Назови меня по имени - Аникина Ольга

– Пристегнись!

Заработали дворники, смахнули с лобового стекла несколько случайных капель и мятый прошлогодний лист. Из-под пластин воздушных заслонок в салон поплыл тёплый воздух.

– А ты человек, Бояринова, – сказала Маша.

Она переключила заднюю передачу и выкатила «тойоту» в проезд между домами.

– Я не человек, а предатель. – Тонкими пальцами девушка нервно обхватила шею. На носу у неё блестели капельки пота. – Предатель и стукач.

– Угу, – промычала Маша и, вместо того чтобы пропустить какого-то старичка, медленно бредущего по двору, нетерпеливо нажала на гудок. – Ты у нас Иуда, а Красневский – Иисус Христос, так, что ли?

– Так и будет, – сказала Катя. – Вот увидите.

– Ой, девочка… – Маша выехала из двора. – Ты сама-то веришь в то, что говоришь?

– Да вы не понимаете! Данила был мне другом… Я должна была его поддержать!

– Поддержать подлеца? – Маша еле успела притормозить перед пешеходным переходом.

Катя опустила глаза. Она молча смотрела на собственные руки, бессильно лежащие на коленях.

Казалось, на Кутузовский единовременно выехало несколько сотен сонных водителей. Никто не превышал скорость, все честно останавливались перед светофорами. Маша сигналила, миганием фар сгоняла с пути неповоротливые внедорожники и получала в спину ответное возмущённое гудение.

Катя молчала. Сцепив зубы, Маша попыталась протиснуться между «Джипом Чероки» и чёрным, до блеска навощённым «мерседесом» с жёлтыми номерами. Ни тот ни другой не собирались её пропускать.

– Девочка моя, у нас мало времени, – говорила Маша. – И эта чёртова дорога… да куда ты лезешь, баран!.. Но если я прямо сейчас, сию же минуту, не объясню тебе, Катя, одну важную вещь…

Маша наконец вклинилась перед джипом и выдохнула. Повернула в положенном месте. За окном уже виднелся комплекс «Бородинская битва».

– Знаешь, как у старых растений обрезают больные листья?

Катя подняла недоумённый взгляд.

– Спрашиваю: видела, как работает садовник? – повторила Маша.

Искать парковку на проспекте было некогда, и они остановились, где пришлось. Любая заминка отнимала время.

– Садовник отсекает у цветов уродливые листья, – быстро говорила Маша испуганной ученице. – Садовник – это совесть.

Катя неуверенно кивнула головой.

– Больной лист нужно отсечь. – Маша вынула из замка ключи зажигания и застегнула пальто. – Иначе ты не сможешь дальше жить. Поняла?

– Вы считаете, это не предательство? – спросила Катя. – А что это тогда?

– Это выбор! – крикнула Маша и выскочила из салона.

Хлопнула дверь. Бояринова замешкалась.

– Может, я подожду вас? Машину покараулю.

– Ну что мне с тобой делать?! – Маша готова была схватить девчонку за воротник и трясти, пока та не придёт в себя. – Решила бороться – так стой же до конца!

Катя неуверенно выбралась наружу. Пассажирская дверь закрылась со слабым хлопком. Щёлкнула сигнализация.

В сквере возле музейного комплекса «Бородинская битва» в выходной день было людно, и всё же группу школьников Маша заметила издалека. Возле лавочки, напротив конного памятника Кутузову, собралось человек десять или двенадцать. С большого расстояния нельзя было понять, что именно там происходит, но чем быстрее Маша приближалась, тем отчётливее видела спины своих учеников, окруживших скамейку плотным кольцом.

Козырев… Михайлов… Все в сборе, усмехнулась она. Правда, Красневского среди них Маша пока различить не могла, зато отметила яркое сиреневое пятно на переднем плане. Значит, Прудникова тоже здесь, расстроенно подумала Маша. Прудникова, Катина подружка. Маша оглянулась: Катя Бояринова бежала рядом. Девушка близоруко щурилась, пытаясь рассмотреть фигуры одноклассников. Из-под серой кашемировой кепки по мокрым щекам спускались тёмные волнистые пряди.

Со стороны скамейки послышались улюлюканье и смех. Маша схватила Катю за плечо.

– Отдышись! К ним нужно подойти, а не подбежать, – сказала она.

Нащупала в сумке телефонную трубку.

– Твой телефон пишет видео?

Катя кивнула.

