Рабыня - Конклин Тара

Лина закрыла биографию. Какое-то время Доротея как будто присутствовала рядом, в кабинете, в своих верхних и нижних юбках, со своими убеждениями и решимостью, как будто разговаривала с Линой. Не слишком ли это много – желать такой жизни? Не слишком ли мало? Лина засмеялась со слезами на глазах, потому что слова, написанные 150 лет назад молодой женщиной, с которой она никогда не встретится, казались более настоящими, чем то, что она читала в своих учебниках, чем все, что ей рассказывали преподаватели права или Дэн. Оплот закона – разум. Там нет места для чувств. Мы рассуждаем, мы наблюдаем, мы анализируем. Это не эмоции, это абсолютная справедливость.

Справедливость.

Лина снова посмотрела на фотографию Джозефины и Лу Энн.

Глаза Джозефины были беспокойными, они искали дорогу впереди.

Девушка на сносях… Искусно нарисованный портрет… Она сказала, что ее зовут Джозефиной…

Той ночью Джозефина была беременна и расстроена, а Гораций Раундс отказался ей помочь. К 1852 году, когда умерла Лу Энн Белл и исчезла Джозефина, семья Раундсов уехала из Линнхерста, штат Вирджиния, изгнанная соседями-рабовладельцами. Джозефина не могла воспользоваться «подземной железной дорогой», чтобы сбежать в 1852 году. В окрестностях Белл-Крика не было других «станций»; Лина проверяла. Возможно, Джозефина снова убежала, но без помощи «железной дороги»? Или ее продали после смерти Лу Энн? Или Джозефина умерла, а смерть осталась незаписанной, забытой?

Но, конечно, нужно искать уже не Джозефину Белл, а ее ребенка. Эта новая реальность поразила Лину как громом.

Что ей сказала женщина из «АфриПоиска»? Лина быстро просмотрела свои записи. По словам женщины, учет собственности часто вели сами рабовладельцы. В Белл-Центре содержалось больше всего документов, касавшихся Лу Энн Белл, Белл-Крика и округа Шарлотта. Лина посмотрела на часы. Она вылетает в Ричмонд через девяносто минут, но скажут ли ей что-нибудь записи в Историческом обществе Вирджинии? Это казалось маловероятным. Правда, там могли быть сведения, пока не известные Лине, – упоминания о «станции подземной железной дороги» в округе Шарлотта, которая еще работала в 1852 году, списки имущества, из которых бы следовало, что Джозефину продали или передали родственнику семьи Белл. Да, она поедет в Ричмонд, как и планировалось, решила Лина и сунула в чемодан биографию Кейт Раундс Стерретт. Она начнет с Исторического общества, а потом предпримет незапланированные действия. Ей нужно будет попасть в маленький городок Линнхерст, штат Вирджиния. И еще в Белл-Крик.

Джозефина

Рулон бумаги, обвязанный шпагатом. Тетрадка с уроками Джозефины, поля, помеченные неуверенными буквами рядом с примерами, написанными твердой рукой Миссис. Деревянная лошадка, вырезанная Уинтоном, с которой она играла в детстве. Сальная свеча, завернутая в бумагу. Еда. Джозефина собрала все вещи в зеленую шерстяную шаль, которую Миссис подарила ей прошлой зимой, и плотно затянула два угла, затем два противоположных, собрав все четыре конца в один квадратный узел. Она подняла сверток с кровати, проверяя его вес. Карта, которую Натан нарисовал на земле, вспыхнула красным огнем, когда Джозефина закрыла глаза. Там проложен маршрут, чтобы вести ее.

Джозефина наклонилась, чтобы сунуть ноги в ботинки хозяйки, и в этот миг услышала стук лошадиных копыт. Она замерла и, прислушиваясь, наклонила голову. Задняя дверь открылась и закрылась. Неровные шаги, стук сапог, звон посуды.

Мистер вернулся.

Джозефина застыла. Она слышала, как он неуверенно спускается по лестнице, останавливается, а затем снова идет, по-видимому, без смысла и цели. Конечно, он пьян. Джозефина не двигалась и старалась не шуметь, чтобы скрип половицы или какой-нибудь стук не выдал ее присутствия наверху. Потом наступила тишина, и Джозефина подумала, что, возможно, он заснул в кресле или на полу, и его блуждания закончились до утра. Она снова занялась ботинками, медленно, прислушиваясь к скрипу половиц под ее весом – тихому, визгливому звуку, в обычные дни незаметному, но теперь он казался оглушительным. Страх сковал ее мышцы и дыхание, только сердце громко стучало в груди, отдаваясь в ушах. Ничего. Внизу тишина.

