Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72

Вот на правом берегу мы видим просторную белую луговину. Это покос. Сбоку притулился вагончик косарей. Над его крышей вьется тонкий дымок. На берегу лежит лодка с запрокинутым мотором.

Когда мы проплываем мимо, из вагончика выбираются два мужика.

– Туристы!… – орут они и машут руками. – Плыви сюда!…

– Чего им надо? – недоверчиво спрашивает Борман.

– Может, помощь какая нужна?… – щурясь, предполагает Чебыкин.

– А вдруг они нас убьют? – пугается Люська.

– Они-то? – хмыкает Градусов. – Отоварим по мозгам, и все дела.

– Давайте причалим, – решаю я. – Мало ли что.

Мы дружно гребем к берегу. Мужики поджидают нас, приплясывая от нетерпения. Когда мы выезжаем на мелководье, один из них, который в болотных сапогах, забегает в воду, хватает нашу чалку и мощно выволакивает нас носом на землю. Только тут я замечаю, что они вовсе не приплясывают от нетерпенья, а качаются, вдребезги пьяные. Все это начинает мне резко не нравиться.

– Пацаны, давно плывете? – радостно спрашивает тот, что с чалкой.

– Это… третий день… – неохотно отвечает Борман.

– Водку-то уже всю выпили, а?

– Не всю… – мямлит Борман. – Мы не пьем… Мы с учителем…

Я мысленно плюю с досады. За язык, что ли, тянут Бормана – болтать про водку-то? Градусов вертит пальцем у виска.

– Пацаны, выручите, дайте бутылку, – прочувственно просит мужик, не выпуская чалки. – Вас вон сколько, от одной не убудет… Не гнать же нам за бутылкой в Гранит за двадцать километров!…

– Нету у нас водки, дядя! – кричу я. – Не видишь – дети!

– А ты заткнись, не с тобой базар! Короче, распрягайтесь, парни!

Мужик изо всех сил тянет катамаран на берег.

– Да плюнь ты, Толян, на этих козлов, – машет рукой его дружок.

– Не могу я, Санек, когда такие молодые – и уже такие гаденыши!

Я смотрю на Градусова. Градусов, сузив глаза, кивает. Я беру топор и лезу по катамарану вперед. За мной с веслом ползет Градусов.

– На меня?! С топором?! – звереет Толян. – Да я щас всех урою!…

Санек быстро хватает Толяна сзади и отнимает у него веревку.

– Хрен с ними, – увещевает он. – Видишь – пацаны, как твой Димка…

– Да мне хоть кто!… – орет, вырываясь, Толян.

Я бросаю веревку Градусову, слезаю и спихиваю катамаран на воду.

– Гребите живо! – командую я, падая животом на каркас.

Отцы мощным толчком уводят катамаран на реку и дружно гребут. Мы уплываем. Все молчат. На душе мерзко.

Но едва мы заплываем за поворот, сзади нарастает надсадный треск моторки. На воде общение с этими гранитными ублюдками может кончиться для нас утопленниками. Здесь они нас сильнее.

– Всем надеть спасжилеты! – командую я. – Маша, быстро вылезай из спальника! Всем провериться, чтобы, если что, ничем ни за чего не зацепиться и сразу всплыть! Гребем к берегу изо всех сил!

– Вы что, Виктор Сергеевич?… – плачуще говорит побелевшая Люська.

– Географ, мы с тобой, – добавляет Овечкин.

Моторка догоняет нас и глушит двигатель.

На моторе сидит Толян. Он издалека кричит:

– Пацаны, не тронем!… Разговор есть!…

Моторка мягко утыкается носом в гондолу моего борта.

– Да забей ты болт на них, – уговаривает Санек. – Поплыли дальше! Есть у меня на Долгом Лугу заначка! Что, час не дотерпишь?

– Отвали, дядя, – говорю я Толяну. – Ничего не дадим.

– Ты вообще заглохни, к-козел!… – орет Толян.

Наклонившись, он зачерпывает ладонью воды и плещет мне в лицо.

Вода обжигает меня, как расплавленный металл. Это при всех. Это при Маше. Бешенство тупо ударяет в виски. Но я чувствую, как Градусов хватает меня за штормовку на локте. Ладно. Я поднимаю руку и молча утираюсь.

– Ну продайте, п-падлы!…

Отцы молчат. Толян матерится и дергает за шнур мотора. Из пенного буруна подо мною летят обрывки, капрона и резины. С пушечным выстрелом гондола лопается. Каркас моим углом рушится в воду. Люська визжит. Маша и Тютин, как кузнечики, перескакивают на другую гондолу. Я уже из воды перепрыгиваю через Градусова и падаю на Люську.