– Доставай.

Их приближение пока ещё никто не заметил.

– Я встречаюсь с режиссёром! – послышался Алёшин голос. – Отвалите все!

– С любовником ты встречаешься! – крикнул Козырев. – Голубая луна!

Раздался смех.

– Поцелуй меня в задницу, Девятов!

Алёша сидел на скамейке в неуклюжей позе. Было понятно, что его усадили туда насильно. Двумя пальцами он протирал залепленные снегом стёкла очков.

Маша шагнула вперёд и прикоснулась к чьему-то плечу.

Михайлов резко обернулся, и его желтоватые глаза встретились с Машиными.

– Шухер! – заорал он. – Иртышова!

Ребята расступились, Алёша поднялся со скамейки и нацепил очки.

– Ой, Мария Александровна! – затараторила Прудникова. – А мы на экскурсию собрались…

– В музей… – послышалось со всех сторон.

– Хватит врать! – Машин голос звучал хрипло. – Мы сняли видео, и смотреть его мы будем вместе с директором.

Она оглядела присутствующих.

– Где Красневский?

Ей показалось, что Данилино лицо с тёмными дугами красивых бровей только что мелькнуло среди остальных.

– Мой телефон! Отдай!.. Пожалуйста!

Красневский держал Катю за плечи. Каблуком он впечатывал в заледеневший асфальт что-то маленькое, розовое. Это была Катина телефонная трубка. Пластик хрустнул под рифлёной подошвой зимних ботинок.

– А вот не будешь стучать! – Красневский проговорил это на ухо девушке, но Маша отчётливо слышала каждое слово. – Сучка.

Маша вытащила свой телефон и попыталась нажать на кнопку «фото».

– Фотографии тоже пойдут в дело, – сказала Маша. – Данила, отпусти её сейчас же! Ты поедешь со мной. К родителям.

– Никуда я не поеду, – выдохнул Красневский и случайно ослабил хватку. – Мои родители за городом, ясно?

Почувствовав момент, Катя вырвалась, толкнула Данилу и бросилась к погибшему телефону.

– Каждого из вас ждёт беседа с директором, – повторила Маша.

Вперёд выступил Козырев.

– А вы, Марь-Санна, пришли защищать сексуальные меньшинства?

– Я пришла сказать, что вы были моим любимым классом, но с сегодняшнего дня я не хочу преподавать литературу подлецам.

– Не сильно-то испугали! – Красневский отряхивал брюки. – А Девятов голубой, его тоже скоро от нас переведут. Или отправят обратно на домашнее.

Маша с горечью подумала, что, скорее всего, этим дело и кончится. Выпускники отлично понимали, что ни Анне Сергеевне, ни директрисе не нужны лишние сложности.

А вот Машу они сбросили со счетов слишком рано. Она могла ещё побороться. Но, прежде чем Маша успела хоть что-то сказать, Катя Бояринова подбежала к своему бывшему бойфренду и с размаху ударила его ладонью по лицу. Тот не успел отпрянуть и пошатнулся от удара. Короткий хлопок звенел в воздухе, и все, кто был рядом, вдруг притихли, как будто это была не пощёчина, а выстрел.

– Вы мерзавцы, мерзавцы!

По Катиному лицу текли слёзы и чёрная тушь. Сквозь рыдания девушка выкрикивала корявые, рваные куски фраз – и слова, вылетавшие каждое по отдельности, соединялись, как молекулы, – в отчётливые предложения.

– Вы… чего к нему привязались? Вы… сначала с собой разберитесь! Кто из вас гей, а кто с первым встречным в постель ляжет! Слышите? Разберитесь сначала с собой!

Катя кричала так отчаянно, что у Маши, которая стояла совсем близко, чуть не заложило уши. Ребят охватило замешательство.

– Но вы не хотите! Ни в чём разбираться! Вам легче состряпать фальшивку! Данила вам состряпал, а вы и съели! Я свидетель, я кому угодно показания дам! Хоть в милицию ведите! Я напишу всё, как оно было, – и подпись поставлю!

– Так что, Девятов, получается, не голубой? Бояринова, вы с ним что, встречаетесь? Ты теперь его девушка? – наседал Козырев. – Говори прямо: он гей или не гей?

Катя вытянула вперёд ладони и слабо толкнула Козырева в грудь. Козырев от неожиданности потерял равновесие, качнулся и устоял на ногах только потому, что за его спиной стоял Михайлов.