Дива - Алексеев Сергей Трофимович

После этого телохранитель принцессы неожиданно взбодрился, но последовать совету поварихи вначале не захотел. Вздумал разрешить конфликт цивилизован­но — потребовал сатисфакции от консула за оскорбление личности. Телохранитель принцессы вспомнил о своём аристократическом происхождении и настаивал на дуэ­ли безотлагательно, однако разумный его соперник был из плебеев и принял соперника за умалишённого. Кон­сул начал хитрить, дескать, неприлично аристократу стре­ляться в российской глухомани, стал уговаривать сделать это хотя бы на площади в ближайшем городке. А ближай­ших было два города — Тотьма и Великий Устюг, совсем не великий, зато объявленный родиной Деда Мороза. Те­лохранитель не согласился на отсрочку, и тут случился второй мордобой на территории базы. Бывший офицер специальных сил прямо на улице двинул противнику уже не по-любительски, как Зарубин, — профессионально, в результате чего сломал челюсть и вынес четыре зуба. Это была междоусобная разборка иностранцев, поэтому никто не вмешивался. Пострадавшего осмотрел королев­ский доктор, сделал фиксирующую перевязку и посове­товал немедленно обратиться в клинику. Консул покинул базу, а телохранитель пришёл в себя, осознал, что его ка­рьера при дворе короля закончилась, на глазах охраны перескочил забор и бежал в лес куда глаза глядят.

И только Его Величество, выспавшись, оставался в своём королевском спокойствии и, кажется, даже не по­дозревал о пропаже дочери и событиях, происходящих вокруг этого. Он встал со своего ложа, полный энергии и сил, решил посвятить этот день знакомству с местной природой и соревнованию по пулевой стрельбе, полагая, что на базе есть тир. Тир был, но в заброшенном песчаном карьере, куда валили мусор и куда вести коро­ля было неприлично. Поэтому его следовало погрузить в спасительное царство Бахуса и Морфея: на пару с гу­бернатором они вкусили медвежатины во всех видах при­готовления, теперь осаживая блюда брусничной настой­кой и медовухой. Несколько раз король порывался что-то спросить, но скоро отяжелел, потерял способность к пе­редвижению и снова завалился спать, не успев узнать, как поохотилась принцесса. За эту изящную дипломати­ческую операцию Мидак пообещал представить губерна­тора к ордену. Появлялось ещё несколько часов, чтобы продолжить поиск исчезнувшей королевишны. И теперь ещё бежавшего дуэлянта-телохранителя.

Изучая личность принцессы, оперативники всё боль­ше склонялись к мысли, что и в самом деле имеют дело с феноменальными способностями капитана специаль­ных сил. В оборотничество в фольклорном смысле никто, конечно, не верил: человек никак не мог перевоплотить­ся в волка, однако с помощью специальной психотехники убедить в этом другого можно вполне. Тем паче воспитан­ный в белорусских лесах Костыль с детства эти россказ­ни слышал и легко купился на иллюзию.

И похоже, теперь ФСБ больше интересовал не сам факт бегства принцессы, а её личные качества и возмож­ности подразделения специальных сил в целом. Это вы­яснилось, когда Зарубина пригласили на беседу во вто­рой раз, уже как эксперта по нечистой силе — именно так воспринимали его оперативники. Доказывать им, что он всю жизнь как учёный занимался психологией живот­ного мира, оказалось бесполезным: это посчитали за по­пытку скрыть реальное положение вещей. И ещё много вопросов задавали относительно знакомства и общения с Дивой Никитичной, интересовались, не связана ли она каким-то образом с принцессой, поскольку выяснилось, что вдова целый год прожила в Европе, училась варить твёрдые сорта сыра, ещё когда Драконя был жив. Потом и вовсе задали вопрос в лоб: не считает ли он её ведь­мой? Зарубин всё ещё чувствовал тлеющий и совершенно необъяснимый гнев, не сдержался и посоветовал сжечь Диву Никитичну на костре, как это делали в старые до­брые времена инквизиции. Ответ оперативникам не по­нравился, однако его отпустили теперь уже со строгим наказом сидеть в башне и не высовываться до особого распоряжения.

