Нино и ее призраки - Теплицкая Анна Аркадьевна

– Можем проверить, какие чувства вы испытывали во время свадьбы.

– Как?

– Переживете вашу свадьбу еще раз. Поверьте мне, вы вспомните все до мельчайших подробностей: что вы чувствовали, как вы выглядели, какие эмоции вас заполняли. У вас появится возможность сделать этот выбор еще раз.

– Я смогу изменить прошлое?

– Ни в коем случае.

С одной стороны, мне понравилось, что он не считает меня полной идиоткой, но с другой – гулять по прошлому, не имея возможности его изменить, представлялось идеей бессмысленной, что и озвучила:

– Тогда какой в этом смысл? Допустим, я говорю своему жениху «Нет» и сбегаю со свадьбы, как лань быстропопая. Моя сегодняшняя жизнь от этого изменится?

– Конечно. Наши решения мы изменить не в силах, но с помощью терапии вы измените отношение к самой себе, лучше будете понимать свое состояние и происходящие процессы. Так можно пройти по всем ключевым эпизодам, в которых, как вам кажется, перед вами стоял определяющий жизнь выбор. Кроме того, в прошлом может выплыть незначительный сюжет, который станет очевидной причиной вашего сегодняшнего недовольства жизнью. Вы откроете глаза после сеанса и скажете: «Вот оно, Николай Васильевич! Я поняла, что сделала не так! Вот где следовало поступить иначе».

– Теперь понимаю, почему вы сказали, что терапия – это надолго.

– Почему?

– Каждый момент моей жизни определяющий, мы с вами будем лет десять скакать по всей моей жизни, не меньше. Давайте начнем прямо сегодня?

– Нет. Для начала мне нужно провести некоторые исследования: сделать радиографическое сканирование, опросы, собрать клинические моторные и электрофизические данные.

– Обязательно?

– Необходимо.

Глава 7

Я достала ключи и открыла дверь квартиры на Староневском.

– Ты уже тут? – крикнула я в пустоту.

Это была съемная квартира Ника, не та, в которой он жил со своей женой, а вроде как наша. Любовь в моем понимании не связана с долгом или ответственностью, она всегда связана с удовольствием. Для меня главное, что есть в Питере такое место, где пару часов мы могли принадлежать только друг другу, и не было у нас ни супругов, ни детей. Мы взяли за правило выключать телефон, как только переступали порог квартиры, уж не знаю, что он там плел своей жене. Я вообще не знала практически ничего о его жизни вне этого места, и меня это не интересовало. Мы встречались несколько раз в неделю, и все время, которое проводили вместе, занимались любовью.

Когда мы поженимся, мечтал он, я куплю квартиру в центре, но мы не будем много времени проводить в Питере. Мы будем путешествовать. А может, и вообще переедем. Мы любили заглядывать в будущее, хотя оба знали, что у нас его нет.

Я быстро освоилась тут. Квартира была холостяцкая, но очень чистая. Вещей мало, но те, что есть, значили для меня многое: плед, который мы все время таскали на кухню и обратно в спальню, поднос, что он приносил мне в постель, старый проигрыватель с дисками – мы только раз включили его и протанцевали несколько часов подряд. Я спросила моего милого, можно ли мне приходить сюда в его отсутствие. Он ответил, что я могу делать все, что пожелаю.

На ходу застегивая верхнюю пуговицу, из спальни явился Ник:

– Даже уже успел одеться.

– Зачем? Я думала, мы, наоборот, будем раздеваться.

– Не хочешь как-то по-особенному провести вечер? Все-таки я уезжаю завтра.

Все завтра уезжают. На секунду я задумалась: может быть, мой муж и мой любовник едут вместе?

