Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

«Спасибо тебе, Господи, что есть Адриенна», — думала Сильвия, пока та умело вела торг с печатником. Ей не потребовалось много времени, чтобы договориться о приемлемой сумме, и Сильвию наконец стало отпускать напряжение; правда, знаменитый петух в вине к тому моменту безнадежно остыл.

Лучшие передышки от работы над «Улиссом» она получала благодаря Эрнесту и Хэдли Хемингуэям. Оба теперь регулярно посещали «Шекспира и компанию», и чуть ли не первым делом Эрнест убедил Сильвию с Адриенной сходить вместе с ними на боксерский матч в квартале Менильмонтан. Сильвия никогда еще там не бывала, и, когда в безопасном вагоне метро Адриенна на ухо шепнула ей, что они едут в бедный рабочий район, где полно спортсменов и всякого хулиганья, Сильвия ощутила сладкую дрожь предвкушения: ей представилось, что она будет участвовать в новом опасном приключении, где орудуют злодеи и вершатся черные дела. Сжимая локоть Адриенны, наэлектризованная Сильвия шепотом воскликнула:

— Quel frisson!^[96]

— Tu es terrible^[97], — шепнула та, но улыбнулась и теснее прижалась к подруге.

— Бокс — великолепная метафора жизни, — сказал Эрнест, когда они вчетвером, всей дружной компанией, уселись на свои места. В тесный зал набилась самая разношерстная публика, гладковыбритые мужчины в элегантных, пошитых на заказ костюмах соседствовали с простыми парижскими работягами в беретах; болельщики уже о чем-то жарко спорили, размахивая руками, и указывали пальцами на маленький ярко освещенный ринг посередине. Сильвия немало удивилась, что в зале столько женщин, по большей части изысканно одетых и модно причесанных.

Наблюдать за азартно болеющим Эрнестом оказалось для Сильвии не менее захватывающим, чем смотреть собственно поединки. Молодой писатель будто бы управлял боем, словно боксеры были его марионетками: его плечи ходили вверх-вниз, сжатые кулаки имитировали короткие удары; в другие моменты он бубнил под нос или громко выкрикивал команды: «Не раскрывайся!», «Выше кулаки!», «Нырни, идиот!», «Жди! Подпусти его поближе!»

Адриенна временами в ужасе закрывала руками лицо, но сквозь пальцы все равно украдкой подглядывала, как мощные удары разбивают в кровь носы и вышибают вон дух. «Неумехи», — презрительно фыркал Эрнест. Сильвия сама поразилась, насколько захватил ее бокс, неукротимая воля к победе в глазах мужчин, их выставленные перед лицом кулаки в упругих шарах боксерских перчаток, подначки и улюлюканье разгоряченной толпы вокруг ринга. А с какой легкостью и грацией двигались боксеры! Точно танцоры в кабаре, иногда казалось Сильвии.

Хэдли, похоже, бои увлекали не меньше, чем ее мужа. Видя, как Адриенна боязливо прикрывает глаза, не в силах вынести жестокое зрелище, Хэдли сказала Сильвии:

— Я тоже зажмуривалась, когда Тэти только начал брать меня на бокс. А теперь взгляда не могу отвести.

Судя по всему, Эрнест приохотил к рингу и Эзру Паунда, потому что вскоре Сильвии уже рассказывали, что эти двое долгими часами пропадают в гимнастическом зале по соседству, истекая потом, и старший литератор под руководством младшего постигает премудрости бокса. Как жаль, что Гертруда лишает себя развлечений, которым предаются молодые американцы из кружка «Шекспира и компании», иногда думала Сильвия, и только из-за неприязни к сдружившемуся с ними Джойсу, но тут же напоминала себе, что Эрнест и многие другие время от времени посещали салон на улице Флёрюс. Гертруда, видимо, взяла Хемингуэя под свое крыло; выходит, великосветскую даму его дружба с этим ирландцем заботит меньше, чем отношения Сильвии с ним. Ей оставалось лишь гадать, каково в роли протеже приходится самому Эрнесту — горячей голове, бывшему водителю скорой помощи, который не иначе как вознамерился продемонстрировать старшей писательской братии, сколько всего он знает о боксе, журналистике, войне и жизни.

