Пой. История Тома Фрая - Коста Габриэль

Ричард зашел в холл кафе. Помещение явно пускало пыль в глаза своим простым фасадом. Внутри все выглядело на манер дорогих ресторанов. Конечно же, отец с радостью оплатит чек на пять тысяч долларов, вместо того чтобы позволить сыну отправиться за мечтой. Или хотя бы подождать год. Ричард не ожидал, что «Дикие лисы» – настолько богатое общество. К столику, сокрытому для остальных посетителей, его привел официант. Высокий, в белой футболке, контрастирующей со смуглой кожей, и черных джинсах Ричард выглядел так, что половина кафе повернулась к нему. Зато столик, позвавший Ричарда на «первичную» инициацию, не обратил на него ровным счетом никакого внимания. Там сидело человек двадцать в подобии униформы серого цвета, которая напомнила Ричарду одежду из японской манги. Разноцветные волосы, пирсинг, гетерохромия, явно сделанная с помощью линз, татуировки на лицах, ошейники – все это сочеталось со строгими костюмами и юбками разной длины. Каждый пытался выделиться, поэтому Ричард казался черной овцой в стаде. Невольно остановившись в паре шагов от компании, он замер, размышляя, стоит ли прерывать чужой разговор.

– Луи, да я ни за что не поверю, что ты с ней переспал! Это так же невероятно, как молодая Николь Кидман в моей койке. – Парень с выбритой головой ткнул рядом сидящего, видимо, друга в плечо и захохотал. – Джессика – не твой уровень. Твоя участь – задерживаться в ванной и выдумывать истории о своих похождениях со всем известным окончанием.

– Иди-ка ты к черту, Маркус. У меня хотя бы хватает храбрости пытаться знакомиться, а не вести дневник «Фразы, которые я хотел бы сказать». Открою тайну, это бесполезно. Только я читаю его перед сном вместо сказки. – Бритоголовый подпрыгнул на месте. – Ой, смотри, злится. Не хочешь нам кофе подогреть, а? Лысая башка?

– Ах ты, любопытный мудак! – Начиналась драка, но никто не обращал внимания.

– Слушай, я тут лак новый купила. Что думаешь? – Девушка, явно переборщившая с косметикой, показала явно незаинтересованной подруге свои ногти. – Мне оставить его или пользоваться старым? Не знаю. Этот розовый, а тот коралловый. Он так хорошо сочетался с моей помадой.

– Кристи, – окликнула ее подруга, крашеная блондинка с пучком на голове и уставшим выражением лица. – Мне так начхать на твой лак, ты бы знала. Да меня пингвины в Арктике волнуют больше, чем твой лак. Твои губы прекрасно оттеняет неестественная синева!

– Но я тогда чуть не утонула!

– Ключевое слово «чуть». – Блондинка закатила глаза и отвернулась, прекращая диалог. Ее подругу это ни капли не смутило, и она принялась хвастаться ногтями уже другой жертве, вызывая обреченный вздох у всего стола.

Ричард решил, что перебивать их не стоит. Он развернулся и двинулся к выходу.

– В пекло это ваше общение. Все в пекло.

Ричард стройным шагом атлета на последней секунде забега покинул помещение. Пара людей удивленно уставились ему вслед, но Ричард плевал на их неодобрение и вопросы. Мысли от увиденного потекли ровным строем. Понаблюдав за компанией, Ричард понял, что никогда не станет частью их мира, да и какого-либо другого общества в университете. Он собирался уже пойти назад в библиотеку, когда увидел магазины техники и книг. Сердце застучало где-то в глотке и замерло, чтобы вновь упасть в пятки. Ричард решил закупиться в каждом из них, заказав доставку до комнаты общежития. Отец, вероятно, очень удивится такой трате денег и попытается позвонить, чтобы уточнить причину. Ричарду же не придется врать. Книги ему нужны для учебы, телефон – для общения и упрощения жизни. Так просто он не попадется.

Ричард вышел из магазина с безумным выражением лица, его глаза горели нетерпением, а руки дрожали.

– Зря я все-таки открыл «Над пропастью во ржи», не просто так она находилась под запретом столь долгое время. – Он улыбнулся и пошел в сторону общежития. Ему предстояло еще очень много дел.

В эту ночь он спал, как убитый.

