— Вы опять скажете, что я трусиха… Ну что ж, я не скрываю: да, я трусиха. Я боюсь всех, кого не знаю; боюсь всех тайн и вот таких приказов… Придётся быть настороже. Посмотрим, что собой представляет эта женщина…
— О, как вы рассуждаете! — воскликнула Тан Кэ. — Центр требует подчинения, а мы будем «смотреть», понравится ли нам посланный оттуда начальник… Можно подумать, что ты забыла: мы не просто партизаны — ведь мы подпольщики!
— Я знаю все это не хуже вашего. Но знаю и то, что мне было приказано подчиняться Ма. Она моя начальница.
— А теперь будет не она. — И, подумав, Тан Кэ прибавила: — Наверно, слух о том, что Ма связана с полицией, подтвердился… — Заслышав шум приближающегося автомобиля, она торопливо оправила фартук. — Ма вернулась!
Го Лин взялась за щётку.
Через несколько минут в комнату вошла Ма. У неё был усталый вид. Она оглядела девушек и отослала их прочь.
2
Тан Кэ подошла к гаражу и остановилась, наблюдая, как У Вэй моет запылённый автомобиль. За шумом воды У Вэй не слышал шагов Тан Кэ и продолжал напевать что-то себе под нос. Только повернувшись к ней и едва не обдав её водой, увидел и улыбнулся.
— Иди ко мне в помощницы! — весело крикнул он.
— В помощницы? — Тан Кэ смотрела на него без улыбки.
У Вэй опустил ведро и удивлённо уставился на сердитое лицо девушки.
— Что случилось?
— Я хочу с тобой серьёзно поговорить.
У Вэй вытер руки и жестом пригласил Тан Кэ к скамеечке.
— Ничего, я постою, — неприветливо сказала она. — То, что я хочу сказать, очень важно. Мы хотим предупредить тебя: ты должен бросить это… с Ма. Она нехорошая. Она может дорого обойтись и тебе и всем нам… — Тан Кэ не договорила, глядя в глаза У Вэю.
— Ты ошибаешься, Тан Кэ, — ответил он, несколько смутившись.
— Я только хотела предупредить.
— Хорошо, хорошо… — сказал он, не скрывая желания окончить неприятный разговор.
Помолчав, Тан Кэ сказала:
— Была связная.
Он сразу насторожился.
— Ну?
— Она принесла сообщение о том, что к нам послан уполномоченный штаба…
Вернувшись в комнаты, Тан Кэ тихонько сказала Го Лин:
— Все как-то уж очень подозрительно совпало: появление новой связной, прибытие нового человека из штаба, приезд Янь Ши-фана.
— Янь Ши-фана?
— Да, он должен вечером быть тут вместе с этим Баркли, и мы должны взять их живыми. Независимо от того, как будет себя вести Ма…
— Значит, мы должны действовать без Ма?
— Может быть… Задание остаётся заданием: Баркли и Янь Ши-фан должны стать пленниками НОА!
— Раз должны стать — значит и станут! — решительно заявила Го Лин.
1
Тщательно проверяя направление по знакам на поворотах подземных галерей, Цзинь Фын вышла к центру города, где находился музей. Командир, отправляя её в путь, приказал зайти в музей. Этот музей служил партизанам секретной явкой и одним из главных пунктов, через которые проходили приказы командования. Через музей же поступали и данные от тех лазутчиков, которым конспирация не позволяла поддерживать прямые сношения со штабом «красных кротов». Одним словом, музей был важным пунктом в цепи тайной связи партизан. Цзинь Фын следовало там осведомиться, не поступили ли какие-нибудь изменения к приказаниям, полученным ею.
По расчёту, Цзинь Фын должна была быть уже под двором музея. Да вот и плита, прикрывающая выход из подземной галереи.
Цзинь Фын отодвинула камень и осторожно выглянула из впадины, служившей выходом на поверхность. Двор музея был пуст. Девочка вышла во двор и присела в тени, отбрасываемой разрушенным сараем. Цзинь Фын устала, ужасно устала. Она закрыла глаза, и ей почудилось, что она гуляет в тенистом парке у дома губернатора.
Иногда, проходя мимо этого парка, она сквозь узоры его каменной ограды заглядывалась на гуляющих там детей. Особенно хотелось ей прокатиться в коляске, запряжённой осликом. Но девочка знала, что эти катающиеся и играющие ребята — дети важных чиновников, или купцов, или генералов из армии Янь Ши-фана. А таким, как она, нельзя кататься; можно только иногда издали посмотреть на катанье других. И то лишь до тех пор, пока не привлечёшь к себе взгляда полицейского или садовника. Тогда нужно уйти из тени ограды. А ещё — около этого сада всегда толпились продавцы сластей. Один раз в жизни, на Новый год, Цзинь Фын довелось попробовать белой липучки, и с тех пор при взгляде на это лакомство лёгкая судорога всегда сводила ей челюсти. А тут в корзине каждого торговца лежали целые кучи липучек.
Вдруг словно кто-то толкнул Цзинь Фын: она поняла, что засыпает, и испуганно разомкнула веки. Но видение сада все ещё было так ярко, что ей не сразу удалось его отогнать.
Она вздохнула и встала. Словно и сейчас ещё она чувствовала на себе взгляд полицейского или садовника. Даже оглянулась. Но никого поблизости не было. Она вышла на улицу, так как ей нужно было попасть в музей — там был пост партизан. Он помещался в подвале калорифера.
Этот тесный поддал, со стенами, покрытыми толстым, словно бархат, слоем копоти, был оборудован в здании музея в конце XIX века каким-то европейским инженером. Им пользовались долго, неумело и небрежно. С годами он стал ещё более чёрным и душным, чем тогда, когда его строили. В нем ведь не только не было окна, но даже ни единой отдушины или вентиляционной трубы.
Если проникнуть в огород за музеем, то можно войти в ямку, встать на корточки и, проползши шагов двадцать под землёй, влезть через калориферное отверстие прямо в подвал. Там горит тусклая лампочка и в углу под старым мандаринским панцырем спрятан радиоприёмник. А на калорифере постелен ковёр.
В подвале живёт бывший сторож музея товарищ Хо. Полиция считает его бежавшим к красным, но на самом деле он остался в городе. Об этом не знает никто, кроме командиров партизанских отрядов, их самых доверенных разведчиков и связных.
Из калориферного подвала есть второй выход — прямо в музей. Он загорожен шкафом, у которого отодвигается задняя стенка. В шкафу лежит всякий хлам, а снаружи к нему прислонены потемневшие полотна старинных картин. А чтобы картины кто-нибудь случайно не отодвинул, они прижаты тремя тяжёлыми изваяниями из мрамора.
