Лексикон света и тьмы - Странгер Симон

Х как Хандра и как Хлюпкий солдатик, который вечером в свете фонаря закинул голову и подставил её снегу, чтобы снежинки таяли на лице.

X как знак X из двух красных перекрещенных реек, им обозначен переход путей на ближайшей к лагерю станции, где узников Фалстада ссаживают с поезда и гонят дальше пешком.

В конце сентября колонну новых арестантов пригнали около полуночи, ты уже спал, но проснулся от криков солдат, они вели новоприбывших строиться на заднем дворе. А что ты? Ты выглянул в окно, хотя знал, что ничего не увидишь, задний двор с другой стороны. А потом снова лёг и с перерывами спал до утра, несколько раз просыпаясь от команд и криков на плацу, но к тебе они отношения не имели. Наутро ты идёшь завтракать, колонна ещё стоит на плацу. Они простояли там всю ночь, ты чувствуешь укол совести, что сам в это время спал. Как будто кому-то помогло бы, если бы ты не спал.

Х как Х, как икс в уравнении, которое не сошлось, и неизвестное осталось загадкой.

Ц

Ц как Цитата. Якобы Риннан говорил новым арестантам, когда их привозили в Бандову обитель, такие слова: «Добро пожаловать в единственное место в Тронхейме, где говорят правду».

Ц как «Цирк для всех», который заключённым устраивают в наказание. Ты подвергся такому лишь однажды, и в тот раз… хотя экзекуция могла принимать самые разные формы… но в тот раз всё происходило так: вас заставили пролезать под кроватями и перелезать через них по всему помещению в изматывающе быстром темпе, затем сделать приседания, кувырок и зайти на новый круг – всё это по-прежнему в максимальном темпе, под тычки и удары стоящих вокруг солдат. Твоему знакомому выбили челюсть из сустава, его отправили во врачебный кабинет. Ты травм не получил. Только злость, потому что солдаты мучили вас, пока сами не дошли до изнеможения, тогда они разрешили прекратить.

Ч

Ч как Человек.

Ч как Черта оседлости.

Ч как Чувство отвращения и гнева, когда на твоих глазах избивают других заключённых. Боль, которую ты чувствуешь как свою, всем телом, которую ещё сильнее растравляют ярость и негодование, но ты вынужден давить свои чувства, чтобы самому не оказаться на месте избиваемых.

Однажды ты видишь, как охранники заставляют русских заключённых бегать по кругу и подгоняют их, лупя мётлами. Бьют так жестоко, что древки в конце концов ломаются. Тогда истязания прекращаются на короткое время, пока кто-то из охранников идёт принести лопаты из мастерской.

Ч как Четыре года, которые прошли с того дня, когда мы всей семьёй собрались у камня преткновения в Тронхейме. Четыре года с тех пор, как сын спросил меня, что с тобой случилось. Мне запомнился его потухший взгляд. Теперь ему уже четырнадцать, а не десять. И дочке не шесть, а десять, почти одиннадцать, и все эти годы они постоянно слышали вокруг разговоры на эту тему, но это не запугало их, как я сперва боялся. Не так давно сын зашёл ко мне в кабинет, когда я работал.

– Что, пишешь об этом Риннане? – спросил он.

– Да. А ты о нём слышал?

– Конечно! Он был психом и поубивал кучу народу в подвале дома, где выросла бабушка.

– Да, всё так, – ответил я.

Сын кивнул и стал скроллить телефон, но уже в дверях обернулся и сказал:

– Если начнётся война, мы ведь сбежим куда-нибудь на остров в Тихом океане, ладно?

Ш

Ш как Шпион.

Ш как Швеция, туда в начале мая сорок пятого года пытается сбежать Риннан. Он надеется пробраться через Вердалские горы. Он взял с собой всю банду плюс одного заключённого в качестве заложника, все распихались по машинам. Семью он высадил в Левангере, поцеловал на прощание перепуганных детей и поехал дальше, в Вердалские горы, искать переход в Швецию. Хоть и май, а холодно и лежит снег.

