Волчья кровь. Цена омеги (СИ) - Линд Алиса

— Не пытайся обратиться, — комментирует Зоряна. — Я это предусмотрела. Добавила в твою еду ведьминскую микстуру, которая блокирует эту способность у оборотней. У них вообще много чего есть, что они могут против оборотней применить. А наш клан с ними дружит.

— Ты подлая тварь! Я жила себе и никого не трогала! — выкрикиваю, но голос звучит глухо и слабо. — Меня похитили и продали!

— Мне можешь не плакаться, — гневно парирует Зоряна. — Ты ничего обо мне не знаешь! Чем позволить Велибору стать ещё кровожаднее, я предпочту ограничить его аппетиты. Ничего личного. Тебе просто не повезло.

Какая забота! Беспокоится о моральном облике своего чудовища…

Голова нрачинает кружиться, по телу пробегает озноб. Руки вдруг резко слабеют.

В голове красным прожектором мигает паника — надо спасаться! Первое мысль — вызвать рвоту. Пытаюсь встать с матраса, но ноги как из мокрой ваты. Отчаянным рывком переношу вес тела и падаю на четвереньки. Сую пару пальцев в рот, давлю на язык — неприятно, но ничего не получается.

Зоряна рядом, в камере пахнет её злорадством.

— Ты… — Поднимаю на неё мутный взгляд, но сама слышу, что язык заплетается. — Ты меъя отлавиъя!

Как ей смелости хватило посягнуть на собственность альфы? Даже я понимаю принципы субординации в подобном обществе…

Тело охватывает дрожь. Очень холодно. Повторяю действия, слюна стекает по пальцам, но все без толку. Сверху раздается насмешливый женский голос:

— Это цианид, дурилка! — Зоряна явно в восторге от своего плана. — Тебя ничто уже не спасет.

Не оставляю попыток, как бы противно ни было. И мне улыбается удача. Еда поднимается по пищеводу и выплескивается на пол. Отвратный запах бьет в нос. Морщусь, отплевываясь, но слабость не проходит — яд успел впитаться.

И вместе с отупляющей слабостью приходит осознание, что это конец. Зоряна права. Меня не спасти.

В теле совсем не остается сил, и я заваливаюсь на пол, но напрягаюсь и как можно громче кричу «помогите». Выходит что-то нечленоразборное.

Ничего не происходит. Меня не услышали. Сознание неуклонно меркнет, перед глазами ползут круги, и тут дверь в камеру распахивается. Паника захлестывает душу. Мне точно конец.

И вдруг раздается грохот распахиваемой двери. Сквозь склизкую пелену, обволакивающую меня, точно ил, слышу голос Велибора. Сейчас я ему даже рада.

— Что здесь… — мгновение на оценку ситуации, и рык: — Зоряна!

Дальше происходит какая-то возня, но я уже не могу её оценить. Мир меркнет полностью.

20. ♀

В нос забирается запах антисептика и медикаментов. Раздражает обоняние. Похоже, я таки не умерла. От этого хочется стонать даже сильнее, чем от тупой боли в голове, будто стукнули пыльным мешком.

Рядом что-то пикает. Профессиональный слух узнает больничную аппаратуру, монитор показателей. Такие ставят только, если была реанимация. Похоже, хорошо меня прихватило. Да недостаточно хорошо, раз я таки пришла в себя.

Досада разливается по венам. Зоряна все-таки неудачница. Её альфа привез в дом игрушку, а она даже убить её не смогла. По всем фронтам провалилась.

Одна рука удивительно затекла. Не открывая глаз, пытаюсь пошевелить ею — в запястье вгрызается металл наручников. Грустно хмыкаю про себя. Велибор умеет не выпускать из лап то, что к нему попало.

Тело облепляет какая-то ткань, похоже, что-то, вроде ночнушки, до колен. Под ней на мне ничего нет. Только по телесным ощущениям, тело обвивают трубочки, свидетельствующие о том, что я довольно долго была в отключке. Мне ли не знать, как это делается.

Ушей касается мягкий звук открывания двери, как если бы она была металлопластиковая. С трудом разлепляю глаза и вижу мужчину лет сорока со светлыми волосами, густой шапкой обрамляющими уставшее лицо. На нем медицинский халат, а на шее болтается стетоскоп.

— Ты пришла в себя. Хорошо, — без лишних эмоций констатирует он.

— А долго я… — не могу договорить, воспоминания об агонии в камере душат подступившими слезами.

