Концертмейстер - Замшев Максим

Лапшин занимал двухкомнатную, не очень большую квартиру в четвертом подъезде, на третьем этаже.

Разговор, как и водится в интеллигентной среде, начался с ничего не значащих фраз, с пресловутого обмена любезностями.

В кабинете Лапшина, который служил ему и спальней, слова жили как ноты, отдаваясь долгим эхом, оставляя за собой следы. Что-то совсем неземное окружало этого человека, и все возле него — самые обыденные вещи, обстоятельства, ситуации преображались, становясь не такими, как везде.

Между Лапшиным и Арсением возникла какая-то отдельная связь, будто они до этого были потерявшими друг друга на чужой планете инопланетянами и теперь наконец нашлись.

Им не требовалось много разговаривать, пытаться произвести друг на друга впечатление, прилаживаться. Они изначально были настроены в одном камертоне, в одном ладу.

Через полчаса после прихода гостей Лапшин неожиданно попросил:

— Лев Семенович! Там, как я чую, Татьяна на кухне на стол собрала. Проходите туда. У нас вкусный пирог. А я пока с вашим внуком немного поговорю. Можно?

Они, несмотря на многолетнее знакомство, оставались на «вы».

— Ну что же, пирог это хорошо. — Норштейн улыбнулся чуть натянуто. Тяжело вздохнул, поднялся и вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

* * *

Арсений и Лев Семенович ушли, Лапшин смотрел из окна, как они садятся в такси, как уезжают в сторону Кутузовского проспекта.

Как жаль, что он не познакомился с Арсением раньше! Более близкого по духу, более влюбленного в искусство человека Александр Лазаревич не встречал за свою неизбежно подходящую к концу жизнь.

Глаза Арсения сразу указали ему на его ошибку. Нет, не Льву Семеновичу он доверит самое важное. Лев Семенович замечательный человек, но он утомлен жизнью, как и сам Лапшин. здесь они никого уже не исцелят. Свои миссии они выполнили! Или пропустили. Или не успели их воплотить! Какая теперь разница!

А Арсений весь соткан из чего-то, что еще не исполнено.

Он рассказал ему все. Все, что опасался открыть много лет. Рассказал не для того, чтобы оправдаться. Он давно в этом не нуждался. Рассказал, чтобы он на время превратился в него и вместе с ним простил ту, кого он, как выяснилось, знал с детства.

Он наблюдал, как машина, увозившая Арсения и Льва Семеновича куда-то в декабрь, пропадает из виду.

Снова пошел снег.

Ему казалось, что он идет внутри него.

* * *

Арсений трясся в вагоне метро. Он думал о чем угодно, только не о том, что ему только что пришлось совершить. Он злился, что вот уже сутки как не говорил с Викой, сердился, что ему еще предстоит забирать свои вещи в камере хранения на Ленинградском вокзале, нервничал, что Петька наверняка предложит выпить, а ему все это сейчас на редкость некстати.

Он не успел сформировать отношение к тому, что поведал ему Лапшин, но выполнил его поручение с ученическим прилежанием, не сомневаясь в правильности поставленной задачи.

До метро «Аэропорт» он доехал быстро. Знакомый с детства дом долго искать не пришлось.

Генриетта Платова открыла дверь так, будто стояла в прихожей и кого-то ждала.

— Бог мой! Арсений! Как ты здесь? Что-то с папой?

«Откуда она знает про папу?» — мелькнула мысль, но не задержалась.

— Генриетта Платова! Александр Яковлевич Лапшин просил передать вам, что он вас прощает, что вы больше можете не считать себя трупом и жить без чувства вины перед ним. А с остальными — с Прозоровой, с Сениным-Волгиным — вам надо будет разобраться самой.

Он не стал дожидаться ее реакции. Трусливо развернулся и быстро-быстро ретировался. Он не слышал, как сильно и отчаянно хлопнула входная дверь ее квартиры. Он вышел из подъезда раньше.

Петька, как и ожидалось, приготовился к встрече с другом. Он жил вместе с мамой и бабушкой в Тихвинском переулке.

Женщины постарались на славу. Стол ломился от блюд. И, увидев такое пиршество, Арсений признался хозяевам, что проголодался не на шутку.

Хозяева обрадовались.

Радость голодному гостю — признак отечественного гостеприимства.

Женщины посидели с друзьями для приличия немного и удалились.

Петька и Арсений болтали допоздна и не могли насытиться общением. Арсений позвонил деду и предупредил, что ночевать не придет, останется у товарища.

