– Дайте рассказать, у меня как раз история про детей, – не унимается Никитос.
– Да и черт с ними. Я вообще-то рыбу хотел заказать…
– А знаете, какая на Севере рыба? – пытается заинтересовать нас Никитос. – Короче, рыбалка там – загляденье…
Пока Никитос рассказывает о прелестях рыбалки «на Северах», я думаю о том, как развернутся события с терактом. Никита бодро жестикулирует, показывает руками размеры диковинных рыб, Сашка живо участвует в беседе, а я смотрю сквозь них в глубину ресторана. Посетителей нереально много. Они увлеченно болтают, пьют шампанское и вино. Вокруг «Шатра» даже ездит венецианская гондола, на которой полупьяные пятидесятилетние Ромео катают юных Джульетт с алчными глазами вампиров. Если бы позволил бюджет и фантазия – можно было бы рвануть один из дорогих ресторанов в центре города. Ничто так не радует массового зрителя и ничто так долго не обсуждается, как массовая гибель зажиточных членов социума.
– Мужики, – Никитос неожиданно встает. Видимо, тема рыбалки себя исчерпала. – Я хочу выпить за вас!
– Да ладно, брось ты! – деланно смущаюсь я.
– Никитос, хорош, садись! – вторит мне Сашка.
– Не, в натуре, мужики, я хочу выпить за вас. Как вы всех развели – это высший класс. От всех пацанов… от моих партнеров то есть, вам уважуха. Теперь если у вас какие проблемы – мы поможем. Обращайтесь.
Мы дружно чокаемся и опрокидываем рюмки.
– У нас, кстати, есть проблемка. – Я пронзительно смотрю на Сашку.
– Да, точно, – говорит Сашка, вытирая рот салфеткой.
– А в чем трудности? – интересуется Никита.
– Да двух человек надо убить, – простодушно бросает Сашка.
– Да что же это? – Никитос оглядывается по сторонам и говорит приглушенным голосом: – Да что же это ты говоришь, прости господи?
– Никита, нам реально мешают два человека, – говорю я, – очень мешают.
– Да… – Никитос снова опрокидывает рюмку, – дела у вас. А чё за люди? Авторитеты? Пацаны? Или так просто, фраера? В бегах?
– Нет, в Москве сидят, на квартире.
– Не сбегут?
– Не должны.
– А… А то я помню, у меня случай был, еще с покойным Пашей-гномом, земля ему пухом. Был у него конфликт один…
Минут тридцать Никитос рассказывает в деталях, чем занимался Паша-гном, а также чем занимался в то время он сам, как они первый раз встретились и на каких уважаемых людей кто из них работал. Меня всегда раздражала эта особенность криминальных элементов и приблатненных чуваков часами растирать былинные истории про то, кто чего «контролировал» в девяностых и кто с кем в каких был отношениях, превращая все в этакий эпос типа «Старшей Эдды». Кто из криминальных богов скольких завалил, у кого с кем были конфликты и какую роль сыграл в их решении рассказчик. Как правило, сам рассказчик в то время был мелкой рыбешкой, но за неимением свидетелей спустя годы его вчерашний статус резко возрос.
Причем об убийствах рассказывается детально, с указанием числа выстрелов и описанием места «стрелки». И все это непременно перемежается лицемерными «прости господи», «царствие ему небесное», «упокой его душу», «дай ему Бог» и т. д. Внимательно выслушав все перипетии истории Паши-гнома, я возвращаюсь к своей проблеме:
– Никит, так как же быть?
– Мужики, – Никита обнимает нас за шеи и наклоняется к нам, – давайте завтра об этом. Сегодня такой день хороший! Встретились, выпиваем за успех. А завтра ты, Сашка, подъезжай ко мне в офис, там все и решим. Выпьем?
– Выпьем, – устало соглашаюсь я. Приносят горячее. Минут пять все сосредоточенно жуют, потом Никитос откладывает приборы и говорит:
– Мужики, а я вот что хотел спросить. То, что вы с «Зевсом» разыграли, – это же чистая подстава, так?
– Так, – киваю я.
– А то фак ве? – вторит мне Сашка с набитым ртом.
– Чего? – не понимает Никитос.
– Я говорю «а то как же», – наконец прожевывает Сашка.
– Во, – Никита чуть пристукивает кулаком по столу, – давайте за это выпьем.
Мы с Сашкой непонимающе переглядываемся и поднимаем стаканы.
