Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107

Она убедилась в своей правоте, осматривая «точку» на Блюхера – здесь, облокотившись на столик эпохи Наполеона III, сидел очередной «консультант»: зевал со звуком, вздыхал в полный голос. Над его пуритански-круглой головой висел странно молчаливый Петров-Водкин. Хмурый мальчик в голубой косоворотке не произнёс ни слова за всё время, что они виделись, – картина была мертвее мертвеца. Мальчик даже бровью не пошевелил, гла?за не скосил – а портреты так обычно не могут. Как бы ни старались, всё равно то моргнут, то хихикнут, то губы скривят. Тем более если это дети – они всегда первыми начинали общаться с Верой: кто лепетал, кто капризничал, кто даже плакал, как тот парижский Амур.

«Одни поддельные цветы дождя боятся», – вспомнила Вера. И дунула со всей силы прямо в лицо мальчику. Круглоголовый решил, что «хозяйка» явно не в себе, но мальчик никак не отреагировал.

В квартире на улице Сони Морозовой обнаружилась ещё одна явная подделка – пейзаж Лентулова. А в штаб-квартире на Воеводина стены теперь украшала целая серия фальшивых картин: Славян Кандинский, Славян Малевич, Славян Родченко и Славян Кончаловский. Все молчали, как выражалась Юлька, в тряпочку – да, в общем, и были по своей сути всего лишь крашеными тряпками.

Между прочим, подлинные холсты Родченко и Кандинского издают маловнятные звуки – там что-то скрежещет, падает, звенит и бурчит. Пахнет металлом и бинтом с подсохшей кровью. А «Чёрный квадрат», если кому интересно, звучит как скрипнувшая дверь и запах имеет несомненно гудроновый – Вера помнила, как в Эрмитаже «квадрат» напомнил ей о детстве, когда они с Юлькой жевали гудрон в тенистых дворах Посадской.

Сарматов неспроста окружал себя подделками, но вслух лишь отшучивался и отмахивался, как будто речь шла не о шедеврах мирового искусства, а о небольшой забавной шутке.

Славяна Вере довелось увидеть ещё несколько раз, но уже на чужой территории. Хан ван Меегерен из Ботанического района отныне вёл себя с ней так обходительно, что можно было счесть это хамством. Как всякий отвергнутый любовник, Славян тут же определил того, кому «дали прокатиться» (как в детстве на велосипеде, с грубоватой последующей рифмой). Он так глянул на Веру и Валечку, невинно листавшего свежий выпуск Юлькиного еженедельника, что «Женщина с гитарой», перевезённая со всеми мерами предосторожности из штаб-квартиры, сказала во весь голос:

– Ах, какой пристальный!

К несчастью, Славян приходил как раз таки за этой работой – и уже через неделю пристраивал на её место мёртвую копию.

Раньше Веру всё это бесконечно занимало бы, но сейчас – на фоне счастья с Валечкой и отсутствия Сарматова – она всего лишь делала заметки на будущее. Отсутствовал не только Сарматов – мышь тоже пропала после знаменательной сцены под картиной, но было ясно, что вернутся оба. Стенина снова забросила диплом, меньше стала заниматься с Ларой, так и не доехала до чудесного врача – психолога и экстрасенса. Счастье отнимало всё её время.

Накануне возвращения Сарматова Вера решила заманить Валечку к себе домой. Он много раз собирался, но так и не доехал до Встречного. Потом звёзды вряд ли так сойдутся (точнее, разойдутся) ещё раз – Лару с Евгенией в кои-то веки забрала к себе Юлька, мама уехала к Эльзе с ночёвкой, что бывало крайне редко.

Вера так готовилась к этой встрече! Устраивая очередную мысленную выставку – «Женщины в зеркале» (Веласкес, Тициан, Рубенс, Серебрякова, Пикассо), сама едва не просверлила взглядом дырку в мамином трюмо. Стенина любила наряжаться, и у неё всегда было много одежды – но носила она при этом лишь несколько любимых вещей. Распахивала дверцы шкафа, натыкалась взглядом на платья, костюмы и кофточки – и видела вместо них людей и события. Вон тот пиджак был на ней в Лувре. А это платье – свидетель умилённый её увольнения. В синей кофточке она пыталась ограбить музей, в чёрной – хоронила Геру, в оранжевом свитерке ругалась с Лариной учительницей. Лишь несколько вещей ничем себя не скомпрометировали – вот их Вера и надевала. Другие давно пора выкинуть.