Отлетев, моторка ложится на скулу и по дуге разворачивается к нам. Толян правит на вторую гондолу. Расчет прост – пропороть ее винтом и утопить нас окончательно.

– Весла выставляйте!… – ору я, цепляясь за Люськины плечи.

Наш катамаран со всех сторон ощетинивается веслами, как фаланга – копьями. Удар лопастью по рылу – это серьезно. Моторка отворачивает и проносится мимо.

Катамаран раскачивается на волнах, едва держась на плаву. Счастье, что у нас четыре гондолы, а не две. Иначе бы мы все давно уже барахтались в воде. Пустая гондола тряпкой полощется под каркасом, который моим углом погрузился чуть ли не на полметра.

– Гребем к берегу! – вставая, командую я. – К левому!…

– Айда к правому! – хрипит Градусов. – Вернемся к их вагончику и разнесем там все вдребезги!…

– К левому! – повторяю я. – Вон к той поляне!

Стоя по пояс в воде, я отвязываю от катамарана наши вещи.

– Борман, чего не командуешь, бивень? – орет Градусов. – Схватились все за свое барахло!… А лагерь кто ставить будет?

Солнце висит уже над елками. Борман бросает свой рюкзак.

– Девчонки, разбирайте продукты! Мокрые надо высушить, – распоряжается он. – Деменев, Тютин – за дровами! Остальные…

– Куда их за дровами? – разоряется Градусов. – Они тебе к утру вичку принесут! На чем сушиться будем? На свечке? Дрова рвать я сам пойду! Чеба, Овчин, по-пырому за мной!…

Выбивая фонтаны из раструбов своих мушкетерских сапог, Градусов, размахивая топором, топает в лес. Овечкин и Чебыкин бегут за ним.

К сумеркам наш лагерь готов. Стоит палатка, горит огромный костер, варятся в котле рожки. Отцы сушат продукты и шмотки. Я в стороне в одиночку чиню разорванную гондолу. Я отказался от всякой помощи, заявив, что помощники только напортачат.

Я по-прежнему мокрый. Я на четвереньках ползаю по снегу то за резиной, то за клеем, то за ножницами. Губы мои в ожогах от прилипших сигарет. Я курю так, словно хочу выдымить из себя душу, чтобы не было стыдно. Мое лицо все еще пылает от брошенной в него воды. От костра ко мне идет Маша, тихо присаживается рядом на корточки и смотрит на мои трясущиеся пальцы в оранжевой слизи клея.

– Может быть, вам все-таки нужна помощь, Виктор Сергеевич?

Я смотрю на Машу сквозь дым сигареты. Маша смотрит на мои пальцы и не поднимает глаз. Я чувствую, что она поняла, как мне сейчас хреново. Как мне холодно, тоскливо и унизительно от бессилья. Я чувствую, что Маша хочет снять с меня хотя бы ту боль, которая кривым гвоздем засела во мне после нашей вчерашней встречи в затопленном лесу. Но сейчас я так испсиховался и устал, что мне безразличны все благие побуждения Маши.

– Я же сказал, мне помощь не нужна, – отвечаю я. – Не мешай. Уйди.

Маша встает и уходит. Я доклеиваю заплату и протекторы один. Потом я тоже встаю, иду к костру, молча сдвигаю с бревна Чебыкина, сажусь и протягиваю к огню замерзшие руки со склеенными пальцами. Воцаряется тяжелая, виноватая тишина. И тут в нее всверливается басовитое жужжание лодочного мотора.

Моторка выползает из-за кустов. На середине реки она выглядит маленькой, как перочинный ножик. Поравнявшись с нами, Санек, который по-прежнему лежит на носу, машет Толяну рукой на берег.

– Заметили!… – охает Люська, растопырив глаза.

Толян резко перекладывает руль.

«На этот раз я его убью», – тяжело думаю я.

И вдруг происходит чудо. От резкого поворота, от удара течения в борт моторка круто, в секунду, переворачивается. На миг в воротнике пены мелькает ее просмоленное днище. И все – река пуста, словно кто-то смахнул с нее лодку невидимой рукой.

– Уто… – потрясенно шепчет Люська.

Но тут из воды, как черные мячики, выныривают две головы. Бешеными саженками Толян и Санек гребут к нашему берегу.

– Надо помочь!… Ведь утонут же!… Катамаран спустить!… – не отрывая глаз от плывущих, хватает меня за рукав Маша.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72