Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

Джойс явился в лавку день или два спустя, и Сильвия с торжествующей улыбкой вручила ему гранки.

— Ну разве они не великолепны?

В те дни у него сильно слезились глаза, но Сильвия могла бы поклясться, что в этот момент они затуманились слезами еще больше.

— Мое, мое, — тихо повторял он, ласково перелистывая гранки.

— Вы же хотите забрать их домой, как я полагаю? Убедиться, что все правильно?

Листы с типографским текстом так заворожили Джойса, что он только через минуту-другую смог сосредоточиться на вопросе Сильвии. Наконец он прокашлялся и ответил:

— Да, спасибо.

Вечер выдался теплый, и Сильвия решила выкурить сигаретку на крыльце лавки. Джойс присоединился к ней, и оба принялись разглядывать прохожих на улице Дюпюитрена.

— Как у нас сегодня с Леопольдами? — спросил он.

— Пока ни одного.

То было одно из их любимых развлечений, Сильвия с Джойсом уже множество раз играли так на пороге лавки и в уличных кафе на перекрестке: они высматривали в потоке прохожих тех, кто внешне напоминал Леопольда Блума, Стивена Дедала, Герти Макдауэлл и прочих персонажей «Улисса». И поскольку Джойс нигде не описывал своих героев в общепринятой манере, в игре они полагались скорее на собственные впечатления и облик незнакомцев. Стивены виделись им в целом молодыми, голодными и напряженными, точно сжатая пружина; Леопольды — ближе к среднему возрасту, более апатичные и упитанные; в Герти годились уверенные в себе девушки, которые не смущались тем, что их рассматривают, а могли и сами бросить дерзкий взгляд в ответ.

— Сегодня по дороге сюда мне возле école^[93] попался очень подходящий Леопольд в некогда пристойном, но теперь чуть потрепанном пальто, он шел, похлопывая себя по ноге свернутой газетой.

— Видели вы ясеневые трости у кого-нибудь еще в Париже? Я все жду, когда они войдут в моду.

— Моя дорогая мисс Бич, некоторые пристрастия чересчур уникальны, чтобы их перенимала толпа.

Она захихикала, но вдруг затаила дыхание.

— Взгляните-ка! Вон Молли Блум.

Джойс перевел взгляд туда, куда указывала Сильвия, на рослую женщину с пышными, напоминающими гитару формами; она шла вниз по улице, и — только представьте! — за ее ухом в прядях длинных каштановых волос алела роза.

— Господи, и идет со стороны театра. Возможно, она оперная дива?

— Не иначе.

— Доброе предзнаменование. — Джойс обожал оперу. С Моцартом и Розетти он был знаком так же хорошо, как с Гомером и Теннисоном.

— Очень доброе, — согласилась Сильвия, когда женщина прошествовала мимо них к восьмому дому, едва ли взглянув в их сторону, но оставляя за собой шлейф терпких духов с нотами розы. — Кстати, о добрых знаках: мы с Адриенной получили уже двадцать ответов на письма с предложением подписаться на «Улисса», и это помимо той дюжины, что удалось собрать среди наших любимых клиентов в Париже. И знаете, все в предвкушении, всем хочется поскорее прочитать ваш роман целиком. Включая и Уильяма Батлера Йейтса.

Одна мысль, что она самолично пошлет произведение Джеймса Джойса писателям вроде Йейтса, заставляла Сильвию трепетать.

— Вообще-то, с учетом такого количества откликов на подписку, я не удивлюсь, если нам сразу же потребуется второй тираж.

Они решили первым тиражом напечатать тысячу экземпляров, из них сотню на лучшей голландской бумаге и с автографом автора, по цене 350 франков, еще полторы сотни на хлопковом верже д'Аркез, по 250 франков, а остальной тираж — на обычной бумаге, по 150 франков. Все книги будут в бумажной обложке, которой методом литографии придадут синий цвет, в точности как у греческого флага, — во всяком случае, таков был план. Сильвии с Морисом Дарантьером еще предстояло подобрать краску нужного оттенка.

— А от Шоу что-нибудь слышно?

— Пока нет, но уверена, что он откликнется.

Сильвия не очень понимала, почему Джойса так волнует реакция Джорджа Бернарда Шоу на личное письмо и просьбу о подписке; он вообще не желал, чтобы они обращались к великому драматургу, его же соотечественнику, но Сильвия настояла.

