Общество самоубийц - Хэн Рэйчел

Только она скрылась, как подошел мужчина, довольно грузный, смуглый, с блестящим, будто смазанным маслом, черепом. С этим собеседником вышло то же самое — он говорил, Анья слушала, иногда задавала вопросы, потом следовала пауза, пока она думала. Но на этот раз после долгих размышлений Анья посмотрела на собеседника и кивнула. Мужчина тоже кивнул неторопливо несколько раз подряд, пожал ей руку, потом ушел, так и продолжая кивать.

Так продолжалось какое-то время. Лия наблюдала за тем, как к Анье по очереди подходили разные люди — та слушала излияния незнакомцев, уточняя что-то, потом замирала в задумчивости, а они ждали ответа, — как в завершение она кивала или отрицательно качала головой. Скоро Лия стала играть сама с собой, пытаясь угадать, «да» или «нет» получит в ответ очередной Аньин собеседник. И постепенно поняла, что результат мало связан с обликом посетителя — в «да-собеседниках» не прослеживалось никакого общего параметра, который отличал бы их от «нет-собеседников», — а подсказки следовало искать на лице Аньи. Когда та определенным образом складывала губы, слушая очередного просителя, определенным образом склоняла голову набок и молча застывала в характерной позе, глядя в никуда, это значило, что она скажет «да».

Лия так увлеклась наблюдениями за Аньей, что не обратила внимания на знакомую сутулость подошедшего к той пожилого мужчины — одного из многих. И только когда старик обратился к Анье, Лия перевела взгляд на его лицо — это оказался ее отец.

Он заговорил с Аньей точно так же, как до этого заговаривали другие. Теперь, наблюдая за Кайто, Лия впервые заметила, что жестикулировал он при разговоре словно скульптор, лепящий невидимую глину. И снова Анья слушала, задавала вопросы, потом замолчала и задумалась.

И прежде чем Анья дала свой ответ, Лия знала, каким он окажется. По тому, как глава Общества опустила плечи, как нахмурила брови, как сомкнула губы, ей было очевидно, что Анья согласна, что она ответит «да» на просьбу ее отца. И все равно, когда Анья наконец кивнула, Лия не ожидала, что ее замутит, что это мерзкое ощущение возникнет где-то в животе и пойдет вверх, заполнит легкие, сожмет горло, вопьется в самое ее сердце. Поговорив с Аньей, отец отошел в угол зала и стоял там сам по себе, слушая, как играет джаз. Никто не заговаривал с ним, и он ни с кем не заговаривал.

Для поздней осени день стоял необыкновенно жаркий, а комната была плотно набита народом. У всех блестели от пота лбы, одежда липла к телу. Но руки Лии обратились в лед. Она двинулась сквозь толпу, словно во сне.

Кайто заметил ее не сразу, и даже когда заметил, его глаза равнодушно скользнули по ее лицу: уж здесь-то он точно не ожидал увидеть дочь.

И только когда Лия встала перед ним, он вздрогнул, удивленно моргнул и встряхнул головой. Между бровями появилась напряженная складка, лицо погрустнело.

— Так вот в чем дело. Вот почему ты вернулся, — сказала она.

— Лия! — отец огляделся. — Что ты здесь делаешь?

Она покачала головой.

— Просто поверить не могу… — Лия сглотнула и умолкла. На глаза ей словно что-то давило изнутри, в горле жгло.

— Тебе не стоило сюда приходить, Лия, — заметил отец негромко.

— Ты вернулся, чтобы убить себя, — сказала она ровным тоном. Когда Лия произнесла это вслух, слова потеряли свою силу, стали жалкими и трусливыми. Но руки у нее все еще были ледяные, а ноги тряслись.

— Послушай, Лия…

— Ты вернулся, чтобы убить себя, — повторила она.

Отец умолк. Они стояли друг напротив друга в заполненном народом зале, словно два острова, затерянные в море движения и шума. Наконец он заговорил, и на этот раз слова полились из него потоком.

— Льгот меня лишили много лет назад. Неудивительно — я же был беглец, не жизнелюб, низкий уровень приоритетности. Низкая вероятность доживания срока. Импланты я получал на черном рынке, нелицензированные, — продолжая объяснять, Кайто коснулся низа живота. — Сначала почка… Но проблема не в ней. Вернее, не она станет проблемой. Нет, проблема вот в чем, — он схватил Лию за запястье и поднес ее руку к своей груди. Пальцы у него были костлявые, но сильные. — Дело в сердце. Я его заменил, не подумав, ни с кем не проконсультировался. Потом я узнал, почему именно пересадку сердца после ста пятидесяти не разрешают никому.

