Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

– Ее постигло огромное разочарование, – вздохнула мисс Тинто.

– Вот именно, разве не понятно? – бросил безжалостный Дэнди. – Она для этого созрела. Это было просто неизбежно.

– Неизбежно?

– Когда женщина вроде нее испытывает большое потрясение, то обращается к религии. Так бывает во всем мире. О-о, на днях мы с ней поспорили на эту тему, и она говорила очень резко.

– Но что же все-таки она собирается делать?

– Вы, может, и не знаете, а она знает, – глубокомысленно ответил Дэнди. – Поверьте, она из тех женщин, которые твердо знают, чего хотят. – Он с ухмылкой повернулся к своему столу. – Если только не начнет бить бутылки с виски!

Однако мисс Тинто не улыбнулась в ответ на шутку. Вместо этого она нахмурилась и медленно покачала головой в недоумении, словно предвидела скверную историю – скверную кое для кого.

Глава 2

Люси, как человек, твердо наметивший себе цель, быстрыми шагами шла к остановке трамвая. А ведь еще несколько месяцев назад она влачила жалкое существование, смирившись с мыслью, что жить больше не для чего. Перемена была воистину чудесной. Именно так воспринимала Люси великую значимость дарованного ей благословения, которое, как она считала, перевернуло ее жизнь.

Пускай мисс Тинто хмурится и недоумевает, пускай Дэнди насмешливо ухмыляется. Ее, Люси, их мнение не волнует. Если сладостный пыл, пронизывающий ее ныне, служит лишь предметом их насмешек, ей это совершенно безразлично. Она счастлива, более счастлива, чем когда бы то ни было! Разве посторонние могут понять это счастье, эту душевную радость, этот восторг? Несмотря ни на что, оно принадлежит ей – живое, горячее и нежное пламя, перед которым все прочее меркнет и становится незначительным. Люси всегда искала его, а оно постоянно ускользало и наконец далось в руки! Вот в чем причина ее нынешней безмятежности и спокойной целеустремленности.

Она сошла с трамвая на углу Келвинбанк-стрит и по знакомому маршруту направилась к Флауэрс-стрит. Теперь она без всякой антипатии смотрела на грязные улицы, прежде вызывающие у нее сильное отвращение. Дома она приготовила себе ужин. Потом, не засиживаясь за столом, поднялась, вымыла лицо и руки, причесалась и снова вышла из квартиры.

На площадке взгляд Люси на миг упал на соседскую дверь, недавно утратившую табличку с именем и безмолвно возвещающую об отъезде Финчей. Да, эта короткая идиллия неизбежно окончилась: Бесси с заплаканными глазами вернулась к матери, Джон с бутылкой причалил к какой-то тихой гавани. Можно ли было найти более очевидное доказательство глупости мирской суеты?

Спускаясь по лестнице, Люси с трудом сдержала вздох. Ей было жаль Бесси. Когда-то она сама была такой – ошибочно пыталась выдавить хоть каплю счастья из пустоты.

Стараясь идти по улочкам, утопающим в сумерках, и умышленно избегая главных, хорошо освещенных улиц, Люси по пути поддалась мимолетным воспоминаниям о тех днях, когда стремилась ухватить скоротечные мирские удовольствия, когда ее привлекали огни, толпы людей и витрины магазинов, когда она любила хорошо одеться. Неужели было когда-то платье из зибелина, в котором она красовалась перед зеркалом, спрашивая у Нетты, идет ли оно ей? Неужели было время, когда она объедалась пирожными с кремом? Пирожные с кремом, право! Воспоминания о тех днях, оставшихся далеко в прошлом, казались Люси незначительными и туманными. Да, на фоне удивительного счастья, снизошедшего на нее, всякие мелочи отдалились, и она испытывала лишь смутное сожаление о том, что некогда так глупо потакала своим прихотям.

Она уже почти добралась до Гарнет-сквер – легким шагом прошла по знакомому извилистому и плохо освещенному переулку, и перед ней распахнулось открытое пространство вокруг церкви Святой Марии. Люси каждый раз ощущала символический смысл этого внезапного простора после узкого извилистого пути как избавление – подобно великому, чудесному освобождению, испытанному при первом посещении этой церкви. И вновь, проходя через узкий готический портал, Люси думала о том высочайшем духовном опыте, который тогда обрела. Незабываемый момент! Это было как бурный поток, как вспыхнувшая молния благодати, как чистое сияние ослепительного света, и, когда это произошло, круто изменилось само течение жизни Люси. Поразительной была и внезапность ее освобождения. Все говорило о том, что с ней произошло чудо! Подумать только, что всю жизнь она гонялась за иллюзиями, в то время как эта – великая, единственная реальность – ускользала от нее.