А затем голос Мистера, хриплый и низкий, растягивающий ее имя: «Джозефина!»

Джозефина застыла, не зная, куда ей деваться, как спрятаться. Нужно идти к нему, от него не избавиться, если он поднимется по чердачным ступенькам. Ее окно было слишком узким и высоким; задрав голову, она смотрела на него, не мигая, пока ее глаза не начали гореть, а окно, как ей казалось, поглотило всю стену, и чердак открылся ночному небу.

Готовый узелок лежал на кровати, ботинки стояли у босых ног.

Мистер снова позвал: «Джозефина!» – на этот раз громче. Он стоял у подножия лестницы и оттуда звал Джозефину. Она открыла дверь и пошла вниз.

– Мистер, я здесь.

– А я все зову и зову тебя, девочка. Думал, ты спишь, и мне нужно пойти и разбудить тебя.

Он говорил невнятно, его голова качалась, как будто шее не хватало сил удержать ее. Джозефина остановилась на середине лестницы, положив руку на перила.

– Мистер, что вы хотите?

Джозефина спустилась, осторожно обошла его и направилась на кухню. Мистер тяжело следовал за ней, его дыхание было прерывистым. Она вытащила из буфета соленую свинину, хлеб, маринованные огурцы и принялась наполнять тарелку для Мистера. Джозефина повернулась: он стоял в дверях, прислонившись к косяку, его глаза были усталыми, взгляд блуждал, веки полуопущены.

– Я очень огорчен новостями о твоей Миссис.

Джозефина наклонилась над тарелкой, намазывая масло на хлеб и надеясь, что он поужинает и ляжет спать. У нее еще будет время добраться до дома гробовщика, если она убежит сейчас и если будет держаться в тени, куда не доходит лунный свет.

Она поставила тарелку на кухонный стол, но Мистер остался в дверях.

– Я очень огорчен, Джозефина, очень огорчен.

– Мистер, мне нужно выйти, проведать Миссис. Можно пройти?

Ей удалось сказать это спокойно и отстраненно, как будто ничего особенного не происходит. Но в эти душные минуты на темной кухне явно что-то происходило. Кровь стучала в ушах Джозефины, ладони покрылись холодным потом, и места, где платье плотно прилегало к телу, тоже были мокрыми от пота. Крупная фигура хозяина загораживала дверь. В воздухе стоял запах тел, ее собственного и Мистера, от которого пахло потом и виски.

– Мистер, можно пройти? – снова спросила Джозефина.

Тут он бросился на нее быстрым и плавным движением, она и не думала, что он на это способен. Он схватил ее за плечи, его дыхание было тяжелым и несвежим. Она видела, как топорщатся волоски бороды на его лице, их корни были воткнуты в кожу, как булавки в подушку.

– Джозефина, мне очень жаль. Ты не представляешь, как мне жаль. – Он прижал Джозефину к себе, и она почувствовала, что от его одежды пахнет дымом, грязью и лошадьми.

Джозефина уперлась ладонями в плечи Мистера, но не могла найти достаточной опоры на полу. Ее пятки скользили по камню, она теряла равновесие, ее руки были слишком слабы, чтобы оттолкнуть его. Он прижал ее к стене, и она чувствовала холод штукатурки сквозь тонкую ткань платья. Ее шея стала скользкой и влажной от его слюны, а может быть, от слез.

– Мистер, мистер, – сказала Джозефина. – Миссис зовет. Я слышу, она зовет меня.

Джозефина ничего не слышала, только прерывистое дыхание Мистера и стук собственного сердца, но Мистер остановился, выпрямился и ослабил хватку так, что Джозефина смогла отступить на полшага. Оба молчали и прислушивались. И наконец раздалось:

– Джозефина, Джозефина. Ты мне нужна. – Голос Миссис, словно нить, тянущаяся вниз по лестнице, тоненькая паутинка, вьющаяся в спертом воздухе кухни.

Мистер повернулся к двери, как будто сама Миссис Лу стояла там и смотрела на него глазами, измученными болезнью и многолетней борьбой с ним.

– Иди, – сказал Мистер шепотом, как будто между ними внезапно настало перемирие. И отпустил Джозефину. Он рухнул на пол. Его спина вздымалась, то ли от тошноты, то ли от рыданий.