Лето в пионерском галстуке - Сильванова Катерина

Юрка задохнулся от отвращения. Не пойми откуда взявшаяся злость заставила кулаки сжаться. Он едва сдержался, чтобы не треснуть по стене кинозала, но вместо этого почесал кулаком нос.

Но, с другой стороны, зачем им скрываться? Юрка знал из лагерных сплетен, что ни у Иры, ни у Лены мужей нет. Из-за Жени? Но разве что-то мешает им с Женей расстаться? Ответ был очевиден — сам Володя мешает, он говорил, что с другим человеком его любимой будет лучше.

Но в остальном, что тут такого — она вожатая, он вожатый? Если не станут выделываться у всех на виду, никто и не подумает их судить. Не мог же Володя попросту бояться слухов? А если боялся, уж он-то точно знал, что Юрка умеет хранить секреты. Володя открывал ему такие тайны, за которые могут исключить из комсомола, чего только стоила история с Америкой! Роман с вожатой — даже близко не такая вещь. Он не может быть более страшной тайной, чем то, что Юрке уже доверено. Выходит, что это не вожатая. Но кто же тогда? Пионерка?

Уж за что, а за роман с пионеркой Володя не расплатился бы даже исключением из комсомола. Себе и, самое страшное, ей он мог испортить репутацию на полжизни вперёд. С такими вещами не шутят, такие секреты не выдают под пытками, особенно когда счастье любимого — а это именно то, о чём беспокоился Володя, — под угрозой… На его месте Юрка бы и сам молчал. Молчал же о себе.

Но всё-таки, кто она? Если это действительно пионерка, то тогда кто?

Зажав сигарету в зубах, щуря правый глаз от лезущего в него дыма, Юрка убрал заначку в тайник, закрыл куском цемента щель и вышел из кустов. Его взгляд случайно упал на окно, в котором был отчётливо виден весь зрительный зал театра. Происходившее там заставило слезящийся от дыма глаз нервно задёргаться.

Юрка будто смотрел немое кино. Труппа строем вышла из кинозала, внутри опять остались всё те же двое — Маша и Володя. Она до сих пор не успокоилась, сидела в кресле первого ряда и, спрятав лицо в ладонях, вздрагивала. Когда за последним актёром закрылась дверь, Володя сел рядом. Сказал ей что-то на ухо. Юрка ждал, что он поднимется и уйдёт, но вожатый остался сидеть рядом. Продолжая говорить, гладил её по плечу и волосам. Это выглядело… романтично. Слишком романтично и даже интимно, будто они — пара.

«А что, если они действительно пара?» — подумал Юрка, и странное жгучее чувство ужалило его так больно, как никогда прежде. Из крохотной точки под ложечкой боль растекалась по желудку и рёбрам и стала жечь, распирать и пульсировать, как нарыв. Не в силах больше смотреть на них, Юрка зло затоптал окурок и бросился прочь, в отряд.

***

Вошёл в спальню, упал на кровать, уставился взглядом в потолок и силой заставил себя успокоиться. Только вспомнил свой недавний спасительный вывод — эти чувства непременно пройдут, — как сразу же стало легче. Ведь он — эгоист, а значит, чувства его и правда ненастоящие, это просто блажь. Скорее всего, Юрке так сильно не хватало Анечки в эту смену, что он нечаянно переключил всё внимание на единственного близкого и приятного ему человека — Володю. Кто бы мог подумать? Вот вожатый и стал предметом Юркиной сильной, но дружеской симпатии. Вместо Ани — Володя. Как нелепо.

В спальню толпой завалились парни из первого отряда и загалдели, рассказывая, как Алёша Матвеев чуть не повалил баскетбольное кольцо. Хохоча со всеми, Юрка ощутил, как с каждой минутой злость и обида уходят, а настроение, наоборот, возвращается к норме. Но его всё ещё нельзя было назвать хорошим — в Юрке играли отголоски досады, — а в такой вечер, как сегодня, настроение должно быть отличным. Рассчитывая его поднять, Юрка сразу после ужина заявился в палату девчонок, рассказать Ксюше, что сегодня наконец приведёт Володю. И не прогадал.

В палате стояли шум, гам и крики. Все девочки, даже Маша, рассредоточились по углам и повжимались в стены, оставив в центре палаты место для едва не дерущихся ПУК.

— Зачем ты выбросила мой лак? — кричала взбешённая Ксюша.

— Да не было там ничего! — оправдывалась побледневшая Ульяна. Видимо, не ожидала такой реакции от подруги.

— Было! Там ещё на донышке оставалось, мне бы как раз на чёлку хватило! — Ксюшина стоящая колом чёлка тряслась в такт подбородку. — Иди теперь, вытаскивай его из помойки!

