Лагуна - Хоуп Ава

Ну, с этим наставлением она немного опоздала, если честно. Сложно держаться подальше от девушки во время секса. У меня не настолько длинный член.

– Вы меня поняли? – хмурится мама и, заметив наши кивки, уходит следом за папой.

Мы с Арчи остаемся одни и некоторое время не произносим ни слова.

– Когда они узнают… – произносит Арчи, смотря на Эммелин.

– Они не узнают раньше времени, если ты будешь держать язык за зубами, – перебиваю его.

– Думаешь, я один видел, как ты вчера танцевал с ней на вечеринке?

– Вряд ли всем есть дело до того, с кем я танцую на вечеринках.

– О, правда? – фыркает брат. – Ты не был на острове три года, а до этого переспал со всем населением Гамильтона. Серьезно считаешь, что они не хотят наступить на те же грабли и снова покататься на твоем члене?

Устало закатываю глаза.

– Я не грабли. И меня это давно не интересует.

– И ты считаешь, что это как-то помешает им думать о том, чтобы стать для тебя особенной?

– Арчи…

– Ну, как знаешь… – Арчи окидывает меня скептическим взглядом, а затем проходит в ангар за доской, бросив напоследок: – Я ничего не расскажу о вас с Эммелин. И про тренировки я пошутил. Я знаю, что ты любишь ее уже давно, но просто, Макс… Отец не должен узнать об этом, пока мы не выиграем тендер. Прежде чем что-то сделать, подумай головой, которая у тебя вот здесь, – малец показывает на мою голову, – а не той, что у тебя в пляжных шортах.

Брат проходит мимо меня, взяв доску в ангаре, и я, фыркнув ему вслед, тут же становлюсь серьезным. Делаю глубокий вдох, внушая себе, что я как раз таки здесь ради тендера, и вскидываю голову к ясному голубому небу. На нем сегодня ни облачка. Красующееся солнце слепит меня своими лучами, озаряя все вокруг ярчайшим светом. Перевожу взгляд на океан и зачарованно любуюсь тем, как лазурная вода мерцает в его лучах, пока волны наперегонки спешат к белоснежному берегу. Они идут с запада. Значит, ветер переменчивый.

Поразительно. Океан всегда казался мне чем-то неземным. А в последние годы он стал моим спасением, а точнее – лучшим другом. Люди говорят, что его шум дарит умиротворение и позволяет побыть наедине с собственными мыслями… Но я люблю океан за то, что с ним не нужно говорить. А мне очень нравится тишина.

Океан не осудит тебя. Не набьет морду. Не отвернется, когда тебе плохо, и будет рядом, когда тебе хорошо.

Океан – место, где тебе всегда рады.

Он мой лучший друг.

Он то, что позволяет мне чувствовать себя живым.

Беру стоящую у стены доску, натираю ее воском, надеваю рукава гидрокостюма и, пристегнув лиш [3], тоже несусь в океан следом за Арчи.

Плыву на лайн-ап [4] и начинаю грести быстрее, чтобы набрать ту же скорость, что и у волны, иначе она опередит меня и накроет с головой. Словив свою волну, широко улыбаюсь. Это непередаваемое ощущение, когда по каждой клеточке кожи растекается особый вид кайфа, не сравнимый ни с чем.

Надавив передней ногой на доску, разгоняюсь, а затем теряю скорость, чтобы вновь подняться по гребню волны. Волна становится больше, и скорость ее тоже увеличивается, поэтому я прячусь в трубе, чтобы не оказаться сбитым липом [5].

Этим утром мне совершенно не хочется лажать. Ведь, как вы помните, сегодня идеальное утро. И мне бы определенно не хотелось менять рецептуру.

Съезжаю с волны и доплываю до берега вместе с шор-брейком [6]. Схватив доску, выбегаю из воды, другой рукой проводя по мокрым растрепанным волосам, и улыбаюсь, глядя на Арчи и парней рядом с ним, провожающих меня оценивающими взглядами.

– И с чего ты вдруг решил повыпендриваться с самого утра? – доносится с берега голос моего друга Джона.

– Судя по его улыбке, Джонни, у него ночью был секс, – убирая светлые пряди от лица, фыркает Зандерс, еще один мой друг.

