Там мы стали другими - Ориндж Томми

После первого раза и второго, после того как перестала считать, я все равно оставалась с ним. Я спала с ним в одной постели, каждое утро вставала на работу как ни в чем не бывало. Меня больше не существовало, с тех пор как он впервые поднял на меня руку.

Я подала заявление о трудоустройстве по месту моей прежней работы в Окленде. На должность координатора мероприятий для пау-вау. У меня не было опыта организации мероприятий, если не считать ежегодных молодежных летних лагерей. Но в Индейском центре меня знали, и я получила работу.

Я смотрю, как моя тень удлиняется, а потом расплющивается на шоссе, когда мимо проносится машина, не сбавляя скорости и как будто не замечая меня. Не то чтобы я хочу, чтобы они притормозили или заметили меня. Я пинаю камешек и слышу, как он со звоном ударяется о банку или какую-то железяку в траве. Я ускоряю шаг, и меня тут же обдает потоком горячего воздуха и запахом бензина от большегруза, что обгоняет меня.

Утром, когда Пол сказал, что ему нужна машина на весь день, я решила, что это знак. Сказала ему, что домой меня подвезет Джеральдина. Она работает у нас консультантом по токсикомании. Закрывая за собой дверь, я знала, что все, что оставляю в этом доме, оставляю навсегда. Со многими вещами было довольно легко расстаться. Но моя аптечка – та, что сделал для меня его отец, мой веер, моя тыква, моя кедровая сумка, моя шаль – расставаться со всем этим мне еще придется научиться.

Я не видела Джеральдину весь день, да и после работы тоже. Но я уже приняла решение. И устремилась к шоссе, не имея при себе ничего, кроме телефона и ножа для вскрытия коробок, который стащила со стойки администратора на выходе.

План состоит в том, чтобы добраться до Оклахома-Сити. Значит, нужно попасть на станцию междугородных автобусов «Грейхаунд». Новая работа начинается только через месяц. А пока мне просто нужно вернуться в Окленд.

Попутная машина замедляет ход и останавливается чуть впереди меня. Я вижу красные стоп-сигналы, просачивающиеся кровью сквозь мое ночное видение. Я в панике поворачиваю назад, потом слышу голос Джеральдины и, оглядываясь через плечо, вижу старую задницу бежевого «Кадиллака», который ей подарила бабушка на окончание средней школы.

Когда я сажусь в машину, Джеральдина вопрошает взглядом: Какого черта? Ее брат Гектор лежит без сознания на заднем сиденье.

– Он в порядке? – спрашиваю я.

– Блу. – Она с упреком произносит мое имя. Джеральдина носит фамилию Браун. Имена, обозначающие цвета, – это то, что у нас общего.

– Что? Куда мы едем? – говорю я.

– Он слишком много выпил, – объясняет она. – И принимает обезболивающие таблетки. Я не хочу, чтобы его вырвало и он умер во сне на полу нашей гостиной, так что он едет с нами.

– С нами?

– Почему ты просто не попросила подвезти тебя домой? Ты сказала Полу…

– Он тебе звонил? – удивляюсь я.

– Да. Я уже была дома. Мне пришлось уйти пораньше из-за этого ублюдка. – Джеральдина показывает большим пальцем на заднее сиденье. – Я сказала Полу, что тебя попросили задержаться с подростком, за которым должна прийти тетя, но что мы скоро выезжаем.

– Спасибо, – говорю я.

– Так ты уезжаешь? – спрашивает она.

– Да.

– Обратно в Окленд?

– Да.

– Оклахома-Сити, «Грейхаунд»?

– Да.

– Вот черт, – вырывается у Джеральдины.

– Знаю. – А потом мы замолкаем и какое-то время едем в тишине.

Мне кажется, я вижу что-то вроде человеческого скелета, прислоненного к забору из колючей проволоки.

– Ты это видела? – спрашиваю я.

– Что?

– Не знаю.

– Люди говорят, здесь все время что-то мерещится, – продолжает Джеральдина. – Помнишь ту часть шоссе, по которой ты шла? К северу отсюда, сразу за Уэзерфордом, есть городок с названием Дед-Уимен-Кроссинг, «Перекресток Мертвых Женщин».

– Почему он так называется?

– Какая-то сумасшедшая белая леди убила и обезглавила другую белую леди, и иногда подростки приходят посмотреть место, где это произошло. Женщина, которую убили, была с четырнадцатимесячным ребенком. Малыш выкарабкался, все нормально. Говорят, по ночам можно услышать, как несчастная зовет своего ребенка.

– Да, понятно.

– В этих местах надо бояться не призраков, – усмехается Джеральдина.

– Я стащила с работы нож для вскрытия коробок. – Я достаю его из кармана куртки и, открывая лезвие, показываю Джеральдине, как будто она не знает, что такое нож для вскрытия коробок.