Ждать, когда в третий раз вызовут в пыточную избу — так теперь называлась егерская, — было нельзя. Зарубин почуял: найдут причину и закроют. Точнее, уже нашли, только пока оттягивают срок задержания, формули­руя обвинение, и это значило, что Фефелов свои угро­зы выполнил, от него отрёкся, снял своё покровитель­ство или вовсе отдал учёного на растерзание. И Кухналёв не случайно об этом упомянул, точнее, проговорился! Сде­лать ничего не сделают, но нервы помотают, насидишь­ся в мясном складе или медвежьей клетке и опоздаешь на свидание.

Бежать следовало сразу же, как стемнеет, и не ползти по углу — спуститься по пожарному рукаву, который ле­жал в шкафчике. И там же была инструкция, как во вре­мя пожара можно с его помощью эвакуироваться с бал­кона. Но уже в сумерках в запертые ворота базы кто-то застучал, переполошив наружную охрану, а потом начал сотрясать тяжёлые створки так, что отдавалось в стенах башни. Охрана кого-то высмотрела, похваталась за пи­столеты и стала занимать странные позиции — полезла на деревья! Однако стрелять не стали, и кто-то закричал, чтоб принесли карабин. Зарубин выскочил на гульбище, но увидеть, кто ломится, оказалось невозможно: скрыва­ла воротная арка. Дежурный егерь заругался, стал выяс­нять, кто хулиганит, и когда чуть приоткрыл калитку — отскочил в сторону, ибо медведя сразу не признал.

— Не стрелять! — успел потом предупредить. — Это свои!

Охранники оружия не попрятали, но воинственный пыл уняли, самый смелый так даже на землю спустился.

Виноватый Митроха вошёл на территорию, как чело­век — на двух ногах — и похмельный, не поднимая го­ловы, подрагивающей походкой, двинулся к звериным клеткам. Королевская пуля всё-таки его достала: на холке остался будто стриженый след, зацепивший кожу. Крови вытекло немного и только на шкуру, рана уже запеклась и взялась коростой. Все егеря после неудачного поиска спали мёртвым сном, медведя-артиста принимал дежур­ный по базе и отнёсся с пониманием: принёс пол-литро­вую пластиковую бутылку водки с мёдом. Митроха высо­сал её за полминуты и жалобно хрюкнул — просил ещё.

— Здоровья ради, — назидательно сказал егерь, от­крывая клетку. — Не пьянки для. Я тоже страдаю, на тво­их поминках напился... Марш на место!

Медведь послушно забрался внутрь, постоял в неком отупении, после чего схватил автомобильный баллон и с силой метнул его в противоположную стену. Клетка загудела, как колокол, разом залаяли собаки в вольере, завизжал притравочный кабан.

— Не хулигань, — предупредил дежурный, — люди спят.

Митроха сунулся мордой в солому и тяжело засопел, будто заплакал.

Тем временем Зарубина пригласили в егерскую избу в третий раз, причём внезапно. Теперь фээсбэшников ин­тересовали обстоятельства, каким образом ему так бы­стро удалось найти куклу йети и самих кукловодов, тогда как опытные охотники и сам охотовед принимали игруш­ку за живое существо, вступали с ней в единоборство и даже стреляли на поражение. А учёный приехал, в пер­вый же день установил, что снежный человек — изделие китайской промышленности, и выследил злоумышленни­ков. И задержанные с поличным, они после личной бесе­ды с Зарубиным оба благополучно бежали из-под стражи!

Он фазу же почуял, что возведён в ранг некого авантю­риста и главного подозреваемого: сам ли Костыль, оби­женный ли Кухналёв, чем-то оскорблённый Мидак, пани­кующий губернатор или все вместе валили на Зарубина вину за срыв королевской охоты, в том числе и театр с ре­зиновым снежным человеком. То есть будто бы он по лич­ным мотивам разработал целую операцию, привёз куклу, вступил в сговор с Борутой с целью испортить охоту коро­ля и принцессы! Поэтому якобы отказался сопровождать её на лабаз, поручив это охотоведу. А психически больно­го Боруту сначала освободил из-под стражи, использовал в своих преступных интересах, а потом вовсе устранил, утопив в болоте. Либо умышленно оставил в опасности и не пришёл на помощь. Это когда из-за простодушности подельника появилась опасность разглашения совместных противоправных деяний. Форменный злодей!