Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

— Жирный барон уселся на трон…

Да знаю я, что политические памфлеты не имеют срока давности и карают за них жестоко. Но ведь нет никого? И вообще, Гильом де Геррон, основатель королевского рода Родопсии, так-то и бароном стал тоже скоропостижно, а до этого был простым воякой.

— Принц Марион снова влюблён,

Даме навеки вновь предан он…

Эту песенку я помнила с детства, и мне за неё не раз доставалось по губам. Но уж больно хороши были бродячие артисты, забредшие в наш городок лет… десять, наверное, назад. Особенно Кот.

— Малыш Дезирэ плутует в игре,

Дыбы и плети — его карильон.

Гарм затяфкал, подхватывая весёлую мелодию. Досталось всем: «удачливому» принцу Гильому, свалившемуся на охоте с коня, самому покойному королю Андриану, его красавице-супруге, выбравшей между юным любовником и старым хрычом того, у кого была потолще мошна, а когда мы дошли до тёмного мага Фаэрта — кузена покойного короля Андриана, дорога вильнула, открыв справа крутую бездну, и в ярком свете луны отчётливо графично прорисовались чёрные шпили Холодного замка герцогов Ариндвальских. Я невольно замерла. От неприступной твердыни повеяло ледяным ужасом.

Резиденция принца Фаэрта, которого чаще называли Чертополохом. Сейчас она, как и всё герцогство Ариндвальское, принадлежала новому хозяину, но… Замок размещался на вершине огромной скалы, неприступной со всех сторон. Говорят, сам Чертополох, чтобы пробраться в него, создавал волшебный воздушный мост. Скорее всего, так оно и было, т. к. никаких иных путей в замок не предусматривалось.

— Логово дракона, да? — я присела, Гарм подскочил и принялся облизывать мои щёки тёплым язычком. — Как ты думаешь, Чертополох сгинул или до сих пор обитает где-то там?

— Тяф, — уверенно ответил пёсик, но я не поняла, что он имел ввиду.

— Хотя, знаешь, своё чудовище как-то роднее чужих. Вот прямо сейчас я, наверное, не отказалась бы от встречи с тёмным магом. Уверена, он бы легко справился с воро́нами. Ну или хотя бы встретить Дезирэ. Уверена, его бы заинтересовал и заговор с кочевниками за спиной короля, и попытки меня отравить… Я, наверное, скажу сейчас ужасную вещь, но, наверное, каждому доброму и милосердному монарху нужен свой жестокий помощник, который бы делал всю грязную работу, потому доброту, увы, иногда надо защищать силой…

Гарм запрыгнул на мои колени и принялся ожесточённо выгрызать сосульки между мохнатых пальчиков.

— Хотя… нет, с Дезирэ я погорячилась. Он слишком ужасен. Ты замёрз, да? Бедный малыш!

Пёсик сердито заворчал. Я рассмеялась.

— Ладно-ладно, большой и ужасный пёс. Мой защитник и герой. Зачем мне принцы Чертополох и Дезирэ, когда у меня такой ужасный-преужасный хищник?

Я схватила его за уши и принялась целовать уворачивающуюся мордочку.

— Ладно, всё, хватит сантиментов. А то я так и до оправдания Люцифера дойду. Вперёд-вперёд, мой верный Росинант.

И мы продолжили путь.

Когда я уже почти падала без сил, и ноги снова превратились в ходули, внезапно чуть впереди и слева засияли жёлтые огоньки. Неужели… неужели… Ух ты! Домик Ноэми! Вернее, её сводной сестрицы Синдереллы, но у той давно был собственный дворец в Бремене, а в домике на окраине столицы никто не жил. Или жил? Мы с Ноэми дружили с детства, да и с Золушкой я… нет, не дружила, но вроде как общались мы тепло. И я столько раз останавливала злость подруги, что… В любом случае — в таком состоянии до королевского дворца мне не дойти. Ноги окоченели, бёдра невыносимо болят, голова кружится.

Я распахнула калитку. Гарм зарычал, неожиданно вцепился в мой подол и потянул назад.

— Перестань! Мне нужно поесть и согреться. И выпить чего-нибудь горячего.

— Р-р-р!

— Да, понимаю, опасно. Но мы потихоньку заглянем в окна, да?

Зрелище, представшее передо мной в сиянии свечей и камина, заставило кровь прилить к щекам. Я отпрянула, прижала к ладони к лицу и зажмурилась. С другой стороны… Ноэми — взрослая женщина, а Офет — её супруг, так что… И всё же… и вот это… Если я выйду замуж за седьмого ворона, то мне тоже…

— Ну уж дудки! — прошептала я, наклонилась, зачерпнула снег, растёрла пылающие щёки. Попрыгала, похлопала в ладоши, подождала ещё минут десять, а затем подняла дверной молоточек и решительно постучала.