— Девчат, я посмотрела в ведре, там нет, — принялась мирить подруг Полина, — Уль, может, в мусорные баки ещё не выбросили? Посмотри там?

— Сама в помойку лезь! — возмутилась Ульяна, бледная не от страха, как сначала подумалось Юрке, а от злости.

Услышав такое, он сразу же развеселился.

— Девчонки, ну не ссорьтесь, — Поля снова попыталась их помирить. — Я у мамы просила, она привезёт лак, целых два баллончика. Точно-точно привезёт!

— Так когда это будет? — Ксюша почти плакала. — День рождения «Ласточки» только в пятницу, а до него что делать?

— Мой начёс прекрасно держится и без лака! — заверила миротворец Поля.

— Ксю-у-уша! — высунулся Юрка из-за двери. — А у меня для тебя новости. Одна плохая, вторая хорошая. С какой начать?

— Что? — спросили хором все трое. Остальные Юркины одноотрядницы уставились на него, заинтригованно прищурившись.

— Ладно, тогда с хорошей. Угадай, кто сегодня придёт на дискотеку?

— Что?! — Ксюша аж села. Лохматая чёлка пластом упала ей на лицо. Похоже, для Змеевской хорошая новость оказалась плохой. — Ну что ты за человек такой, Конев? Ну почему сегодня? Почему не вчера, или не в День рождения лагеря, или в какой угодно день, когда у меня есть лак?!

— Спасибо можешь не говорить, — разрешил великодушный Юрка. — Ты кое-что должна мне вместо «спасибо», помнишь? И это — плохая новость.

— Ну что ты за человек такой, Конев? — опять завопила она. — Да помню я, помню!

— А что не один раз, а два, не забыла? — больше не в состоянии сдерживаться, Юрка расплылся в широченной, ехиднейшей улыбке.

Все девчонки, кроме ПУК, переводили ошалелые взгляды то на Юрку, то на Ксюшу. Наглая Змеевская от этого даже не покраснела. А Юрка покраснел. Но не от стыда, а от еле сдерживаемого смеха — уж очень забавно она сокрушалась.

— Сказала же — да! Уля, ну почему, ну по-че-му ты выбросила лак?!

***

Яблони вокруг танцплощадки были увешаны электрическими гирляндами. Огни светились, сверкали и переливались, разукрашивая жёлтыми и красными цветами синеву вечера. Из колонок лилась музыка. Установленной на эстраде аппаратурой управлял завхоз Саныч. Дежурные вожатые с повязками на руках патрулировали дискотеку, а пионеры уже вовсю танцевали.

Тут и там мелькали знакомые лица из старших отрядов. Парни — нарядные, причёсанные, пахнущие одеколоном — бросали по сторонам ищущие взгляды. Девчонки — накрашенные, разодетые по последней моде и, все как одна, с начёсами — пребывали в томном ожидании, кокетничали, строили глазки и скромно пританцовывали.

Чтобы не привлекать внимания, Володя с Юркой минут десять наблюдали за всеми, стоя в сторонке, под яблонями. Но стоило вожатому обогнуть ряд стульев в дальнем углу танцплощадки и выйти в лучи светомузыки, как по толпе будто прошёлся ветерок. Первой их заметила Катя из второго отряда. Показывая на Володю пальцем, она склонилась к уху одной подруги, затем — к другой, и новость разлетелась со скоростью звука. Минуты не прошло, как Володю обступили щебечущие ПУК-и, Маша и ещё парочка самых смелых девиц. Юрке даже стало его немного жаль — на лице Володи ясно читалась безысходность.

Кое-как отделавшись от назойливых дам, он схватил Юрку за плечо и отвёл в сторону. Уселся на стул и перевёл дыхание.

— Чего это ты? — спросил его Юрка. — Разве танцевать не собираешься?

— Зачем? — удивился тот.

— Что значит «зачем»? За тем, что мы на дискотеке. Тут танцуют. Весело же!

— Не очень, когда танцевать не умеешь, — заскромничал Володя.

— Ну пойдём просто подёргаемся под музыку. Смотри, вон, как Матвеева гнёт.

Алёша Матвеев считал себя прогрессивным парнем, поэтому и танцевал он необычно, мудрено и ломано — сначала крутил обеими руками над головой, имитируя то ли сломанную марионетку, то ли исправного робота. Потом плюхнулся на асфальт и так же закрутил ногами. Сам Алёша однажды объяснял Юрке, что это вовсе не конвульсии, а танец: «Он очень модный сейчас в Москве, Ленинграде и Прибалтике, «брейк-дэ-э-энс» называется. Просто блеск! Атас какой сложный танец». Юрка решил при случае поинтересоваться у Володи, знает ли о таком столичная молодёжь. Но, видя его явно скептический взгляд, решил спросить как-нибудь потом.