А

Ночной Нью-Йорк – это чистая квинтэссенция эйфории и света. Особенно если мартини наливают с завидной частотой. Том был один. Том гулял по Бродвею. Том был счастлив. Счастлив, как никогда. Он всегда хотел пройтись по улице, залитой славой. Он останавливался у каждого уличного певца и активно подпевал, кто-то приглашал его зайти, присоединиться к вечеринкам и веселью. Абсолютно все восторгались его голосом и артистизмом. Еще бы, Том наконец-то освободился от призрачного обруча на груди, не дающего вздохнуть глубоко и позволить миру насладиться его талантом и проклятием в одном флаконе. Оливия из клуба после выпитого спиртного превратилась в прекрасное видение. Спустя какое-то время она ушла со своими друзьями исследовать город, и Том отпустил ее, поблагодарив лишь долгим и пронзительным взглядом. Когда программа вечера закончилась, и все принялись танцевать, Том не смел отказать толпе. Спустя час он вывалился из клуба и пошел куда глядят глаза. Правило ночного Нью-Йорка гласит: никто не имеет права спать.

Том оставил примерно сотню голосовых сообщений Джеку, напевая первые пришедшие в голову песни. Друг знал его слишком хорошо, и даже приставучая попса без капли смысла станет для него посланием: «Мне лучше». Том не надеялся дойти до Бруклина, а уж тем более до своей квартиры пешком. Он не понаслышке знал, что это самая длинная улица в городе, и пьяным ее не одолеть. Зато, пока огни вывесок горели так ярко, можно было наслаждаться запахом асфальта, гомоном людских голосов и стуком собственного сердца. Том принял решение: как проснется и отойдет от гуляний, начнет искать работу. К осени он поставил цель найти труппу актеров и вжиться в образ. Если повезет, ему дадут роль чуть сложнее дерева. Даже с его данными отсутствие опыта выступлений на профессиональной сцене – решающий фактор. Школьные постановки и хор стали начальным этапом, и теперь предстояло набраться опыта на более серьезной сцене. Том не имел права сидеть в четырех стенах и тратить время на страх. Его новая знакомая совершенно права: чем дольше ты находишься в раковине, тем сложнее ее покинуть. Найдется ли теперь сила, способная Тома туда засунуть?

Но даже самый прекрасный вечер и ночь имеют свойство заканчиваться. Том так влюбился в метро, что не собирался изменять ему с такси. Он спустился в подземку под великолепную игру скрипача. Мелодия из мюзикла «Последний Сон» [100] наполнила трепещущее сердце умиротворением с легкой тенью грусти. Акустика в туннелях потрясала воображение, наполняя каждую ноту объемом и непередаваемой интонацией. Кто угодно на его месте не смог бы сдержаться и начал бы петь. Всего пара людей стали свидетелями эмоционального излияния Тома. Скрипач, услышав голос, приободрился и начал подстраиваться под невольного исполнителя. Поезда в ночное время суток ходили не так часто, поэтому грохот не мог помешать в создании чего-то великолепного. Именно по этой причине Том приехал в Нью-Йорк: выступать, петь и быть собой. Музыка стала не только его способом самовыражения, но и крыльями за спиной. И главный парадокс момента состоял в том, что под землей эти крылья расправить хотелось сильнее всего на свете. Том закончил петь, прикрыв глаза. Где-то далеко стучали вагоны приближающегося поезда. Из дурмана вывел тычок в ребра. Том развернулся к мужчине явно с неопределенным местом жительства.

– Я думал, что умер и попал в рай, пацан, но даже там так хорошо не поют!

Том кивнул ему в благодарность и запрыгнул в вагон.

Он зашел в дом с мыслью, будто что-то забыл сделать. Цветов у них в квартире не водилось, животных тоже, посуду он вымыл, мусор вынес – в целом, чисто. Мысль о цветах снова привела Тома к маме. Им с Диланом обязательно стоит купить несколько лилий в горшках и попытаться ухаживать за ними. Ванесса поддерживала жизнь в целой оранжерее, а значит, Том в состоянии справиться хотя бы с одним растением. В конце концов, он сын своей матери, по-другому быть и не может. Когда двери лифта раскрылись и до квартиры остались считанные метры, Том вспомнил, что забыл сделать. Предупредить Дилана о своей вечеринке. Том записал голосовые сообщения парням, знакомым из хора и школьного театра, пообщался с тысячей людей, пока шел по Бродвею, дважды выступал на бис в клубе, а вот Дилану написать забыл. Он достал телефон и обнаружил, что тот успел разрядиться. Справедливости ради стоит отметить, до этого момента Дилан тоже не особо беспокоился.