Думая об этом, она невольно ускорила шаги, но сразу услышала манерный и несколько взволнованный голос Евы, обращенный к ней. Люси вздрогнула, и взгляд ее стал сосредоточенным.
– Неужели это ты, Люси? – говорила Ева со знакомой шепелявостью. – Подумать только, встретить тебя здесь!
– Да, – с обдуманной иронией ответила Люси, – это странно.
К ее лицу вновь прилила кровь, и она с досадой почувствовала, что краснеет. Она не боялась невестки, не боялась также показать, что не выносит ее. Но та улыбалась – спокойная, приветливая и общительная. Чуть поджав губы, Люси рассматривала щегольской серый костюм Евы, сшитый на заказ, ее розовую шляпу, кружевное жабо – они сейчас в моде, – длинный зонтик, кокетливо висящий на ее локте. Ни одна деталь шикарного наряда не была забыта.
– Я часто бываю в городе, но у меня сильная близорукость, и я с трудом узнаю людей на улицах, – продолжала Ева, и в этой простодушной отговорке Люси нашла подтверждение своим подозрениям.
– Моя работа связана с другой частью города, – нарочито резко сказала Люси.
Ева сочувственно хмыкнула, потом одарила улыбкой Питера, с одобрением оглядывая его элегантный костюм.
– Это ведь твой мальчик, да? – воскликнула она. – Что ж, он стал настоящим мужчиной!
– О-о, пока нет, – отчетливо процедила Люси. «Вот зачем ты остановилась – хотела разузнать о моем сыне», – подумала она и добавила: – Мы спешим на трамвай.
Но Ева не собиралась уходить, а вместо этого сказала Питеру:
– Я едва тебя знаю, а ведь ты мой племянник. Разве не странно? Почему мы не видели тебя все это время?
– Не знаю, тетя Ева, – ответил Питер. Его надменность улетучилась под натиском ее показного дружелюбия. Он широко улыбался. – Мы не часто бываем в обществе.
Он со смирением соглашался на роль затворника.
– Какая нехорошая у тебя мама – не отпускает от себя ни на шаг, – проворковала тетя Ева, повернувшись к Люси и укоризненно помахивая пальцем, обтянутым лайкой. – Что ж, мы бы хотели видеть тебя у нас в «Лё Нид».
– Питеру надо заниматься, – отрывисто проговорила Люси, – а у меня служба.
– О-о, мама… – негодующе произнес Питер.
Ева отреагировала на это своим легким смешком и, как птица, весело клюнула воздух заостренным носиком.
– У нас нет времени прохлаждаться, – отрезала Люси. Она понимала, что держится заносчиво, но, испытывая неприязнь к Еве из-за ее обходительности и элегантного наряда, сказала: – Нам приходится много работать.
– Ну правда, мама, – снова вставил Питер.
Казалось, он откровенно стыдится невежливого обращения матери, сконфуженно поглядывая на свою тетю.
– Я лишь хотела, чтобы ты приехал к нам как-нибудь в субботу, – приветливо прощебетала Ева. – Абсурдно, что мы едва знаем друг друга.
«Абсурдно! Да, – мрачно подумала Люси, – но не я к этому абсурду стремилась».
– Я хотел бы приехать, – кивнул Питер. – В Рэлстоне так здорово.
– Время от времени у нас бывают теннисные матчи, – сказала Ева. – Вполне неформальные!
«Неформальные! Кто вообще слышал о формальном теннисном матче», – с горечью заметила про себя Люси.
– Теннис! – подхватил Питер. – Чудесно!
– Ты ведь играешь, верно? – льстиво спросила Ева.
– Ну… – смутился он, – наверное, я смог бы. Мне всегда этого хотелось.
Наверняка юношеская фантазия часто облачала его в безукоризненные фланелевые брюки идеального кроя и совала в энергичную руку теннисную ракетку.
– Ну, я настаиваю, чтобы ты приехал, – шепелявила Ева. – И разумеется, возьми с собой маму. Я обязательно вам напишу.
– К сожалению, у Питера нет ракетки, – напряженным голосом возразила Люси. – Он не сможет приехать.
Она понимала, что ставит себя в ложное положение. Она любила Питера, но умышленно охолаживала его. Пусть мальчик играет в теннис в свое удовольствие, но в другом месте! Слова протеста сами срывались с языка, ибо Люси была категорически против того, чтобы Питер принял приглашение. Она не любила Еву и немного ревновала к ней Питера, полагая, что та не имеет ни малейшего права вмешиваться в его жизнь. Ведь Ричард и его жена обошлись несправедливо с ней и с ее сыном! Люси уязвляла спесь этой франтихи. Да, ее присутствие отравляло благоухающий воздух, заставляло меркнуть блеск этого дня.