Ноэми, прости. Понимаю, что тебе сейчас точно не до старых друзей, вот только мне не к кому больше пойти.

Мне пришлось постучать дважды, прежде чем я услышала громкую визгливую ругань подруги, затем тяжёлые шаги, а потом дверь распахнулась, едва не ударив мне в лоб. Или нос. Но я успела отпрыгнуть. А потому что нечего стоять перед закрытыми дверями, в которые ты только что стучался.

— Какого дьявола⁈ — рявкнул светловолосый мужчина в одной рубахе и кальсонах.

В его руках трепетала жёлтым язычком масляная лампа.

— Гони в шею, — взвизгнула откуда-то из темноты его супруга.

— Ной! — крикнула я. — Офет! Помогите.

Мужчина прищурился, схватил меня за ворот, подтянул ближе, вгляделся в лицо, и светлые глаза распахнулись в изумлении.

— Госпожа фон Бувэ? Ноэми, это твоя подруга.

— Чушь! Моя подруга не…

Но Офет втянул меня в прихожую.

— Моя соба…

Я не успела договорить — увидела в темноте два круглых красных огонька. Значит, пройдоха уже внутри. А потом мои ноги подкосились, и я упала бы, если бы Офет меня не подхватил. Мир закружился, вспыхнул красным заревом и потемнел.

* * *

Очнулась я в кресле, обложенная подушками и грелками, завернутая в одеяла. Блаженство!

— Элиза, я, конечно, рада видеть, что рассудок возвращается к тебе, но бога ради! Ночью! По снегу! Пешком! О чём думала твоя матушка⁈

Я открыла глаза и увидела совсем близко узкое, вытянутое сердитое лицо подруги. Позади неё маячил хмурый Офет. Супруги уже успели привести себя в порядок. Ноэми красовалась в строгом сером платье с угольным корсажем. Даже причёска её была подобрана, и тёмные волосы подколоты булавочками гладко-гладко, а Офет успел надеть не только бархатный дублет, но и нахлобучил на светлые волосы синий берет с фазаньим пером.

— О том, как понадёжнее выдать меня замуж, — ответила я, чувствуя, что вся дрожу.

Озноб? Неужели я заболела?

Ноэми подняла тонкие брови. Уголки её губ поползли вниз.

— Элиза, замужество — это удел любой благочестивой женщины, которая, конечно, не избрала монашескую стезю. Или ты хочешь поступить в монашеский орден?

— Нет, но…

— Значит, твоя доля — выйти замуж и родить супругу детей. В Писании…

— Ной! — крикнула я в отчаянии. — Подожди. Я это всё и без тебя знаю. Но скажи, ты же любишь Офета?

— Мой долг — любить и почитать своего супруга, — сурово ответила она.

Ну да. Долг. Ага. Мне вспомнилась её коленопреклонённая поза, и я невольно отвела глаза, чувствуя, как снова начинаю краснеть. Зачем я только заглядывала в чужое окно? Как теперь мне смотреть в благочестивое лицо подруги детства?

— Даже если супруг стар летами или не очень красив внешностью, — продолжала наседать Ноэми, — христианский долг благочестивой женщины…

— Он молод и хорош собой, но что это меняет?

— Ничего, — неожиданно согласилась подруга. — Потому что красота скоропроходящая, а молодость проходит ещё быстрее. Браки заключаются на небесах, моя милая, и Господу виднее, какого мужа для тебя получить душеспасительнее…

Ну вот, теперь не только щёки, но и уши полыхают.

— Или ты хочешь скатиться в тот же омут разврата, как и моя сестрица Золушка? Да, соглашусь, что иметь свой собственный дворец, предаваться в нём обжорству, танцам до утра и блуду, наверное, кому-то может показаться пределом мечтаний, но вот только расплата потом придёт непременно, и после смерти черти…

Я закрыла глаза. Перебивать Ноэми, севшую на любимый конёк — адские мучения грешников — было бессмысленно. Говорить же ей, что я видела их страсть — бесполезно. Вряд ли Ноэми даже самой себе признается, что полчаса назад не просто выполняла супружеский долг благочестивой жены, а испытывала от его исполнения удовольствие. Ну что поделать — такой она человек. Ей очень нужно верить в собственную святость, хотя, конечно, Ноэми бы яростно отрицала её вслух.