— Два дня в коме, — отвечает врач в тем же безразличием. — Но тебя все-таки удалось спасти… — Это он договаривает задумчиво, глядя в монитор с показателями, и бормочет себе под нос: — Стабильно. Все показатели в норме… Если не считать…

— Что со мной? Сколько мне ещё лежать… так? — чуть встряхиваю рукой, чтобы наручники звякнули о стойку каталки.

— Думаю, ещё пару-тройку дней, — этот врач непрошибаем. — Но я бы на твоем месте радовался этому времени.

Он договаривает с такой интонацией, что я невольно понимаю — это он о Велиборе и о том, что меня с ним ждет.

— А вы можете мне помочь? — спрашиваю вполголоса.

— Смотря чем? — врач не смотрит на меня, только на монитор.

— Помогите мне сбежать! — С надеждой смотрю на него, а он впервые упирает взгляд в меня. И в нем я читаю свой приговор. — Ну пожалуйста… Мне нельзя тут оставаться…

Врач мнется несколько мгновений, а я ощущаю острый запах, притом знакомый. Пахнет смесью ацетона и резины. Вдруг дверь распахивается, с грохотом ударяется о стену, и на пороге показывается огромный и страшный Велибор.

Он сверлит доктора негодующим взглядом и подходит вплотную.

— Девушка стабильна, — бормочет тот и сглатывает, затем упирает взгляд в пол.

— Вон, — зловеще-холодным басом цедит белобрысый монстр.

Через мгновение мы остаемся наедине. Аура этого волка меня подавляет. Гвоздит к каталке. У меня душа в пятки уходит.

Он шумно втягивает носом, чуть прикрыв глаза, и втыкает в меня маслянистый, полный желания взгляд. Горячий, гладящий, щупающий и пугающий до дрожи.

— Стабильна, док сказал, — рокочет он, ухмыляясь, и медленно стягивает с себя пиджак. — Значит, готова.

21. ♀

Сташа

Замираю, глядя на огромные крепкие мышцы, перекатывающиеся под тонкой сорочкой. Он меня одним ударом убить может. Ужасно страшно. Не вдохнуть. Но он останавливается на пиджаке, и принимается закатывать рукава, точно демонстрируя мне свою мощь. Предплечья толщиной с мою голень, увитые бугристыми венами. Этот великан внушает жуть одним своим видом.

Закончив, он приближается вплотную к каталке, рывком сдергивает простынку, которая укрывает мое тело, и нависает надо мной тяжелой грозовой тучей. Заглядывает в глаза, сканирует, точно мысли хочет прочитать.

— Вкусно пахнешь, сучка, — тянет он, зловеще улыбаясь. — Я рад, что ты пришла в себя. Грустно было бы, если бы умерла, пока я не успел попробовать, какая ты на вкус.

Почему-то в его словах я слышу что-то каннибальское и ни разу не сексуальное. Он смотрит на меня, как на кусок мяса, как на настоящий кусок мяса. Если во взгляде Йована я отчетливо видела желание, то тут только какой-то дикий животный голод.

— Что вам от меня надо? — спрашиваю пищащим голосом.

Он тихо смеется, но звучит так зловеще, что я сжимаюсь, голова сама втягивается в плечи.

— Это же очевидно. — Он кладет ладонь мне на колено и скользит ею вверх, сминая хлопчато-бумажную робу, в которую меня одели. Дрожу всем телом от ужаса, который пробирает до самых кончиков волос, колени стискиваются сами. — Ты моя. Я буду использовать тебя по прямому назначению.

— Я не стану вашей… — не договариваю, Велибор хватает меня за горло другой рукой и стискивает так, что я не могу вдохнуть.

Смотрю на него в панике, во рту скапливается слюна, а он, кажется, наслаждается моим видом. Рука на бедре скользит ещё выше, пробегает пальцами по нежной коже, а я ещё плотнее свожу бедра и содрогаюсь всем телом. Мне противно и страшно. Отвращение вот-вот брызнет слезами из глаз.

— Ты станешь послушной, — рокочет он, отпуская мою шею.

Шумно вдыхаю, и горло схватывает приступ истошного кашля. Велибор по-хозяйски задирает подол рубахи мне до пояса, а я так кашляю, что даже не в состоянии прикрыться. Чувствую себя совершенно беззащитно, с одной рукой, вздернутой к стойке каталки и прикованной наручником. Однако глянув на меня, громила фыркает. Точно, я и забыла про катетеры. А они, похоже, испортили ему аппетит.