Коммуна, или Студенческий роман - Соломатина Татьяна Юрьевна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106

Сдавать летнюю сессию пятого курса было проще простого – клинические дисциплины не так уж и сложны, если мозг натренирован. Потому что мозг, он хоть и лишён мышечных волокон, но принцип тот же: к чему приучишь, то и будет потребно. И мышцы и мозг, будучи разными по анатомическому строению и функциям, требуют одного и того же – нагрузок. И к нагрузкам привыкая, требуют увеличения оных. Так что тело и сумма знаний – дело наживное, только не ленись… Знать бы ещё анатомию и физиологию души, чувств и всякого такого… «Что в чёрном ящике?!» Матюги пилотов в основном. И хорошо, если не последние…

Да. Сдавать летнюю сессию было легко – куда легче сессий первых курсов. Полина Романова не обладала таким острым и подвижным интеллектом, как Алексей Евграфов, но упорства в учёбе ей было не занимать – так что усидчивость, усидчивость и ещё раз усидчивость. А уж если сочетать теорию с практикой – ну, то есть зубрёжку с физкультурой, а всё разом – ещё и с работой, то… времени на особое погружение в анатомию и физиологию души и чувств уже не остаётся. Ни времени, ни желания. Да и учебников с руководствами нет. Толковых. А говённые пособия на дерьмовой бумаге типа: «Как начать жить» пусть изучают эмбрионы. Да вот беда, эмбрионы читать не умеют. Тем же, кто умеет читать, такое и ни к чему – жить-то уже давно начали! Осталось-то всего ничего. Вот, например, двадцать два… Два раза по двадцать два – уже сорок четыре. Пожилая женщина. А три? Шестьдесят шесть! Древняя старуха… А на четыре? Восемьдесят восемь! Живая мумия! Если ещё живая, разумеется. Так что треть жизни уже прошла, какой там начинать жить! Третья часть жизни вообще и половина жизни, приятной тем, что ты молод. Вот ещё пару лет обучения после обучения – и можно на пенсию выходить. И спрашивается, зачем всё это было?

Сессии вообще легко сдавать, если на первых курсах подсуетиться. Даже если ни черта не знаешь – а такое невозможно, если на первых курсах таки подсуетился и язык хорошо подвешен, – то, раскрыв зачётку и пролистав странички, ни один отморозок не решится… Отморозок – не решится. Только отмороженная. Чуть не впиндюрила Полине эта долбанутая Лизавета трояк. И по какому такому супер-пупер-предмету, спрашивается?! По социальной гигиене. Кому она нужна, эта социальная гигиена? Да и Лизавета тоже… Ну да два мудака за пять лет – химик и социальная гигиеничка – это не так много. Терпимо. Тем более что четвёрку ей Лизавета всё-таки поставила. Причём чисто из вредности – назло другим экзаменующимся в тот день. Потому что за Полину никто не звонил, мол, просим-просим, девочка – племянница-дочь-жена… Полина сама по себе девочка. Не племянница, не дочь и не жена. Некому за неё звонить – и слава богу! Звонили-хлопотали – точно бы ей Лизавета «удовлетворительно» влепила. А то и неуд. А так просто повезло – шла бы со своей группой в полном её составе на экзамен – железобетонно та бы в зачётку нагадила. Потому что в Полиной группе блатных – раз-два и всё. Вася и… Раз. Но недавно самозапись ввели, и Полина попала пальцем в небо – в какой-то такой удачный день, что один «блатняк» пёр. И Лизавета щедро всем «позвоночным» раздавала неуды и уды. За что Полине «хор» и обломился. Ох, этой дряни ещё и гос на шестом сдавать. Маразм! Ну, терапия – святое. Хирургия? Куда без неё. Акушерство и гинекология – понятно. Базис. Соцгигиену какого рожна в программу государственных экзаменов включили? Ещё бы физкультуру или, там, основы этики и деонтологии – и то важнее предметы. На хер нужна эта социальная гигиена? Полина в администраторы от здравоохранения не собирается. А если волею судеб закинет – то должное количество койко-мест уж как-то рассчитает. По должным для тех времён нормам. Они же всё время пересматриваются, все эти административно-пользовательские и органолептические параметры. Вот на фига эту никчёмную чушь заучивать? Балласт. Равно как и должное количество витамина D для учеников школы города Медвежьегорск Петрозаводской области, площадь класса – двадцать квадратных метров, стёкла на окнах не увиолевые. Где те ученики Медвежьегорска, а где та Одесса? Страны – и те уже разные, а дебильные задачи по никчёмной дисциплине – всё те же. И колоссальное пульсирующее чувство ущемлённости собственной значимости у профессорши никому не нужных трижды скисших щей, несчастливой и одинокой бабы.

