Лучшие люди города - Кожевина Катерина

– Антон, не тебе завтра позориться.

– Как ты не понимаешь, что тебе надо наконец-то провалиться. Сделать что-то неидеально. Почувствовать, что мир не уйдет после этого из-под ног. Земля не разверзнется. Ты не упадешь в ад.

– Ты меня не слышишь? У Миши отец при смерти. Он не сможет играть главную роль. Спектакль и без того трещал по швам. А сейчас просто лопнул.

Антон положил руку ей на плечо.

– Я буду играть вместо него.

– Ты-ы-ы?

– А что? Побреюсь, и никто не заметит разницы.

– Там много текста.

– У нас вся ночь впереди.

Ей было нечем крыть. Лена внимательно посмотрела на Антона. В принципе, у него и рост подходящий. Она вышла в коридор, отдышалась перед зеркалом и через минуту вернулась с пачкой потрепанных распечаток.

– Еще надо как-то научить тебя играть на свирели.

– А вот тут я пас. Максимум – на треугольнике.

Глава 43

Они репетировали до утра. Спектакль был назначен на семь вечера, но до этого Лене предстояло много работы. Эжен отправился на встречу Татьяны Бурановой и ее бэнда. На главной площади с утра уже стартовали конкурсы, эстафеты в мешках, самодельный керлинг, для которого Ирина и Марина закупили в хозяйственном гири и швабры. Из Южно-Сахалинска для самых маленьких горожан привезли двух пони, которым заранее сшили розовые попоны и приделали по тряпичному рогу. От волнения и недосыпа кружилась голова. Лена достала телефон.

– Ваня, привет. Ты придешь сегодня на спектакль?

Они не виделись больше двух месяцев, но Лена все еще держала в голове свою миссию – вытащить его на «большую землю».

– Кто это? Вы от кого? – тягучий голос Ванькá запустил машину времени и вернул ее в ненавистный октябрь.

– Это я, ну ты чего, Вань?

– Я во Владике. Про поставки пеноблоков звоните через месяц.

Он положил трубку. Ок, она так просто не сдается. Лена снова набрала номер.

– Хватит придуриваться. Поговори со мной нормально, я волнуюсь за тебя.

– Не гони. Тебе похрену. Приехала, решила меня выдрессировать. Но я не твой проект, сорян.

– При чем здесь я? Ты свою жизнь просираешь.

– Пока, Лен. Хорошей дороги в Москву.

Мимо нее будто прошел целый оркестр, где музыканты играют только на тарелках. Клац-клац-клац. Будь у Лены силы на еще одно переживание, она бы разревелась. Но вместо этого завелась, разозлилась, со всей силы пнула мусорку, из которой вывалилась раздавленная банка «Жигулей».

Парадные двери ДК откроются только в четыре. Лена проскользнула внутрь через служебный вход, чтобы проверить реквизит. Еще раз убедиться, что осветитель на месте, трезв и готов к бенефису Татьяны Бурановой. Она выглянула в холл. Там расставляли угощение для гостей – сладости и бутерброды на пластиковых тарелках. Лена зажмурила и снова открыла глаза. Нет, ей не кажется. Большинство блюд были красного, можно даже сказать алого цвета. Безе, крем на пирожных, в отдельных стаканчиках – желе, морсы в трехлитровых банках. Процессом руководила Ирина.

– Кто это готовил? Почему всё красного цвета?

– Да Райка Козлова. Ей сын откуда-то принес полмешка пищевого красителя. С малиновым вкусом. Вот она его и добавила везде.

– Козлова? То есть ее сын… Это не тот, у которого тормоза на экскаваторе подрезали?

– Он-он.

– И тот, который…

Лена еще не знала, в чем тут дело, но чувствовала, что скоро все станет ясно.

– Капитан Локоть? Это Горохова из «Нефтепромрезерва». По нашему делу. Я думаю, вам надо еще раз допросить Козлова. И второго. Как его? С которым они вместе раструбили всему городу про кровавую реку возле завода. У него откуда-то появился целый мешок пищевого красителя. И тормоза, возможно, он сам… – Мысли путались, Лена не могла ничего толком объяснить.

– Я не думаю, что… Зачем им это?

– Не знаю. Но пожалуйста, я лично, – она сделала на этом слове очень явный акцент, – вас отблагодарю.

