Ты ненадолго уснешь... - Головань Марина Владиславовна "Voloma"

   - Занятно, - заворожено протянул Бенедикт, понимая, насколько точно Хоуп формулирует свои мысли. - Но все же... Ты не можешь не понимать, что есть вероятность выбора между Луизой и Сэмом. Разве не это подробно описывается в должностных инструкциях? Кому оказывать помощь в первую очередь? Пациенту, у которого больше шансов на выздоровление.

   - Нет, - как ни странно Хоуп с большей уверенностью мотнула головой и, отставив в сторону пустую тарелку, тем самым, как по волшебству вызвав официанта, принялась за следующее блюдо. - Не тот случай! Я найду деньги. Это не обсуждается.

Подобной уверенности нельзя было не восхититься, если бы не одно «но»! В редкие моменты, когда Хоуп покидал боевой настрой, ее плечи опускались, от чего спина начинала немного сутулиться. Будто уменьшаясь в росте под гнетом непосильной ноши, она сама не понимала, насколько наглядно это демонстрирует ее состояние.

Маленькая женщина, которая делала больше, чем десяток мужчин. Без пресловутой опоры, вооруженная только собственными знаниями и конкретной целью.

Бенедикту было очень легко понять Хоуп, ведь на самом деле их объединяло именно отсутствие сомнений в собственных действиях. Она спасала детей, он — отца. Каждый пребывал в знакомой среде, которая, впрочем, не баловала отсутствием серьезных проблем.

   - Бенедикт, - Хоуп впервые за весь вечер обратилась к Куперу по имени, от чего его окатило теплой волной. - С чего вдруг такая резкая перемена в отношении ко мне? Этот ужин не просто попытка сгладить вину. В противном случае, тебе следовало бы быть менее откровенным и сидеть, как на иголках, нервно поглядывая на часы.

Ее откровенность не могла не вызвать улыбку, а незаметные нотки издевки окончательно убедили Нэда в том, что характер Хоуп невероятно его очаровывает.

     - Признаю твою правоту. Я действительно не особо утруждал себя, чтобы подкорректировать свое мнение относительно твоей персоны. Гордая, нелюбимая, колючая дамочка, которая помешана на работе. После дюжины дней моей «волонтерской» деятельности, я уже с трудом удерживал это, наблюдая за тобой. Все изменилось в тот день, когда по отделению вихрем пронеслась мать Шона, а ты умчалась в операционную. Сосредоточенная, без капли паники или страха. Не знаю, как называется та штуковина, но чем-то похожим на дрель ты сделала в голове мальчика отверстие для операции. Боже, сколько умиротворения у тебя было на лице! Именно умиротворения, спокойствия... Таким же образом мамы расчесывают волосы по утрам своим детям, а я и за этим наблюдал, жалея, что под рукой не фотоаппарата. Как же так, Хоуп? Ты бесстрашно, прости за скомканность формулировки, копаешься в человеческих головах и это до сих стоит у меня перед глазами, а все рассуждения про ответственность меркнут и превращаются в ничто. Именно тогда я понял, что не имею никакого представления об ответственности, а ты перевоплотилась из затюканной Гремелки в нейрохирурга.

    - На следующей неделе, мои родители устраивают вечеринку. У меня с отцом сейчас небольшие разногласия и потому, если просьба о помощи Лулу или Сэму, прозвучит от меня, то непременно последует отказ. Но если ты с ним поговоришь... Это может и сработать. Такую возможность упускать нельзя. Ты согласна? К сожалению, ничем больше я сейчас помочь не смогу. Расходы матери контролируются, сестра живет довольно скромно и хоть имеет доступ к счетам компании, непременно согласовывает расходы с отцом.

Вилка над тартифлетом замерла. От неожиданности, Хоуп закашлялась и она растерянно пару раз моргнула. Плечи снова потянуло вниз.

    - Спасибо, Бенедикт.

Слова прозвучали не громче шепота, но, сколько же в них было вложено чувств. Облегчение, надежда, благодарность, радость...

    - Я, надеюсь, история болезни вернется в архив, до начала судебного процесса, - внезапно выдала Хоуп, прищурив глаза.

Она с одобрением отметила про себя, насколько спокойно воспринял ее слова Бенедикт, окончательно убедившись в том, что авантюру, в которую он ввязался, чтобы только добраться до этой папки, зашла лишком далеко, а вызывающее поведения, было ни чем иным как ширмой.