– И не только ночью, парни. – Ну, а это Арчи, с ним вы уже знакомы. – Ставлю сто австралийских долларов, что секрет его бодрости в такую рань именно в утреннем сексе.

Парни улюлюкают мне с берега, а когда я их нагоняю, они тут же начинают показывать руками, пальцами и даже языком всякие пошлые жесты.

Нужно срочно сообщить ученым, что пубертатный период может быть ярко выраженным даже у мужчин под тридцать.

Закатив глаза, подхожу к парням и, отстегнув лиш, кладу доску на песок, а затем и сам устраиваюсь рядом с ней.

– Будешь? – Зандерс протягивает мне биттер [7].

– Сейчас десять утра. – Я скептически смотрю на него.

– Счастливые часов не наблюдают, – произносит друг и делает глоток алкоголя.

– Так и кто она? – Джон не сводит с меня взгляда.

Молчу.

– Ты что, даже не узнал ее имени? – прыскает со смеху Зандерс.

– Черт, Зандерс, включи мозги, – выдыхает Арчи. – Мы говорим о Максе.

– Точно. Если бы нужно было охарактеризовать Макса одним словом, то это бы было слово «душный», – смеется Зандерс и снова выпивает биттер.

Я свожу брови к переносице и обращаюсь к Джону:

– Когда он успел так напиться?

– А он со вчерашнего вечера и не трезвел. На костер приходила Вики.

Понимающе киваю. Зандерс – синоним к слову «трагедия», если уж на то пошло. Не знаю, сколько раз они с Вики сходились и расходились за последние два года, и не уверен даже, что Зандерс сам знает. Но Вики – единственное, что выводит Зандерса на эмоции, учитывая его полную апатию к жизни. Так что поблагодарим его бывшую за то, что он в эту минуту проходит все стадии принятия, кроме, собственно, самого принятия.

– Да пошла она, – гневно выплевывает Зандерс. – Пусть дальше скачет на маленьком члене этого урода Диего. Он у него кривой, как мой мизинец, который неправильно сросся после падения с доски в одиннадцать.

– Пожалуй, опустим подробности, при которых ты так детально рассматривал его член, – произносит Джон.

Арчи тут же коротко смеется в кулак:

– Да еще и сравнивал со своим мизинцем.

– Черт, парни, а как же мужская солидарность? – вспыхивает Зандерс.

– А что ты предлагаешь? – вскидывает бровь Джонни. – Следующую вечеринку у костра начать с речи, в которой выразить свое сочувствие Диего из-за размера члена?

– Я имел в виду мужскую солидарность в отношении меня. Кретин. – Зандерс шумно выдыхает. – Почему женщины вечно все портят?

– Так, давай ты не будешь обобщать прекрасный пол, – тут же пресекает его недовольство Джон.

– Прости, Джонни, – вскидывает руки Зандерс. – Я не имел в виду Эрику. Твоя жена – самая прекрасная женщина в мире. После моей мамы, конечно же.

Я усмехаюсь.

– Ой, кто это тут у нас смеется? – пихает меня в плечо друг. – Ты расскажешь, кто та бедная овечка, что решила потрахаться с таким мазохистом?

Арчи поджимает губы, чтобы не заржать.

– Парни, – выдыхаю я, – когда я с вами, у меня такое ощущение, будто я нахожусь в обществе подростков. Нет, ну ладно Арчи, – указываю рукой на брата, – ему двадцать. Но ты-то куда, Зандерс? Еще немного, и ты войдешь в категорию «Шугар дэдди».

Джон начинает смеяться, пока Зандерс закатывает глаза:

– Я не могу быть «Шугар дэдди», кретин. Ведь у меня нет детей.

– Ну, мужик, не у всех «Милф» в порно есть дети, но это не мешает им быть «Милфами», – пожимает плечами Арчи, и все вокруг разражаются хохотом.

Кроме меня, ведь Зандерс прав: мое имя – синоним к слову «душный». Еще лет десять назад я бы с удовольствием поддержал эту беседу, но сейчас просто не понимаю, зачем хвастаться своими похождениями. Это просто секс. Все трахаются.

Да, в пубертатном возрасте я тоже был тем еще кретином и занимался сексом почти так же часто, как ловил волны. Меня все устраивало, ведь я не хотел отношений. Да и о каких серьезных чувствах можно говорить, когда ты подросток?