Ник подошел к зеркалу и стал застегивать любимые наручные часы. Даже это простое движение он совершал с детской сосредоточенностью, насупившись, перебирая ремешок пальцами. На часы при этом он не смотрел – его отражение подмигнуло мне. Он смотрелся эффектно из-за фигуры и роста, но лицо у него было совершенно незапоминающееся. До того как он мне страшно понравился, я даже умудрилась обознаться пару раз, не смогла отличить его от других людей. Довольно часто мне было непонятно, на что я запала: если бы не высокий рост, он был бы совершенно обычный, как все, ничто не выдавало в нем необузданную сексуальность, которая заполнила все его существо и, насколько я знала, уже давно сделала своим рабом. Со временем я догадалась, что даже непримечательная внешность играла ему на руку, была ловушкой, нацеленной и на мужчин, и на женщин. Они не видели в нем ничего опасного, привлекательного, они не замечали его. Но как только он открывал рот… о, тогда все и начиналось: сексуальность проступала в нем осторожно, говорила очень низким голосом, гораздо ниже, чем можно ожидать от человека с мальчишеским лицом, захватывала сначала толику удивленного внимания, а затем потихоньку вытягивала все больше и больше, и вот уже то, как он говорит, становилось важнее того, что он говорит. Ник быстро улавливал эту едва заметную биохимическую перемену и начинал смотреть по-особенному, так, как будто это то, ради чего он живет. Мой муж никогда на меня так не смотрел. Возможно, он даже и относился ко мне с большой любовью, но смотреть с обожанием не умел и даже не учился уметь.

Мой милый был полной противоположностью моего мужа: ненадежный, небрутальный, неправильный. Все это отталкивало, но я не могла не думать о нем, не могла даже ненадолго оторвать свое внимание. Нет, я не хочу их совместить, подумала я. Я хочу иметь их обоих одновременно.

– Оставлю тебе водителя. Пользуйся на свое усмотрение.

– У меня тоже есть водитель, – сказала я.

– Который докладывает все твоему мужу?

– Пока тебя нет в городе, моему мужу не о чем докладывать.

– Мне сложно в это поверить, я слишком хорошо тебя знаю, – рассмеялся он.

Я хотела его переубедить, но не стала.

В лаунже на Жуковского было столпотворение. Мы еще никогда не встречали знакомых, когда тусовались вместе. Надо сказать, мы сильно рисковали, выходя из съемной квартиры, меня могли легко узнать. Подозреваю, что в глубине души нам уже было все равно. Иначе мы бы так не делали, правда? Мы выбирали самые богемные, самые помпезные места в городе, и нам удивительным образом везло – до сегодняшнего дня.

Сначала у барной стойки к Нику подошли две подружки, он познакомил их со мной, а потом с удовольствием болтал и целовал каждую в щеку. «Скорее всего, они обе его любовницы», – подумала я, посмотрев, как они подставились ему для поцелуев. Это меня не тронуло.

Я смирилась с его неконтролируемой способностью к соблазнению. Мало того, мне льстило, что он может нравиться женщинам с первого слова. Ник намагничивает их своим обаянием, оказавшись рядом, они сами делаются ярче и сексуальнее, и от этого его притягательность тоже множилась. Было видно, что он обожает женщин, обожает женское тело. То, что он всегда выбирал меня в качестве постоянной спутницы значило, что я лучшая из всех, кого он знает. От этого моя ценность росла.

С Ником я была совершенно другая, не такая, как с мужем. Воспоминание о муже отдалось во мне тревожным эхом. Я стала думать, почему на одного я ругаюсь по каждой мелочи, а другому все спускаю с рук. Алексея Александровича я ревновала даже к коллегам-мужчинам. Моя ревность, вначале даже вроде как показная, ведь он не давал никакого повода, за неуловимо короткое время сумела превратиться в мощное оружие, которое по-настоящему глубоко ранило меня саму. Стоило мне придумать, что девушка в фильме может понравиться Алексею Александровичу, как у меня портилось настроение. Я могла в самом деле рассердиться, если видела похожую на саму себя актрису, – это ведь был его типаж. «Красотка, да?» – спрашивала я и вне зависимости от ответа начинала скандалить. Мне не подходила никакая реакция. Если он рассеянно кивал, то я приходила к выводу, что ему нравится какая-то другая женщина, не я, а это было невыносимо. Если же он отрицал, то я злилась, потому что мне сразу начинало казаться, что женщина на экране – моя точная копия, и раз она ему не нравится, то и я тоже. Алексей Александрович был в безвыходном положении. С Ником все было по-другому: везде я находила следы других женщин, я уже не говорю про законную жену, и ничто не выводило меня из спокойного расположения духа. Ему можно было все, а моему мужу ничего. Значило ли это то, что к мужу я относилась серьезно? Возможно.