— Он недолюбливает меня, — еще тогда предупреждал Джойс.

— Уверена, он не допустит, чтобы его антипатия влияла на покупку книги.

— Хотите пари? Если он отзовется и будет любезен или выразит желание купить роман, вы выиграли, и с меня обед в ресторане «Максим». Если же он промолчит или выкажет истинные недобрые чувства ко мне, тогда обед с вас.

— Я принимаю ваши условия.

Они скрепили пари рукопожатием.

— Я уже прямо чувствую вкус черепахового супа, — ухмыльнулся Джойс.

Пока они ожидали ответа от Шоу, он проводил время за правкой гранок из Дижона. Спустя несколько дней он вернул в «Шекспира и компанию» вычитанные страницы, все исчерканные каракулями, отметками и крестами, перечеркивавшими целые абзацы.

Когда-то белоснежная, хрустящая бумага под руками писателя стала серой и мягкой. У Сильвии упало сердце.

— Господи, надеюсь, он сможет внести все правки, — только и вымолвила она.

— Я в этом просто уверен. Я и в «Портрет» вносил правки на стадии набора.

И все же Сильвия чувствовала, что должна лично переговорить с Морисом. Он и так сделал ей огромное одолжение, согласившись печатать роман наудачу, даже не попросив никакой платы вперед.

— Ты должна угостить его отличным обедом, — посоветовала Адриенна.

— Мне сейчас только и не хватало, что новых расходов.

Пока от клиентов не поступили деньги за роман, Сильвии не на что было устраивать обеды.

— А оно бы стоило того. Морис обожает хорошую кухню и хорошие вина. Я знаю одно подходящее местечко в Дижоне.

— Ты же поедешь со мной?

Адриенна цокнула языком, затем нежно поцеловала Сильвию.

— Ну конечно.

Всю дорогу в поезде Сильвия нервничала и не выпускала из рук сигарету, прикуривая одну от другой, но, как ни претило ей, что пальцы пропитываются табачным дымом, остановиться не могла. Когда они посреди грохота и лязга типографских машин предстали перед высоким жилистым печатником с набриолиненными иссиня-черными волосами, у Сильвии во рту стало сухо, как в пустыне. Морис приветствовал Адриенну как старого доброго друга, крепко обняв ее и дважды расцеловав в обе щеки; щекам Сильвии, которую печатник видел всего второй раз, досталось по одному поцелую. При их первой встрече несколько месяцев назад, когда Сильвия объяснила, что ему предстоит печатать запрещенный в Соединенных Штатах роман, его глаза озорно загорелись и, к ее великому облегчению, он подытожил:

— Значит, работка предстоит интересная, non? Bon. Меня американскими судами не напугаешь.

Сегодня он встретил их словами:

— Чему я обязан удовольствием лицезреть двух моих любимых libraires rebelles?^[94]

— В «Пти кошон» по-прежнему подают лучший бёф бургиньон Франции? — поинтересовалась Адриенна.

— А как же, но на мой вкус их coq au vin^[95] уже превзошел его.

— Тогда закажем и то и другое.

Говядина по-бургундски и петух в вине были великолепны, но Сильвия от волнения не могла впихнуть в себя ни кусочка. Наконец она отважилась показать Дарантьеру страницы.

Тот посмотрел на них, нахмурившись.

— Вы поступили очень мудро, что заказали бордо, — проворчал он.

— Мы и сами понимаем, какой это неподъемный труд, и нам ужасно стыдно просить вас внести в набор столько правок, — виновато заворковала Адриенна, а Сильвию затопила благодарность к подруге за ее долгую тесную дружбу с печатником. — Но Джойс, попросту говоря, гений. И его книга прославится. И вы прославитесь вместе с ней как человек, которому хватило мужества и таланта ее напечатать.

Дарантьер внимательно изучил каждый лист, сохраняя на лице угрюмое выражение. Наконец он отложил гранки и заметил:

— Если так пойдет и дальше, стоимость печати возрастет.

— Насколько? — спросила Адриенна. Они с Сильвией уже обсуждали неизбежное удорожание типографских работ и даже наметили предел дополнительных затрат, которые смогли бы выдержать скудные финансы Сильвии.