется, но про них позже.

Она взяла со стола фотографию, долго и внимательно рассматривала ее, затем дала Касси:

– Да уж, в тюрьме. Ну, взгляни, вот она, моя тюрьма.

Касси увидела высокий дом, сложенный из больших неровных камней, рядом – тропинку, которая вела куда-то вниз. В доме были маленькие окна с деревянными ставнями, над дверью значился год: 1815. Возле дома цвел белый розовый куст. В дальнем конце широкая и высокая дверь доставала почти до карниза крыши. Крыша была покрыта красно-коричневой черепицей, а над двумя большими трубами поднимались едва различимые завитки дыма. За домом открывался вид на гору, поросшую густым лесом.

Коба подвинула к ней другую фотографию:

– А это я. Как ты догадываешься, мне иногда можно было выходить на улицу.

Это был тот же дом, только теперь перед ним стояла девушка или, скорее, молодая женщина. На ней было белое платье, она серьезно смотрела в камеру. Рыжие волосы будто светились, наверное, из-за солнца; дом отбрасывал лиловатые тени на лужайку перед входом.

– Значит это… не здесь? – Касси посмотрела на Кобу. – И это не тюрьма?

– Да, ты дважды права. Это во Франции, точнее, в Лотарингии. На старой ферме. Смотри, через эту дверь раньше провозили сено. За ней – огромный амбар.

На третьем снимке, который Коба показала Касси, были две пожилые женщины, снова на фоне этого дома: одна маленькая и кругленькая, другая, наоборот, высокая и поджарая. У последней были седые коротко стриженные волосы, и она походила на мужчину, причем не очень дружелюбного: она поджимала губы и смотрела как-то угрюмо. Первая же выглядела довольно мило и напоминала Кобу: та же улыбка, те же кудрявые седые волосы, такой же маленький круглый носик.

– Тетушки, – объяснила Коба, – Лоис и Элизабет, папины сестры. Элизабет – старшая, на четыре года старше Лоис.

– И Лоис была добрее.

– Да, это точно. Лоис была чудесной, Элизабет – невыносимой. Стерва – так бы вы ее сейчас назвали.

Коба медленно и задумчиво кивнула.

– Стерва, – повторила она. – Бедная Лоис. Всю жизнь в ледяной тени собственной сестры. Всего я прожила в этом кошмаре шесть лет, шесть долгих лет.

Она несколько раз тяжело и глубоко вздохнула. Когда снова заговорила, ее голос звучал иначе, она старалась говорить весело и непринужденно.

– Может, мы сначала поужинаем? У меня в духовке рагу, как раз пора выключать. Могу заварить чаю, если хочешь.

Касси посмотрела на ряды фотографий.

– А эти снимки? Это ведь не вся история?

– Нет, что ты, конечно, нет. Но я могу… – Коба пожала плечами. – Я хотела сказать, что это первый раз, когда я кому-то все это рассказываю. Много лет я мечтала забыть об этом, пыталась подавить все воспоминания, похоронить их. Пожалуйста, можно я буду рассказывать не торопясь?

Касси попыталась изобразить безразличие:

– Без проблем, тогда давайте ужинать.

Они пошли на кухню. Подвешенные кролики куда-то делись. Уж не они ли тушились в черной кастрюле? Касси на секунду засомневалась, но рагу пахло восхитительно. Она вдруг поняла, что хочет есть.

Они сели ужинать в комнате, Касси – на большой диван, Коба – на маленький стульчик. Между ними на столе лежали фотографии. Касси не могла оторвать от них взгляда.