Лия чувствовала тепло отцовского сердца, которое билось под ее ладонью. Ощущала волоски у него на груди сквозь накрахмаленную белую ткань рубашки, которая от жары стала влажной.

— У меня рассогласование, — сказал Кайто тем же негромким напряженным голосом. — Знаешь, что это значит?

Лия высвободила руку.

— Все органы откажут, но мое тело продолжит жить. Сердце будет перекачивать кровь, так что тело выживет. Я стану пустой оболочкой. Мозг умрет — или умрет не полностью. Может, он продолжит действовать в ловушке, точно никто не знает, — отец по-прежнему прижимал руку к сердцу. — Скорее всего, меня пошлют на ферму. Из моего тела будут постепенно выкачивать питательные вещества и изготавливать из них новые синтетические органы. А мозг — кто знает? Говорят, в этом состоянии сознание не работает, но что, если медики ошибаются? Что, если я так и буду жить еще сотню лет, глухой и слепой, не в силах произнести ни слова?

Лия сжала кулаки.

— Медицинские технологии непрерывно совершенствуются. Вовсе необязательно получится именно так.

Он удивленно моргнул.

— Но они же не станут…

— А что ты делаешь, чтобы себе помочь? Ты разве пытался доказать, что достоин того, чтобы на тебя тратили ресурсы? Почему ты тайком шныряешь по городу, почему связался с этими… — Лия махнула рукой в сторону толпы, в сторону сцены, перед которой стояла Анья, и пустого ящика, где раньше лежала Доминика.

— И потом, — сказала она с тошнотворным ощущением, что сейчас окончательно всё разрушит, — если бы ты и правда хотел умереть, тебе необязательно было возвращаться. Если ты можешь достать на черном рынке трансплантаты, то и Т-таблетки тоже можешь достать. Зачем влезать во все это? Нет, я понимаю, почему ты здесь. Тебе нравится демонстративность, тебе хочется почувствовать свою значимость. Словно твоя смерть имеет какой-то… смысл. Словно она чем-то будет отличаться от сотен, тысяч, миллионов смертей, которые случились до тебя. Будто она чем-то будет отличаться от смерти Сэмюэла.

Лии стало ужасно жарко, она тяжело дышала, голова у нее гудела. Она ждала, что отец рассердится и уйдет, снова исчезнет из ее жизни. Может, этого она и хотела.

Но Кайто медленно и печально покачал головой.

— Да. Скорее всего, ты совершенно права, Лия. Все дело в смысле. Никто не приходит сюда, в Общество, только за тем, чтобы умереть. Мы все хотим чувствовать, что боремся за нечто большее, чем мы сами. Наверное, мы действительно просто хотим почувствовать себя значимыми.

Он помолчал и опустил вдоль тела руку, которую до сих пор прижимал к груди.

— Когда Сэмюэл умер, когда я ушел, честное слово, я старался. Я старался прожить жизнь, как говорится, на всю катушку. Я путешествовал, встречался с людьми, работал в пекарнях, на стройках и в офисах. Я пытался верить во все это, в то, что бессмертие имеет смысл. Я правда пытался. Вот почему я доставал импланты, даже когда меня лишили льгот. Я думал, если сумею заставить себя в это поверить, то смогу вернуться к тебе и твоей матери и мы будем жить вместе вечно и счастливо. Но шли годы, и однажды стало слишком поздно.

Лия чувствовала, как сердце у нее сжимается.

— И ты меня понимаешь, я же знаю.

Лия покачала головой.

— Не понимаю. Я ничего этого не понимаю. Это неестественно и эгоистично. Антисанкционно.

Отец грустно посмотрел на нее.

— А Дуайт? — сказал он одними губами — так тихо, что Лия засомневалась, не пригрезилось ли ей это. — И больница?

Ей стало трудно дышать. Толпа давила на нее со всех сторон, музыка оглушала.

— Ты понимаешь, Лия. В глубине души ты такая же, как я.

Глава двадцатая

— Дуайт. Эй, Дуайт, Дуайт, Дуайт, — повторяла Опал, и глаза у нее блестели.