Обед, согревающий душу - Юн Ким Чжи

— О чем вы? Болезнь Альцгеймера? То есть деменция? Это когда постепенно теряют память? Хотите сказать, мама больна?

Казалось, кто-то выстрелил ей прямо в сердце. Не может быть, чтобы у Кымнам… Застыв на месте, Мунчжон глядела сквозь Сэмаля.

— Утром я заходил в магазин, а она меня не узнала. Смотрела так, словно видела впервые в жизни.

У Мунчжон подкосились ноги. Мысли путались, как нитки в плохом клубке. «Неужели у мамы началась деменция? Но как давно? И насколько серьезно она больна? Почему я ничего не замечала? И куда она сейчас могла уйти?»

Мунчжон вытащила телефон и набрала 112. Но только она собралась нажать кнопку вызова, как дверь открылась, и на пороге показалась одетая в светло-коричневую куртку Чони в обнимку с Тыль. За ними зашел Ынсок.

— Здравствуйте! А бабушка?.. — обратилась Чони к Мунчжон, сидящей на полу со всклоченными волосами.

Она почти сразу поняла: что-то произошло. Почувствовав тревогу, Чони опустила голову и спрятала кончик носа в волосах дочери. Ей было страшно спросить, что случилось. Но улыбчивой Кымнам, каждый день встречающей гостей перед витриной с обедами, сегодня здесь не было. А колонка, откуда всегда доносились мелодии старых шлягеров, молчала. Но самое главное, сегодня здесь не пахло свежеприготовленной едой.

Ынсок почувствовал ту же тревогу, что и Чони. А вслед за этим расплакалась и Тыль, словно звала пропавшую бабушку.

— Где бабушка Кымнам? — дрожащим голосом переспросила Чони.

— Сначала я позвоню в полицию, — ответила Мунчжон и нажала кнопку вызова.

Дозвонившись, она заявила о пропаже человека. Имя: Чон Кымнам. Возраст: семьдесят три года. Особые приметы: седые, некрашеные волосы, заколоты наверх. Носит маленькие жемчужные сережки. Одета в тонкое платье из белого хлопка с цветочными узорами. Место исчезновения: район Хэхвадон.

Выслушав доложенную полиции информацию, Чони пошатнулась.

Ынсок еще раз переспросил у Мунчжон:

— Хотите сказать, госпожа Чон потерялась в нашем районе?

— Похоже, у хозяйки деменция. Сегодня утром она меня не узнала, хотя мы знакомы уже целый год, — повторил Сэмаль свое предположение.

— Быть такого не может. Мы буквально вчера говорили по телефону. Бабушка сказала мне, что у нее с ногтя на мизинце совсем сошел рисунок яичной ромашки. Просила сегодня приехать и нарисовать его снова, раз у меня выходной.

— И мы говорили. Вчера она позвонила, сказала, что сегодня утром можно не привозить яйца. Поэтому я и не заезжал. И это случилось именно сегодня утром? То есть она вас совсем не узнала?

— Обычно так и происходит. Эта болезнь проявляет себя лишь время от времени. Человек то все прекрасно помнит, то вдруг не помнит. То бодр и адекватен, а то вдруг будто бы не в себе. Но если она меня вообще не узнала, это вряд ли начальная стадия. Скорее всего, болезнь уже сильно прогрессировала. А другие симптомы были? Забывчивость в мелочах или, может быть, она вставала посреди ночи и куда-нибудь выходила?

Сложив все факты, Чони не смогла молчать. Теперь она поняла, что значит выражение «земля ушла из-под ног».

Глядя покрасневшими глазами в потолок, Чони поделилась:

— Когда я жила у бабушки, она постоянно куда-то выходила ночью. Я думала, на утреннюю молитву. Несколько раз слышала, будто она обращается к кому-то. Просто однажды мы столкнулись, когда бабушка действительно возвращалась после такой молитвы, и все это время я продолжала думать, что поэтому она и выходит из дома ночью…

— И я! Я тоже несколько дней подряд слышала ночью хлопанье двери! — воскликнула Мунчжон, продолжая сжимать телефон в дрожащих руках.

— Я побегу искать ее. А вы оставайтесь здесь! Она ведь может вернуться, — решительно произнес Ынсок и выскочил за дверь «Изумительного ланча».

Сэмаль последовал за ним.

