Лучшие люди города - Кожевина Катерина

Вдруг раздался непонятный гул. Пол дрогнул, как при сильной турбулентности. Мелькнула мысль – неужели это от аплодисментов? Лена обернулась и увидела, как качается солнце. Детский обруч, обмотанный лентами на длинной металлической рее. Она не поняла, что происходит, но рванула с места. Оттолкнула Соню, упала. Рядом повалилось солнце. Несколько секунд ползла на четвереньках по сцене, вонзая занозы в бугорки на ладонях. Во всем теле пульсировал сигнал: «Бежать, найти выход». Толпа выворотила дверь вместе с косяком. Какой-то мужик прыгнул вниз из разбитого окна, оставив на стекле широкую полосу крови. С потолка сыпались молочные осколки огромной люстры – круглые плафоны от качки побились друг о друга, но еще удерживали свет.

Знакомый голос командовал: «В угол! Быстро. Встаньте в угол». Женский, мужской – Лена не разобрала. Она слышала непрерывный крик на высоких тонах. И с ужасом поняла, что это кричит она сама. Кое-как выбралась из зала и оказалась у лестницы. Люди бежали вниз, со второго на первый этаж, но она не могла сдвинуться с места, затылком вжалась в стену. Лестница перед ней извивалась, как лента Мёбиуса, и могла вот-вот рухнуть. Незнакомый парень подцепил ее за руку и потащил.

Тряска продолжалась не больше двух минут, но все, что было до нее, стерлось из памяти. На улице Лена села на рыхлый снег и схватилась за него руками, боясь снова потерять опору. Вокруг кто-то суетился. На плечи легла чужая куртка. Отовсюду слышалось: «На сопки, надо на сопки бежать». И Лена опять побежала, заглатывая воздух комьями. Асфальт как будто вздыбился. Она ничего не различала вокруг, только нечеткие фигуры и подвижные пятна. Выхватила взглядом одно – ярко-желтое. И в жизни появилась цель – только не отставать, только не отставать. Но крошечное пятно все время ускользало и растворялось в свете фонарей. Машины ехали прямо по тротуару. Рядом остановился глазастый пазик, и Лену засосало внутрь вместе с толпой. Пассажиры шептались. «Цунами, цунами… сейчас начнется… хоть бы успеть». Само это слово казалось Лене киношным, из фильмов про мировые катаклизмы. Рядом сидела женщина и раскачивалась из стороны в сторону. Она держала на руках годовалую девочку в одеяле, которой зачем-то дула в лицо.

Дверная гармошка хлопнула, запустив в салон волну холодного воздуха. Лену подтолкнули к выходу. За городом на сопках уже собрались сотни людей. Их можно было различить только по огонькам, которые, как ручейки горящей лавы, стекали с гор. В заднем кармане каким-то чудом нашелся телефон, но связь пропала. И Лена, включив свой фонарь, влилась в поток молчащих и испуганных людей. Воняло серой или каким-то газом. Она поднималась все выше, скользила по мокрым камням, пока не вышла на ровную площадку. У подножия, где остался Крюков, теперь сгущалась мутная темнота.

Лена села на кочку и обхватила себя руками. От холода и страха свело нижнюю челюсть. В паре метров от нее раздавался детский плач. Она повернула голову – огромный человек, стоя на коленях, сдавил ладонями неестественно выступающий лоб и всхлипывал. А рядом с ним – то самое желтое пятно. Ну конечно. Она узнала. Это же его пуховик.

– Антон, Антон!

Лена попыталась встать, но ничего не вышло – ноги затекли и не слушались. Она закричала изо всех сил:

– Анто-о-о-он!

Фигура в желтом повернулась. Это была девочка лет тринадцати. Из-под куртки беззащитно топорщился подол бального платья. Отчаяние и досада вытеснили страх. В голове появилась первая, очень ясная мысль: «Я должна его найти, я должна сказать». Лена стала карабкаться выше, хватаясь за острые склизкие камни. Она срывалась с натоптанной тропы и увязала в колючем снегу. Вглядывалась в лица людей, которые собирались группами на твердых уступах.

– Вот дура, куда же ты лезешь!

Да какая разница? Она точно знала только одно – к кому. Из радиоприемника откуда-то справа доносились сводки МЧС. «Цунами… над уровнем моря… угроза». Но Лена их не слушала. Она пыталась в шуме различить тот самый голос. И на секунду ей показалось, что он звучит совсем близко.