– Нет! – повторила она. – Он не сможет приехать!
– Что ж, – чуть помолчав, с улыбкой проронила Ева, – мне пора бежать. – Но всем своим видом она словно доверительно говорила Питеру: «Я настоящая леди и не стану настаивать, но я уверена, что вы, молодой человек, все-таки посетите наше гнездышко».
Она с достоинством пожала руки им обоим и засеменила прочь.
Люси с сыном в молчании сели в трамвай. Она поджала губы, голову держала прямо. А он – он был в ярости, но хранил на лице выражение надменной отчужденности. Тем не менее именно он спустя долгое время заговорил первым.
– Почему, смею спросить, ты была с ней так груба?
В его тоне прозвучало напускное хладнокровие судьи.
– О-о, не знаю, Питер, – вздохнула Люси, с виноватым видом взглянув на него. – Наверное, это было глупо. Просто она мне не нравится. Думаю, она не искренняя.
Эти слова откровенно выражали ее мнение о характере Евы.
– Ну а мне кажется, она очаровательна, – выпалил он, – с ее стороны было очень любезно пригласить меня.
– Разве ты можешь поехать туда? – резко возразила она. – Ты ведь знаешь, скоро выпускной экзамен. У тебя нет ни времени, ни одежды для подобных визитов. Хочешь теперь получить из Китая брюки для тенниса?
Она иронически скривила губы, но в тот же момент пожалела о намеке на одолженный фрак.
– Тетя Ева показалась мне милой и доброй, – заносчиво отозвался он.
– Доброй! – не без горечи повторила Люси.
Что он может знать о Еве и о том, что у нее там под гладкой кожей – молоко или уксус?
После паузы Питер, пристально глядя на мать, высокомерно заявил:
– Надеюсь, ты не завидуешь ей, потому что она лучше одета и более состоятельна, чем ты?
Его обидные слова отделяла от правды столь тонкая грань, что Люси мучительно покраснела – краска залила даже ее шею.
– Не смей говорить мне это, – отрывисто ответила она.
– Да? – насмешливо откликнулся он.
– И помни, что я твоя мать! – с горячностью произнесла она. – Ричард и вся его родня ничего для нас не сделали.
– Ну ладно… – От ее тона он поник, присмирел, однако не преминул буркнуть: – Можно подумать, люди будут бегать за нами и кормить нас с ложечки. В наше время нельзя быть такой неразумной, мама. У каждого своих дел по горло. А если хочешь иметь друзей, надо бывать в обществе, а не прятаться на какой-то захудалой улице.
Выслушав его мнение, она плотно сжала губы, чтобы не ответить резкостью, и устремила взгляд вперед. Она понимала: спорить бессмысленно. Они с сыном жили так тесно, что нельзя было избежать столкновения, но любой разлад приводил ее в состояние тревоги и отчаяния, поэтому она изо всех сил уклонялась от ссоры. Тем не менее, когда они сошли с трамвая, у Питера по-прежнему был недовольный вид, он почти не разговаривал с Люси, и дома их отчуждение продолжалось. Она принялась готовить ужин, а он занялся своим лицом, прикладывая к нему нагретую тряпочку. В последнее время, к огорчению Питера, у него на лице появились угри, и сейчас, расположившись перед зеркалом, он истязал себя, выдавливая их из распаренной кожи.
Успокоившись, Люси расценила происшедшее более трезво, признавая и его точку зрения. Сын молод, стоит на пороге жизни, и, пока они не окажутся в более благоприятных условиях, его естественное стремление к удовольствиям, как и ее собственное, будет натыкаться на различные препятствия. Философская отстраненность, помогающая ей терпеть и ждать, невозможна в пору пылкой юности. В конечном счете Люси прониклась сочувствием к его дерзкому нетерпению.
Размышляя об этом, она осознала, что он лишен многих удовольствий. У нее появилось настойчивое желание потратить деньги на развлечение, которое устроит их обоих. Несколько дней она ломала голову над этим вопросом, чувствуя, что если хочет удержать сына при себе, то должна более сочувственно относиться к его запросам. Затем неожиданно судьба сыграла ей на руку: мисс Тинто предложила ей два билета в театр «Эмпайр».