— Но как такое может быть? Деменция? Не могу поверить. У моей всегда такой сильной, несокрушимой мамы? А как же Нью-Йорк! Как же все эти песни и статуя Свободы?! — Вперемешку со слезами у Мунчжон вырвался непроизвольный смех от абсурда всей этой ситуации.

— Наверняка это не деменция. Все будет хорошо. Как у нее может быть что-то такое? Да где еще найдешь такую невероятную бабушку? Все разрешится. Может, просто возникло какое-то срочное дело… и она просто пока не может вернуться. Я уверена, — успокаивала ту Чони, пытаясь не разреветься. Но в конце концов и из ее глаз потекли слезы.

— Это все… все из-за меня. Я виновата. Я… — в голос ревела Мунчжон, ударяя ладонью по полу.

Ее и так хрупкое тело вдруг разом осунулось. Поддерживая одной рукой Тыль, Чони погладила Мунчжон по спине. И крепко стиснула губы, чтобы не выдать собственных рыданий.

Они прождали ее до самого вечера, но Кымнам так и не вернулась. Из полиции звонков не поступало. Ни от Ынсока, ни от Сэмаля также не было никаких утешительных новостей.

На закате в «Изумительный ланч» потянулись клиенты. Удивляясь пустой витрине, они с недоумением расходились. Наконец после дополнительных занятий к магазину подошел Хынмин вместе с Хэён, на сумке у которой красовался значок для беременных. Увидев бледных от страха Чони и Мунчжон, они сразу заподозрили неладное. Услышав, что бабушка пропала, Хынмин с ноги распахнул дверь и выбежал на улицу.

Известный своим тихим голосом Хынмин носился по всему Хэхвадону, что есть мочи выкрикивая:

— Бабушка Чон Кымнам! Бабушка, вы где?!

Хэён тоже вышла из магазина. Поддерживая рукой живот, она торопливо зашагала в сторону больницы Сеульского университета. Там перед главным входом в больницу всегда сидела пожилая продавщица ттока. Но, возможно, потому, что было уже поздно, ее не оказалось на месте. Тогда Хэён обошла всех, кто мог быть знаком с бабушкой Кымнам, но никто ее не видел. Добежала даже до гадалки и продавца сладостей дальгона, но и они пожимали плечами.

Появившийся в магазине Синпхун отложил билеты на спектакль в сторону и тоже побежал искать Кымнам, едва узнал, что она пропала. Каждый раз, провалив очередные пробы, он приходил в этот уютный магазин и неизменно слышал: «Что может быть удивительнее, чем следовать за своей мечтой?» Эти теплые слова вместе со свежим стаканом сикхе, которые госпожа Чон заботливо выдавала ему, яркими воспоминаниями всплывали в голове. Он бежал так быстро, как только мог. Останавливал всех, кого встречал на своем пути. Но люди лишь разводили руками: не видели, не знаем.

Не в силах больше бездействовать, Чони тоже поднялась, подхватила Тыль и вышла за дверь, на холодный ветер. Пройдя вдоль ряда сосен, она отправилась к метро, а оттуда в парк Марронье. Воспоминания о той беспросветной ночи, когда она повстречала Кымнам, яркими вспышками вставали перед глазами.

— Бабушка! Бабушка Кымнам! Где же вы? Я же пообещала вам нарисовать новый яичный цветочек. Куда же вы ушли?..

Слезы рекой потекли из глаз. Голос задрожал, и она разрыдалась. Вынырнув между зданиями из красного кирпича, в сторону парка шагал Ынсок.

— Чони! Замерзнете. Возвращайтесь, а я еще поищу.

— Мне ничуть не холодно. Разве я могу замерзнуть? Бабушка, сказали, вообще без пальто ушла. В чем была вышла. А ведь платье на ней было совсем тоненькое. Я его помню. На нем вышивка с ромашками. Я еще говорила, что они тоже похожи на яичницы… И что это платье ей очень идет. Но оно такое тонкое. Она наверняка продрогла.

Голос Чони дрожал. Глядя на нее, и у Ынсока к глазам подступили слезы.

— Ох, ну где же она?..

В этот момент у обоих завибрировали телефоны. На них пришло сообщение с объявлением.

Информацию о пропаже разослали, когда с момента исчезновения прошло достаточно времени. Ынсок с надеждой взглянул на Чони. Она тут же огляделась по сторонам, но никто из гуляющих в парке людей не смотрел в телефон и даже не пытался обращать внимание на окружающих.