– Ну хорошо, хорошо. Я сделаю это. Для вас.

Лена положила трубку и выдохнула. Здесь точно есть куда копать.

В зале начались прогоны. Народники, эстрадники и бальники по очереди выходили на сцену. Танцевали и пели. Руководители покрикивали на звукорежиссера, на ходу подшивали платья своим подопечным. Через час в зал вошел Эжен, ведя за собой легенду девяностых и ее мужчин. Они провели саундчек за пятнадцать минут и направились в гримерку, временно организованную в кабинете методиста. Все оказалось еще хуже, чем Лена думала. Но это было абсолютно неважно. Она ждала своих актеров. Первым приехал Антон. Рубашка Леля на нем еле сошлась, и Лена попросила его не махать руками и не наклоняться. Потихоньку подтянулись остальные. Все заметно волновались.

– У нас будут кое-какие изменения, но главное – ничего не бойтесь.

– Какие изменения? – Соня накрасилась заранее и теперь пугала всех угольными бровями.

– Миша не сможет играть. Вместо него будет Антон. – Он поднял руку, чтобы поприветствовать труппу, и рубашка издала угрожающий треск.

– С чего вы взяли, что я не смогу играть?

Лена обернулась. Миша стоял в проходе их маленькой репетиционной комнаты. В той же одежде, что и вчера. Волосы взъерошены. Лицо как будто заострилось, выглядело взрослее.

– Ты уверен? Миш, мы совсем не обидимся.

– Я уверен, – он попробовал улыбнуться. Но улыбка не продержалась и доли секунды.

Катя подошла и взяла его за руку. Он попробовал улыбнуться еще раз, и на этот раз получилось гораздо лучше.

– Я правда хочу. Мне это нужно.

Лена кивнула, закусив губу. Ей точно нельзя разводить сырость.

Концерт стартовал в 16:30. Зал постепенно заполнялся. Эжен в темно-синем блестящем костюме, с бабочкой и накрученными усами выглядел инопланетянином. В первом ряду сидела вся администрация Крюкова, дядя Паша, капитан Локоть и директор стройки Илья Борисыч. К началу выступления Татьяны Бурановой люди уже толпились в проходах. Но все душевынимательные романсы Лена пропустила мимо ушей. Она готовила актеров. Помогала им наряжаться, украдкой пыталась подправить Сонины брови, раздавала последние указания. Сердце рвалось от нежности и волнения. И вот отгремел последний хит. Зал зашелся в аплодисментах приглашенной звезде. Занавес опустился.

Антон, освобожденный от костюма, помогал установить декорации, закрепить картонные деревья, перетащить настоящий пень, который в конце спектакля превратится в костер. Эжен обмахивал лицо списком выступающих. До начала не больше двух минут. Лена собрала всех актеров в круг.

– Ну, не пуха!

Они обнялись, как футбольная команда, посмотрели друг другу в глаза и разбежались за кулисы.

Эжен сверкнул новыми винирами.

– Выступает крюковский драматический театр «Поиск». Александр Островский. «Снегурочка».

Лена была готова его убить за эту импровизацию. Придумал же название – «Крюковский драматический». Но сердце уже перенеслось на сцену.

Каждую роль она отыгрывала с актерами из-за кулис. Эжен даже сделал ей замечание, что «это шипение гиены мешает зрителям». За время спектакля Лена пожалела, что не овладела техникой чревовещания и гипноза. Ей хотелось сейчас вселиться в каждого актера. Любая запинка, лишняя пауза роняла ее в преисподнюю. Любая яркая эмоция, удачный жест возносили до небес. И вот наконец Вовчик-Мизгирь, заламывая руки, кидается с горы в озеро (то есть зарывается в куче голубого тюля), на сцену выходят все герои и славят Ярилу. Звучат последние аккорды The house of the rising sun. Зал взрывается. Лена уже не помнит, как оказалась на сцене. Она видит, что дядя Паша хлопает стоя. Она видит в толпе знакомые лица, в предпоследнем ряду Катушкин, рядом с ним женщины, которые чуть не подрались с ней на первом собрании в ДК, Серёга, водитель грузовика на рыбзаводе, повариха из заводской столовой. И Лена чувствует, что вот сейчас, в эту секунду, она с ними одно целое. Она любит их больше всего на свете. Она готова остаться здесь навсегда.