– Антон, Анто-о-он!

Лена сделала рывок, ухватилась за торчащий голый куст, но это оказалась просто ветка, которая отделилась от поверхности с легкостью волоса. Взмахнув рукой, как дирижер, она прогнулась в спине, не удержала равновесие и рухнула назад. Еще несколько мгновений Лена слышала всё те же голоса. Но они доносились как будто из-под земли. А потом и вовсе пропали.

Глава 44

– Ну ты, мать, нас и напугала!

Эжен сидел на стуле рядом с койкой и ел банан. Он выдавил потемневшую мякоть в рот и взял с полированной тумбы еще один.

Всю ночь и утро Лена провела в полусне. Она вроде понимала, что находится в больнице, что к ней то и дело подходит медсестра, но еще толком не успела осознать, как она тут оказалась. А сейчас чувствовала влажную тяжесть одеяла и даже разглядела больничное клеймо на пододеяльнике.

– Э, подруга. Ты узнаёшь, кто я?

– Ясный мой свет.

– Фух. Ну, тогда я спокоен.

– Что вообще случилось? Как я?.. – Лена не договорила и попыталась оглядеть палату. Но голову с силой придавило к подушке.

– Ты подралась с булыжником. Он отрубил тебя на несколько часов.

– Отстой.

– Ты тоже надрала ему задницу, так что не волнуйся. – Эжен потянулся за телефоном. – Надо набрать твоему байкеру, пока он не скурил все сигареты в городе.

– Что это вообще было?

– Землетрясение. Где-то шесть или семь баллов. Потом все боялись, что придет цунами. Но обошлось. К полуночи разрешили вернуться в город.

– Кто-нибудь погиб?

– Вроде нет. Но есть серьезные потери.

– Какие?

– Мое пальто от Ральфа Лорена.

– Плохая шутка, Эжен. Не помню ничего страшнее в жизни.

– Если честно, я сам чуть не обосрался. У нас, конечно, бывали в Норильске землетрясения. Но их встречали как праздник. Все выходили во двор, болтали. В магазинах кончалась водка. А тут, конечно, жесть. У людей сараи рухнули, полгорода без света и… – Эжен положил руку ей на коленку.

Лена почувствовала что-то неладное.

– Что?

Он замешкался.

– Таня Буранова потеряла голос.

– Кошмар.

– Все уже хорошо. Голос вернулся по дороге в Москву. Шлет тебе привет.

Лене показалось, что он явно недоговаривает. Из коридора донесся глухой топот. Кто-то споткнулся и сменил бег на быстрый шаг. Через несколько секунд Антон затормозил в дверном проеме, поймал ее взгляд и мелко кивнул. Потом осторожно, чуть не на цыпочках, подошел к соседней кровати. Нелепые бахилы съехали с пяток, непонятно, как еще держались. Антон устроился на край пустой койки, но не мог справиться с руками. То мял простынь, то выворачивал пальцы до противного щелчка. Молчал. Почему-то боялся подойти. И ей стало неловко. Захотелось поправить прическу и ляпнуть хоть что-нибудь, как будто они на первом свидании. Лена даже потянулась ко лбу и тут же сообразила, что ее волосы погребены под несколькими слоями бинта и прихорашиваться бесполезно.

– Она не помирает. Пока. Так что, если ты прихватил яд, лучше поберечь до лучших времен.

Лена подумала, что Антон сейчас выкинет ее товарища в окно. Впрочем, Эжен и сам это понял, попятился к двери и забросил банановую кожуру в жестяное ведро.

– Трехочковый! – Он подмигнул Лене и удалился.

Антон по-прежнему молчал, это было совсем на него не похоже. Он опустился на вздутый линолеум, сцепил руки, как врубелевский Демон, и с нажимом, очень сосредоточенно разглядывал ее лицо. А потом спросил:

– Хочешь, я разведусь?

Лена улыбнулась через силу.

– Спасибо, не надо.

Вскоре Антона прогнала врач, высоченная блондинка, которая называла пациентку «моя девочка» и пообещала отпустить через два дня при хорошем поведении. После беглого осмотра Лена снова провалилась в сон.

На следующий день в палату завалилась труппа. Все, кроме Миши.

– Нас сначала пускать не хотели, но я дяде Пете, с охраны, пообещала грядки летом поливать. – Таня полезла ее обнимать и чуть не залила слезами. – Ой, Лен Фёдоровна, мы вас так любим.