– Почему ты не носишь это платье, тётя Вера? – удивилась однажды Евгения, вытащив из шкафа трикотажную тряпку с непристойным, как теперь казалось Стениной, декольте. В нём Вера ходила в мастерскую к Вадиму Ф., а теперь у платья лежала пыль на плечах – как эполеты, заслуженные в честном бою.

Стенина смахнула пыль и приложила платье к себе, примеряя не столько наряд, сколько новую жизнь.

Пусть сегодня у нас всё будет по-настоящему, молилась Стенина, глядя в зеркало и не особо задумываясь, кого и, главное, о чём просит. Ей казалось, что вдали от сарматовских сокровищ Валечка освободится от злых чар – и они будут так счастливы, как только возможно в этой дурацкой жизни.

Вопрос о том, как вписать в счастливую ситуацию Павла Тимофеевича Сарматова и Юлю Копипасту, оставался открытым, как и дверь в подъезд этим вечером. У них ещё не было тогда кодового замка, и жители открывали дверь железным ключом, похожим на маленькую кочергу. В самых важных случаях раскрытую дверь прижимали специальным кирпичом и клеили записку с жалостливым текстом про врача, который вот-вот придёт: «Просьба не закрывать дверь!» Вера написала в точности такую записку, решив, что почти не врёт – Валечка был по отношению к ней именно доктором.

Он пришёл вовремя. В квартире пахло гиацинтами, которые Вера принесла домой накануне – через несколько дней от них пойдёт смрад, как от грязных носков, но пока что цветы источали восхитительно свежий аромат. Валечка прошёл в комнату, глядя по сторонам с несколько озадаченным видом.

– Помнишь, как мы с тобой здесь сидели в ту ночь? – спросил он.

– Конечно, помню, – ответила Вера, раздосадованная тем, как Валечка выделил «ту ночь» голосом. Если бы жирный шрифт с подчёркиванием умел говорить, он именно так и звучал бы.

Вера усадила Валечку рядом с собой на диван, взяла за руку. Рука была холодной и вялой. Валечка погладил её по голове. Он выглядел печальным.

– Давай поговорим, – предложил он.

– Конечно! У нас вся ночь впереди, можно и поговорить.

Валечка вздрогнул, но Вера этого не заметила – она услышала в подъезде шаги, детские голоса и в конце концов – двойной звонок в дверь. Фирменный сигнал Копипасты.

– Мама, открывай! – сердилась Лара и колотила в дверь кулачками. – У нас тётя Юля напьянилась!

Валечка вскочил с дивана.

Юлька ещё на пороге сфокусировала взгляд на Вериной груди:

– О, какая декольтешечка! Ты не одна, что ли? Здравствуйте (у нее получилось «зрасвуцы»), молодой человек, – церемонно, насколько могла, сказала пьяная Копипаста. То, что она не узнаёт бывшего мужа, Веру не удивило – она и сама его не узнавала: Валечка стал красного цвета и трепетал, как революционное знамя на ветру.

– Мы не будем вам мешать, – решительно произнесла Юлька и упала. Евгения заплакала, Лара засмеялась: они были как холодная и горячая вода. Холодная вода – вот что было нужно Стениной. Смыть с себя это наваждение, стряхнуть, как пыльные эполеты. Валечка бросился к упавшему телу, точно Вакх – к Ариадне на полотне Тициана, и бережно поднял его.

– Дайте мне вина! – прошептала Юлька, бессмысленно глядя куда-то в потолок. – Освежите меня яблоками!

– Ишь какой! – одобрила Валечку Лара.

– Эта – твоя, – между делом определил Валечка, унося Копипасту в комнату и аккуратно встряхивая её в воздухе, чтобы распределить вес.

– А мы есть хотим, – сообщила дочь.

– Не сомневаюсь. Мойте руки.

– Тётя Вера, а у мамы это пройдёт? – спросила Евгения, все ещё всхлипывая.

– Смотря о чём ты, – злобно ответила Вера, гремя сковородой, как гонгом.

– Как о чём? – удивилась Лара. – Евгения спрашивает, когда у тёти Юли пройдёт это пьянство?

– Завтра, когда проснётесь, всё будет хорошо.

Лара открыла холодильник и глубокомысленно разглядывала его содержимое:

– А котлетики ещё остались?

Вера надеялась, Валечка выйдет из комнаты через минуту и объявит, что ему пора. Так на его месте поступил бы каждый второй и первый встречный. Поэтому она без всякой жалости смотрела, как оседает мука на платье – и пудрит никому не интересное декольте.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107