У грузовика, как в плохой комедии, спустило колесо, всем пришлось вылезти, и они идут вереницей. У Риннана в одной руке пистолет, в другой – бутылка ликёра. Пачку сигарет он сунул в карман бушлата, но карман неглубокий, и каждый шаг кажется, что сигареты сейчас выпадут. Гюнлауг идёт прямо за ним, опустив голову. Якобы не может отвлечься: должна смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о камень или не провалиться в сугроб. Что с ней такое? Её настолько поразило, что они проиграли? Риннан оборачивается и смотрит на пленного, Магнус Касперсен идёт с трудом, повесив голову. Чего они его во фьорде не потопили, дураки? У него на бедре свастика выжжена, зримое доказательство пыток. Надо было разделаться с ним, но теперь поздно. Хотя, с другой стороны, он может оказаться каким-никаким козырем в переговорах, если их схватят. Но им надо попасть в Швецию. Пересечь границу, оказаться в безопасности, сейчас это несложное дело, надо просто идти вперёд. А уж в Швеции они с Гюнлауг заховаются в укромном местечке, она родит ребёнка, которого носит под сердцем, моего ребёнка, думает он и отводит в сторону еловую лапу. Они выходят на дорогу и вдруг слышат близкое нарастающее урчание грузовика. Риннан машет рукой на ту сторону дороги, подгоняет своих, они перебегают дорогу и устремляются вглубь леса. Риннан мчится следом, пачка сигарет всё-таки падает в сугроб и проваливается под снег. Видит, что Карл бросает мешок с алкоголем, бутылки звякают.

– Туда, скорее! – кричит Риннан и машет в сторону утеса, за которым они могут спрятаться. Вся банда, один за другим, добегает до утёса и прижимается к нему. Риннан оглядывается и видит, что Магнус Касперсен несётся со всех ног к дороге и размахивает руками. Вот чёрт, теперь они и заложника потеряли. Одно к одному.

– Скорее, надо идти дальше! – шепчет Риннан.

– Куда? – спрашивает Карл.

– В Швецию, – отвечает Риннан и слышит, что грузовик остановился. Хлопает дверца, перекрикиваются голоса. Карл мотает головой – слишком далеко, лучше спрятаться в ближайшей лесной избушке и переждать, пока всё успокоится. Риннан прикрывает глаза. Всё пошло хреном, уже ближайший самый доверенный помощник ему не подчиняется. Отныне каждый сам за себя, думает он, желает удачи Карлу и Ингеборг и говорит остальным, что все, кто хочет выжить, должны идти за ним. Гюнлауг смотрит на него, и Риннан протягивает руку, чтобы погладить её, но Гюнлауг уворачивается. Ладно, с этим потом разберёмся, думает Риннан, хлопает Карла по плечу, опять желает им удачи и машет рукой остальным – пошли! Идти трудно, под ногами камни и вереск, склон крутой, на нём полно ям и выбоин, под снегом их не видно, того и гляди нога провалится. Снег забивается под брючины, Риннан подныривает под еловые разлапистые ветки, за шиворот сыплется снег, в нос ударяет знакомый с детства запах. Отыскать их по следам легче легкого. Но скрыть свои следы они не могут, так что надо просто идти быстрее. Они выходят на поляну, здесь ещё несколько человек отказываются идти дальше, Риннан даже спорить с ними не собирается, машет им – давайте, проваливайте, – хотя на самом деле его ранит их пренебрежение, какого чёрта они не верят в его план спасения и не видят, у кого в их команде выше шанс увести их в безопасное место? Шанс выше всех у него, само собой, но не хватало только, чтобы он, как сопляк какой, распинался тут перед ними, убеждал и уговаривал, да ну их на фиг, хотят идти в другую сторону, ну и скатертью дорожка, удачи вам, говорит он и, глядя на Гюнлауг с некоторой неуверенностью, которую у него не получается скрыть, спрашивает, кто идёт с ним.

Теперь их всего шестеро, группа раскололась. И это на самом деле хорошо, потому как наполовину возросла вероятность, что погоня пойдёт не по их следам. Риннан впереди, остальные гуськом за ним, глядя под ноги. Спускаются в долину, переходят неширокую дорогу, снова карабкаются вверх по склону между сосновых стволов и больших густых ёлок. Внезапно где-то недалеко раздаются автоматные очереди. Ружейная пальба. Взрыв гранаты. Они переглядываются. Риннан чувствует, что сердце прямо зашлось. Он устал, хочет есть, и наверняка он такой не один. Стрельба стихает, в лесу снова тихо. Гюнлауг смотрит на него недобрым взглядом, вопросительно, – какая же она красавица в белой куртке, её даже шапка не портит, думает Риннан и делает шаг к ней, хочет хотя бы просто дотронуться до неё, но она разворачивается, показывает на просвет в деревьях и спрашивает, туда ли идти.