    - Ты увидела ее в машине?

    - Да.

    - И ничего не предпримешь?

    - Мне приписывают много отрицательных качеств, но твердолобость в них никогда не входила. Кроме того, это проблема архивариуса и ты серьезно подставишь Грейс, в чем я сомневаюсь. Разве, что дружба с ней была продиктована только корыстью.

   - Это не так...

   - Хорошо! Она удивительный человек и мне бы не хотелось, чтобы ее репутация пострадала. Знаешь, а ведь тебе удалось заставить эту милую женщину испытывать такое редкое для нее чувство, как неприязнь.

    - Неужели?!

    - Из-за прищепок.

    - Дети издеваются над ней, а неприязнь Грейс испытывает ко мне?

   - Прищепки, ведь не всегда появляются на униформе сестры Стоун по вине детей. Это индикатор настроения детей, если угодно. Случаются дни спокойные и не очень, а бывают такие, когда в коридорах воцаряется тишина и день тянется, словно вмещает в себя время за целую неделю. Пациенты, словно настроенные на одну волну, будто сеть радио, заражаются подавленным состоянием, которое трудно переломить. Я сама видела, как Грейс в такие дни своими руками увешивала себе спину разноцветными прищепками и шла веселить ребятню. А тут ты! Старательно и с нежностью отдираешь все ее художества..., - Хоуп подперла подбородок рукой и уже полулежа, сидела за столом с мечтательным видом.

     - Понял. Исправлюсь! - оправившись от удивления, Бенедикт оставил попытки понять мотивы действий мисс Ванмеер, чувствуя, что увязает в сложной личности этой женщины все больше и больше с каждой минутой.

    - Что ж! Приятно, наконец-то говорить на равных! Хоть ты и убедителен в амплуа имбецила, в последнее время, оно терпело фиаско. Надеюсь, ты найдешь, то, что нужно, чтобы помочь отцу! Если нужна будет помощь...

    - Я непременно ею воспользуюсь, - тихо добавил Бенедикт, устыдившись, насколько недооценивал это женщину. - Но на первый взгляд это была пустая затея. История болезни выглядит правдоподобной. Нужно проверить несколько фактов, но...

    - Главное не торопиться и не зацикливаться на противоречиях. Порой, важно, не то, что есть, а то, что отсутствует.

По лицу Бенедикта пронеслось недоумение и он смутился. А ведь это был дельный совет! В то время, как Хоуп, спокойно отставив вторую тарелку, с аппетитом принялась за следующее блюдо.

Людей нередко сравнивают с книгой. И Бенедикт видел перед собой внушительный экземпляр, со сложным текстом, который будто одновременно писал взрослый человек и ребенок. Открывая очередную страницу, Хоуп предоставляла достаточно времени, чтобы ее прочесть, не перебивая, без примечаний и перевода непонятных слов. Она делилась своими мыслями, но едва тема была исчерпана, наступал черед нового вопроса, и страница переворачивалась, аккуратно, бережно, но безвозвратно.

Разговаривать с ней было легко и интересно. Без ощущения, что слушаешь лекцию, Бенедикт все же ловил себя на том, что может многому научиться у нее. Этакий шведский стол человеческого опыта.

Но вот в переплетение слов ворвался звук очередной смс. Кинув мимолетный взгляд, Хоуп внезапно с щемящей теплотой улыбнулась и не извинившись набрала сообщение в ответ.

   - Сэм, - последовало объяснение.

   - Он с отцом?

   - Да, прислал фотографию, - Хоуп повернула телефон, на экране которого Бенедикт увидел, что мальчик прижал палец к губам, призывая тем самым к тишине, потому что его папа спал рядом, сидя в кресле. - Умоляет разрешить ему прогулку с отцом.

   - Но почему нет? В отличии от остальных у него стабильный уровень гемоглобина и лейкоцитов.

    - Ты и в этом уже разбираешься?! - с одобряющей усмешкой удивилась Хоуп.

    - Попробуй тут, пропусти мимо ушей каждодневную мантру: лимфоциты, лейкоциты и гемоглобин. И что? Разрешишь ему прогулку?

    - Посмотрим. Не хватало только накануне операции подхватить инфекцию. На свежем воздухе не больше часа... Вполне возможно.