Сильвия же поняла кое-что, отчего душа ее трепетала радостью: она потому узнавала обо всех драмах, какие разыгрывались в кругу американских экспатов, что ее лавка быстро превращалась в их штаб, в хранилище тайн и честолюбивых замыслов, надежд и страхов Латинского квартала. Магазинчик даже начал получать кое-какой доход, что позволило Сильвии послать матери первую часть денег в счет долга. Элинор немедленно отослала их обратно с письмом, где говорила: «Ту сумму я дала тебе вовсе не взаймы, дорогая моя девочка. Это был мой подарок. Жду не дождусь, когда прочитаю “Улисса” всего целиком».

— «Шекспир и компания» так процветает, так преуспевает, — при каждом удобном случае хвасталась Адриенна успехами Сильвии своим родителям в Рокфуэне и всем прочим.

— И все благодаря тебе и твоему «Ля мезон», — неизменно добавляла Сильвия.

— Ерунда.

Сильвия и сама не понимала, почему ей становилось так не по себе от беззаветной веры Адриенны. Она знала, что собственной душой и талантами делает заметный вклад в успех «Шекспира и компании», но при этом всегда помнила об истоках достижений, ни на секунду не забывая, как Адриенна опекала и поддерживала ее каждый божий день. Чем был бы магазин «Шекспир и компания» без «Ля мезон»? Не до конца сбывшейся мечтой, близняшкой, разлученной со своей второй половинкой.

Но.

Пока они с Адриенной вместе, все это, наверное, не имеет никакого значения.

Глава 12

Уважаемая мисс Бич!

Благодарю Вас за Ваше обращение. Я осведомлен о Вашем предложении опубликовать «Улисса», черновики которого я покупал единственно из тех соображений, что когда-нибудь они будут представлять ценность. Сами страницы источают душок в моем комоде.

Должен сказать, что считаю неразумным Вашу попытку с бухты-барахты ввязаться в публикацию романа, как и попытки мисс Андерсон с мисс Хип — а заодно и мисс Уивер, если уж приводить полный список женщин, готовых в глупом ослеплении ради «Улисса» разрушить свои жизни.

Полученные мной от Джойса страницы скорее сувенир, нежели сколько-нибудь годные для дела черновики; однако из Вашего письма я понял, что, несмотря на всю их ущербность, на сегодня это единственная полная рукопись, которой мы располагаем. В таком случае они приобретают больше ценности, чем когда я покупал их. В связи с чем я не могу рисковать, посылая их за рубеж, особенно в нынешней обстановке таможенных досмотров, конфискаций и цензуры.

С сожалениями,

Ваш Джон Куинн, эсквайр

Сильвия была готова выплеснуть душившую ее ярость градом отборных французских эпитетов в адрес Джона Куинна, эсквайра, когда в лавку вихрем ворвалась Адриенна, чье лицо сияло торжеством.

— «Шекспир и Компания» может переехать на улицу Одеон, прямо напротив «Ля мезон»!

— Ты шутишь. — Она не смела и надеяться. Неужели?

— Нет! Месье Буссэ из двенадцатого дома в июле съезжает.

— Буссэ? Тот антиквар?

Адриенна энергично закивала, и, крепко обнявшись, подруги на радостях пустились в пляс. Как часто они обсуждали, что двум их книжным лавкам — половинкам одного целого — сам бог велел располагаться поближе друг к другу не только для того, чтобы их владелицам было удобнее курсировать между ними, но и для удобства клиентов. «Ля мезон» и «Шекспир», по сути, представляли собой единое заведение, и близкое соседство помогло бы им работать слаженнее.

— Чудно, твоя новость определенно подняла мне настроение, а я в этом сейчас ох как нуждаюсь, — сказала Сильвия, передавая Адриенне письмо Джона Куинна.

Та внимательно прочитала его, а потом заметила:

— В глупом ослеплении пребывает разве что сам Джон Куинн, а его письмо смердит хуже всего, что Джойс когда-либо писал о самых неделикатных телесных отправлениях. Не дай этому болвану выбить тебя из седла, chérie.