Лев Семенович устало поблагодарил, что тот не оставил его в неведении, и сообщил, что от матери нет никаких вестей и он очень волнуется. Арсений неумело успокоил его: «Не волнуйся, дедушка, завтра она непременно сообщит о себе».

Петька, разумеется, был в курсе семейных историй своего друга: в армии откровенность — единственный способ общения с теми, с кем ты держишься вместе.

И сейчас Арсений, который все же выпил водки, раскрывал перед товарищем шаг за шагом всю картину прошедших двух дней, где вся боль и все несчастья сконцентрировались до предельной степени и в итоге пробили что-то, какие-то невидимые стены, и растеклись повсюду, все выжигая на своем пути. О тайне Лапшина он, конечно, умолчал. Композитор взял с него клятву. И он намеревался ее соблюдать. Но и без этого было чем поделиться. Петька слушал внимательно. Курил. Уже почти не обижался, что Арсений не поинтересовался, как у него дела и как он жил эти восемь лет. Он всегда помнил, как Арсений пришел к нему на помощь, когда он был почти уничтожен армией, ее грубостью, жестокостью и идиотизмом, и нынче, видя, как друг нуждается в нем, искал способ быть ему полезным.

Наконец Арсений, до этого смотревший в основном куда-то в пол или себе на руки и только изредка поднимавший глаза на собеседника, направил свой выжидающий и вопиющий о высказывании взгляд на хозяина квартиры.

— Ты знаешь, — начал Петя, — конечно, может, я и не прав, но мне думается, твой отец был бы рад, если бы ты не терзал свою мать, простил бы ее, этого Волдемара и все бы зажили без чувства вины. Это только от тебя зависит. Понимаешь?

Арсения не вдохновила реакция друга. Но ругаться он с ним не стал. Тоже мне нашелся Исусик. Сам-то он простил тех, кто над ним измывался в армии, пока его не перевели к ним в оркестр? Мне сломали жизнь и продолжают ломать. А я прощать?

— Ладно. Иди покажи, где ты мне постелил. — Арсений допил водку.

Долго не спалось. То, что сказал Петр, не шло от него прочь. «Все зависит от тебя. Понимаешь?» А вдруг так оно и есть?

Заканчивалось воскресенье. Новая неделя готовилась к старту.

* * *

Недели зимой тянутся медленнее, чем летом. Всем хочется, чтобы день начал хоть помалу, но прибавляться. В зимние недели умещается намного больше, чем в летние. Вот и в ту неделю декабря 1985 года уместилось многое.

Арсений Храповицкий, вернувшись в Ленинград, обнаружил несколько новых обстоятельств.

Первое, что он увидел, выйдя из здания вокзала, была красочная афиша концерта пианиста Семена Михнова.

До концерта оставалось шесть дней. С фотографии на афише его учитель будто вглядывался именно в него. Кто-то другой внутри рассудил, что надо обязательно выпросить у Катерины контрамарку. Ажиотаж, вероятно, ожидается гигантский. Но для него она найдет. Все же это их общий учитель.

Вторым его открытием стало, что Вика больше не живет в его квартире на Лесном. Она забрала все свои вещи. Так поступают, когда не собираются возвращаться ни при каких обстоятельствах. Он позвонил ей на работу, но и там ничего о ней не ведали и страшно беспокоились.

Арсений не расстроился. Сил расстраиваться не было.

Он поискал глазами какую-нибудь записку от нее. Но ничего подобного она не оставила.

«Всегда была со странностями, — заключил Арсений. — С ее этими разговорами, что мне ничто не мешает начать выступать сольно. Все так у нее просто! Не слишком, видимо, престижным для нее стало жить с концертмейстером».

Светлана Львовна Храповицкая три дня пробыла с Волдемаром в полном согласии во Владимире, но на четвертый они солидарно решили, что ей надо возвращаться домой. Мужем и женой им никак уже не стать, а для остального вместе им жить не обязательно. Светлана вернулась в Москву, навестила Олега в больнице вместе с Димкой, они прекрасно провели время, трепались, смеялись, не помышляя что-то выяснять и копаться в прошлом. Другого рецепта не существовало. И они его применили. Не сговариваясь. У Димки снова появились оба родителя, и он не без светлого сожаления отмечал для себя, что когда они разговаривают друг с другом, им обоим немного не до него. Но его это не пугало. Ведь главный человек для него теперь Аглая.