– Ну и дальше что? – спрашиваю я Никитоса. – Развивай тему.
– А дальше вот что. Вся эта разводка наша попала в телевизор, на радио, в газеты. В общем, везде, правильно?
Мы с Епифановым предпочитаем не втягиваться в его монолог и просто киваем.
– Раз вы наебали телевизор, то и телевизор, передав ваш фуфляк в эфир, наебал население. А значит, наебка-то круговая? Так выпьем же за это.
– Никитос, ты чего так быстро гонишь? – спрашивает Сашка.
– Да настроение хорошее. Нельзя, что ли?
Выпили. Я закурил, Сашка заказал себе еще сока.
– У меня вопрос к вам как к этим… му… ме…
– Медийщикам.
– Во. Точно. У меня, блядь, вопрос: а в телевизоре вообще реальные события показывают или там все такая же подстава?
– Смотря что считать реальными событиями, Никита, – усмехаюсь я.
– А взять, к примеру, теракт сегодняшний?
– Фиг его знает… – Сашка косится на меня.
– Да вряд ли, – я качаю головой, – хотя… федералы могли и сами взорвать.
– А для чего? – Никита вращает глазами. – Для чего им взрывать-то?
– Ну, чтобы ужесточить внутреннюю политику или отменить выборы, обвинив кандидата от оппозиции в связях с террористами, – вслух размышляю я.
В этот момент к нашему столику подходит Вадим, здоровается и садится рядом со мной.
– Это мой коллега Вадим, – представляю я его. – С Сашей вы знакомы, а Никита – наш большой друг. – Никитос настороженно косится на Вадима. – Наш человек, – обращаюсь я к Никитосу, – занимается политтехнологиями на телевидении.
– А-а-а-а, – мычит Никитос, – пьешь?
– Нет, спасибо, я за рулем, – отвечает Вадим и ерзает на стуле.
«Подссывает Никитку-то», – отмечаю я про себя.
– Ну, как хочешь, – Никитос снова разливает, – я вот чего хочу сказать. Телевизор смотреть, радио слушать невозможно стало. Везде одна политика. – Никита выпил, зачерпнул супа, подул на ложку и резким движением забросил ее содержимое в рот. – Я никак не пойму, бля, чего все кипешатся с этими выборами?
– Чего тебе не понятно-то? – отрезал я кусок семги и отложил приборы.
– Суп нереальный. – Никита доел и отставил тарелку. – Я в том смысле, что бабло зазря палят на предвыборные компроматы. Вся эта движуха бабла стоит. Я беру в расчет, сколько наша с вами комбинация стоила, и умножаю в размерах страны. Это же бешеные бабки! Просто так берут и палят.
– Почему же просто так? – не понимаю я. – Это борьба за электорат. Чтобы ты, Никитос, посмотрел телевизор и пошел голосовать за нужного кандидата.
– А кому он нужен-то, этот кандидат? Тебе? – показывает он пальцем на Сашку. – Или тебе? – обращается он ко мне. – А может, ему? – тычет он в Вадима. – Или вот… Слышь, ты! – кричит Никитос официанту. – Иди сюда.
– Слушаю вас, – склоняется официант.
– Вот ответь мне, только честно, – Никитос достает из бумажника стодолларовую купюру и машет ею в воздухе, – честно только, понял, бля? А насвистишь – по глазам увижу и нос сломаю! – Официант нервно кивает. – Вот скажи, ты на выборы голосовать ходишь?
Халдей смотрит то на деньги, то на Никитоса, то на нас, соображая, как лучше ответить, чтобы остаться и с целым носом, и с бабками. В конце концов он вспоминает, что отвечать просили честно, закрывает глаза и выдыхает:
– Не хожу.
– Вот! – кричит Никита так, что с соседних столиков на нас оборачиваются. – Вот, бля! На, бери, заслужил. – Он засовывает халдею в нагрудный карман сотку. – Понял, Антоха?
– Это ничего не доказывает, – отвечаю я.
– Не всем же всё настолько по фигу, – вторит Сашка.
Вадим испуганно наблюдает за нами и молчит.
– Погоди, Никитос, даже если и допустить, что все население страны на выборы не ходит, что с этим делать? – говорю я.
– Да все просто, – Никита забросил в рот суши, – тут главное – как в хорошем боевике – спецэффекты и декорации. Главное – понты, то есть картинка. В целом же народу все равно, кто президент, так?