Случилось это девять месяцев назад, в то воскресенье – о-о, благословенный, чудный день! – в этой самой темной и грязноватой церкви. Стоя на коленях, наполовину скрытая за пилоном, Люси механически шевелила губами, небрежно выговаривая слова, слишком раздавленная своим горем, чтобы хотя бы формально выказать искренность, обычно присущую ее молитвам. Может быть, она никогда не была по-настоящему набожной и ходила в храм скорее по привычке или из чувства долга. По крайней мере, в тот день Люси ощущала такую подавленность, что у нее не оставалось сил на молитву. К тому же все ее существо было напряжено, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет.

Потом она вдруг подняла голову. И действительно, эта струна лопнула, и, слушая разнесшиеся эхом отголоски звона, Люси взглянула прямо в Его лицо. Его лицо! Она вздрогнула. Лицо это было повернуто в сторону и вниз, и глаза из-под опущенных век смотрели на нее со спокойным, но страдальческим узнаванием. Внезапно ее пронзила непонятная острая боль, и она отшатнулась в тень пилона. Но не смогла отвести глаз от Его лица. Ее взор был прикован к этим спокойным скорбным глазам, безутешным из-за нее, затуманенным печальным укором в ее адрес. Потом она ощутила, что ее охватывает дрожь, ибо на этом лице были написаны все испытываемые ею чувства. Каждая черта была отмечена страданием – израненный кровоточащий лоб, ввалившиеся бескровные щеки, полуоткрытые губы, за которыми виднелся распухший от жажды язык. Эти искаженные черты несли печать ужасной агонии мучительной жертвенной смерти. Но лицо не было мертвым. Оно было живым, оно неодолимо, властно влекло к себе, жалость смешивалась в нем с болью, сила со слабостью, суровость – с состраданием. Вдруг Люси почувствовала, что теряет сознание, и отчаянно попыталась взять себя в руки, опустить глаза. Над ее головой к пилону было прикреплено распятие. Она смотрела на лицо Христа, висящего на кресте, – ничего нового, все это она видела уже тысячу раз. Пожалуй, это распятие отличалось своей величиной и правдоподобием, но в нем не было ничего, кроме дерева, гипса и краски. Однако Люси не сводила завороженного взгляда с распятого Бога. Ах, она часто видела лицо страдающего Христа, но никогда, никогда не испытывала ничего подобного.

Это лицо было так близко от нее, реальное и живое – с измученных губ слетало дыхание, на израненном лбу проступал пот, глаза звали, сочувствуя ее горю, предлагая ей милосердие, покой и любовь. Всю жизнь Иисус ждал ее, терпеливый и многострадальный, и она осознала это только теперь. Он ждал этого момента. Она видела окружающие предметы как в тумане, сквозь который проступала величественная, словно светящаяся, фигура Христа. Иисус! Иисус! Его лицо озаряло ее своим сиянием. Ее Спаситель, Которым она пренебрегла и Которого отвергла, предлагает ей Свою любовь! Опустошенная, повергнутая в уныние, покинутая, как и Он когда-то, она все-таки принадлежит Ему. Он понимает ее, Он призывает ее, Его глаза горят состраданием, ради нее кровоточит Его бок, ради нее бичевали Его нежное тело, Его руки, раскинувшиеся на этом позорном кресте, раскрыты для объятий. Он тоже страдал, и эти страждущие всеведущие глаза видят все, что она вынесла. Не Он ли провозгласил тщету всех вещей, кроме любви к Богу? Не Он ли предопределил ее судьбу, сделав так, что она в конечном счете пришла к Нему?

Вдруг до ее слуха донесся звенящий голос: «Ищите же прежде Царства Божия». Люси побледнела, она была потрясена, душу затопила бесконечная нежность. О-о, вид преображенного лика! Вынести этого она была не в силах. Ее трепещущее сердце кипело непонятной страстью, излившейся из самой ее грусти. Эта страсть росла и росла, заполняя ее целиком, и, когда бедное тело не могло больше вмещать это чувство, в ней что-то произошло и ее дух вдруг обрел крылья и воспарил к фигуре Христа – ее Спасителя. Вверх, вверх устремлялась она, в Его ожидающие объятия – о-о, нежданная, невероятная радость! В экстазе она чувствовала, как ее нежно обнимают руки Искупителя. Голова ее склонилась, а из глаз хлынул безудержный поток слез. Припав к Его груди, она рыдала от счастья. Иисус, Сын Божий, слава Своего Отца, сияние непреходящего света, – Он принадлежит ей, и она наконец принадлежит Ему. Почему она никогда прежде не обращалась к Нему? Она прошла через пустыни тщеты, измучила себя суетными трудами. Но теперь она пришла к Нему, ныне ее душа соединилась с Творцом. Она была создана для этой цели. По сравнению с этим единением жизнь – ничто, смерть – ничто! Вокруг нее в небесной гармонии счастья звучал хор ангельских голосов.