– Вот где они нас отлавливают, – замечает Джеральдина.

– Здесь безопаснее, чем дома, – говорю я.

– С тобой могло произойти кое-что похуже кулаков Пола.

– Значит, мне лучше вернуться?

– Ты знаешь, сколько индейских женщин пропадает каждый год? – спрашивает Джеральдина.

– А ты знаешь?

– Нет, но я как-то слышала, цифры пугающие, а в реальности наверняка еще хуже.

– Я тоже кое-что видела, кто-то опубликовал пост о женщинах в Канаде.

– Это не только в Канаде, это повсеместно. В мире идет тайная война против женщин. Тайная даже для нас. Хотя мы про это знаем, – говорит Джеральдина. Она опускает стекло и закуривает. Я тоже, следом за ней. – В каждом месте, где мы застреваем на дороге, – продолжает она. – Нас похищают, потом выкидывают на обочину, оставляя промерзать до костей, а сами идут дальше как ни в чем не бывало. – Джеральдина щелчком выбрасывает сигарету в окно. Она получает удовольствие только от первых нескольких затяжек.

– Я всегда думаю о мужчинах, которые делают такие вещи. Я знаю, они где-то там…

– Тот же Пол, – подсказывает она.

– Ты же знаешь, каково ему пришлось. Да и не о нем мы говорим.

– Ты в чем-то права. Но разница между мужчинами, которые похищают женщин, и среднестатистическим жестоким пьяницей не так велика, как ты думаешь. А есть еще больные свиньи в высоких местах, которые платят за наши тела на черном рынке биткоинами, и какой-то извращенец там, наверху, кончает, прослушивая записи женских криков, пока нас рвут на части, колотят о цементный пол в тайных темницах…

– Господи, – вырывается у меня.

– Что? Ты думаешь, этого нет в реальной жизни? Те, кто занимается этим грязным бизнесом – нелюди. Ты их никогда не увидишь, потому что они – невидимки. И им все мало, они хотят больше и больше, хотят то, чего не так-то легко получить – записанные крики умирающих индейских женщин, возможно, даже таксидермированный торс, коллекцию голов индейских женщин, которые уже, должно быть, плавают в резервуарах с голубой подсветкой в секретном бункере на верхнем этаже офисного здания в центре Манхэттена.

– Ты, похоже, глубоко в теме, – говорю я.

– Я встречаюсь со многими женщинами, – продолжает она. – Все они оказались в ловушке насилия. У них есть дети, о которых надо подумать. Они не могут просто уйти, с детьми, без денег, без родственников. Я должна предложить им какие-то варианты. Уговорить их пойти в приюты. Мне приходится слушать истории о том, как мужчины порой заходят слишком далеко. Так что нет, я не призываю тебя вернуться. Я отвезу тебя на автобусную станцию. Но я хочу сказать, что тебе нельзя находиться здесь, на обочине шоссе, ночью. Ты должна была отправить мне сообщение, попросить подвезти.

– Прости. Я думала, что увижу тебя после работы.

Я чувствую себя усталой и немного взвинченной. У меня всегда так после сигареты. Не знаю, зачем я курю. Я широко зеваю, прислоняясь головой к окну.

Я просыпаюсь, и перед глазами мерцает пятно какой-то возни. Гектор обхватывает Джеральдину руками – тянется к рулю. Мы петляем, уже не на шоссе. Мы на Рено-авеню, сразу за мостом через реку Оклахома, недалеко от автобусной станции «Грейхаунд». Джеральдина все никак не может стряхнуть с себя Гектора. Я хлопаю Гектора по голове обеими руками, пытаясь остановить его. Он кряхтит, как будто не понимает, где находится и что делает. Или как будто очнулся от плохого сна. А может, все еще во сне. Мы резко сворачиваем влево, затем еще сильнее вправо, перепрыгиваем через бордюр, мчимся по траве и влетаем на парковку «Мотеля 6», врезаясь прямо в переднюю часть припаркованного там грузовика. Бардачок выскакивает наружу и крушит мне колени. Мои руки взлетают к лобовому стеклу. Ремень безопасности натягивается, впиваясь в тело. Мы останавливаемся, и мое зрение затуманивается. Мир слегка вращается. Я оглядываюсь и вижу, что лицо Джеральдины превратилось в кровавое месиво. Сработала подушка безопасности и, похоже, сломала ей нос. Я слышу, как открывается задняя дверь, и вижу, как Гектор вываливается из машины, потом кое-как вскарабкивается на ноги и ковыляет прочь. Я включаю телефон, чтобы вызвать «Скорую помощь», и тут же на экране вспыхивает входящий вызов от Пола. Я вижу его имя. Его фотографию. Он за своим компьютером на работе, в крутом индейском прикиде, с гордо поднятым подбородком. Я отвечаю на звонок, потому что до автостанции рукой подать. Теперь он ничего не может со мной сделать.