«Вот и ты такая же будешь!» – хихикнуло альтер-эго.

«Хрен тебе в нос – такой прогноз!» – Полина вытянула красивую длинную ногу и немного полюбовалась ею.

«Почём ты знаешь, может, и Лизавета первой красавицей была, да примусами, керогазами и прочей утварью раскидывалась. А потом – раз! – и сорок четыре. Или шестьдесят шесть. Пустая кухня, спитой чай и на усохшей ноге – варикоз!»

«Вот же ж ехидна… Заткнись!»

Поля села на подстилке и долго-долго смотрела на море.

Моря этим летом было много. Очень много. Как ни в одно из институтских лет.

Во-первых, практику ей разрешили не проходить, засчитав автоматом – потому что Полина работала, и на работе ей вписали в трудовую благодарность. За доблестный труд и всё такое…

Во-вторых, Примус, тоже отмазавшись от смешной практики – только время терять, – взял отпуск за свой счёт на судебке, где уже давно числился не санитаром, а старшим лаборантом и его с распростёртыми объятиями ждали в аспирантуру после интернатуры, и устроился на всё лето проводником на железную дорогу. И, как это ни странно, зарабатывал отличные деньги.

– Ты что, на чае обсчитываешь?! – каждый раз ехидно интересовалась Полина, когда вернувшийся Примус тащил её в комиссионку за босоножками, купальниками и помадами.

– Нет, моя дорогая. Там купил – тут продал, и наоборот. Передал пакет, завёз ящик, обеспечил посетителями вагон-ресторан. Умный и шустрый индивидуум всегда имеет в жизни свой интерес.

– И какой же интерес в твоей жизни?

– Как и прежде – ты. И всё, что с тобой связано. Например, твои желания… Я же знаю, что ты хочешь новый купальник. Кстати, терпеть не могу, когда ты в закрытом купальнике. Ты должна загорать только и только topless!

– Это вредно.

– Это не вредно, если на краю своего собственного бассейна августовским вечером. Ультрафиолет, как и всё остальное, губителен только в чрезмерных количествах.

– Ага. Только собственного бассейна нет.

– Ну, это пока… Это пока, детка. Всё будет.

– Патологоанатомы так круто зарабатывают?

– Ну, во-первых, я собираюсь быть не совсем уж патологоанатомом, а судебным медиком – это немножко другой коленкор… А во-вторых, нормальный мужчина не ждёт милостей, а ищет способы. И при наличии достойной цели – находит.

– Вообще-то фу! Патологоанатом! Одни трупы кругом!

– I’m hate alive, baby! – Примус сделал страшные глаза.

– Мёртвых, что ли, любишь?

– Тоже нет. Но с ними безопаснее и спокойнее, чем с живыми. К тому же судебная медицина – это, увы, не только трупы. Далеко не только трупы. Люблю же я только тебя.

– Лёшка, спасибо. Я свинья.

– Самобичевание и всякие прочие муки этой… как её там… совести и прочей жертвенности тебе не к лицу. Лучше ехидничай, как раньше.

– Ладно… Была женой моряка, стала – сожительницей проводника. Как тебе?

– Отлично!

– Ты мазохист!

– Отнюдь нет. Напоминаю, я просто люблю тебя. Тебя! Понимаешь? Тебя, а не то, что ты можешь из себя изобразить, и не навязанные тебе воспитанием, моралью-нравственностью, мамой-папой-школой, книгами и подругами представления. И возникающие из всего этого ментальные образы. Помнишь, у Брэдбери в «Марсианских хрониках» был рассказ о марсианском дурдоме? Там рядом с каждым ненормальным парила проекция его ментальных образов. Вот я, моя девочка, что бы ты из себя ни изображала и какого бы туману ни напускала, всегда вижу ясно и отчётливо – кто ты есть. Оставь игры для своих… Для своих пажей, – он рассмеялся.

– Что смешного?

– Это я над собой.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106