Волчья кровь. Цена омеги (СИ) - Линд Алиса

15. ♀

Сташа

— Она обращается! — кричит кто-то сбоку.

В комнате начинается возня, а я вдруг кристально четко улавливаю все запахи в помещении. Пахнет мужскими телами, возбуждением, раздражением, гневом, кожей, ботинками, деревом и, похоже, кто-то не доел пончик.

Мне все ещё больно, но превращение уже завершается. Я чувствую свое волчье тело. Странные ощущения. Мне удивительно привычно стоять на четырех конечностях. А в носу свербит запах Драгана — злость, смешанная с отвращением.

В душе бушует ураган, который я хочу обрушить на мерзкого старика. Я смотрю на него. Его губы кривятся в гримасе омерзения.

Оощетиниваю загривок и опускаю голову. Из пасти сам собой рвется рык. Часть моего сознания ещё борется с шоком, но остальная жаждет крови. Я делаю пару шагов к старику и набрасываюсь на него в прыжке.

Шкуру на спине пронзает что-то тонкое и острое, место укола болезненно жжется, и в теле прямо в полете разливается невероятная слабость. Чувствую себя разваренной макарониной. Шлепаюсь на пол у ног Драгана, ощутимо стукнувшись животом, и могу лишь смотреть на него. Сил подняться нет. Из пасти вместо рыка что-то тихо булькает.

— Заприте, когда обратится в человека! — бросает он подручным. — И дайте какую-нибудь одежду.

На этом он встает как ни в чем не бывало и уходит из комнаты. А я провожаю его фигуру мутнеющим взглядом и проваливаюсь в небытие.

Просыпаюсь в полутемной комнате, которая, судя по сизому окну под потолком, находится в подвале. По ощущениям, около четырех-пяти утра. Ловлю странные ощущения в теле, саднит там, где не должно, и в душу прокрадываются ужасные предположения.

В комнате странный запах. Будто свеже скошенной травой и чем-то ещё, древесным. Привстаю на локти — я лежу на кровати, голая, но меня чем-то укрыли. И кожей чувствую взгляд. Вглядываюсь в темноту комнаты и… вижу! Я идеально могу разглядеть стройную миниатюрную девушку в белом халате. Даже в этой темноте я вижу цвет волос, спадающих на её плечи — знакомый ржавый.

Она не отрываясь смотрит на меня, и в нос забивается острый запах адреналина.

— Только не сердись, — кротко говорит она. — Я сделала, что мне приказал альфа. Я Ве́сна.

Мотаю головой. Что за…

— А что ты сделала? — спрашиваю, ощущая нарастающее волнение.

— Ты была под наркозом, можно сказать, я привела тебя в порядок… ну перед замужеством… — она будто не знает, как подобрать слова. — Невеста должна быть красивой. И гладкой. Я удалила лишние волосы у тебя… там.

Все встает на места. Саднение между ног — последствия эпиляции. Раздосадованно падаю на подушку. И снова резко вскидываюсь.

— А ты можешь помочь мне сбежать? — спрашиваю скороговоркой. — Я точно не та, за кого меня принимают! Меня похитили!

Она качает головой.

— Ты только не кипятись и не обращайся, — произносит доверительно, — ты пока не умеешь, это может навредить. Я не могу тебе помочь.

От досады и горечи кожа на спине вздыбливается, а пальцы сжимаются в кулаки. Снова? Она просила не обращаться… Знать бы еще, как!

— Успокойся, Бояна! — кричит Ве́сна. — Иначе охранники снова усмирят тебя седативом.

Её слова добираются до моего охваченного яростью мозга и на удивление отрезвляют. Превращение останавливается само.

— Я принесу тебе белье и поесть, — кротко добавляет Ве́сна. — Платье будет готово к утру. А пока постарайся примириться со своей судьбой. Про Велибора Златковича говорят, что он безжалостный альфа. Если не будешь его слушаться, придется несладко.

На этом она встает и стучит в дверь. Та открывается снаружи и выпускает волчицу из моей камеры.

Безжалостный альфа, говорят? Пусть только посмеет меня обидеть, я ему ночью глотку перегрызу!

16. ♂

Йован

Мы с Вуком получили причитающееся и уходим. Охрана Медных провожает нас на минус первый этаж логова, где в паркинге стоит мой внедорожник. Сажусь за руль. Вук запрыгивает на пассажирское кресло, и мы выезжаем из здания.

Встаем на светофоре. Сука. Все бесит. Кулаки сами сжимаются на оплетке руля так, что она трещит, Сташа не идет из головы. Или как её теперь зовут? Бояна? Идиотское имя. Ей не подходит.

Сзади доносится надсадное мяуканье. Сташина кошка будто чует, что с хозяйкой приключилась беда. И кошка эта тоже бесит. Я пообещал о ней позаботиться, да куда я дену этот комок шерсти? Хорошо, аллергии нет, уже проще. Но все равно. Это же идиотия. Я большую часть времени провожу в полях и на заданиях.

На душе гадко. Я не знал, зачем она нужна Драгану. Вук, сука, знал, но сказал уже после того, как мы вышли. Я просто выполнял работу, а теперь ненавижу себя. Велибор Златкович зверь. Конченный псих и садист. От Сташи там ничего не останется. К тому же он из волков Солнца. Они не женятся на волках других пород, а Сташа как бы из Медных, что само по себе намекает на то, что ей грозит в итоге.

Вук с медитативным спокойствием точит нож, пока мы едем к нам в логово. Чиркающий металлический звук раздражает.

— От тебя шмонит яростью, Йован, — задумчиво замечает друг. — Ты чего бесишься?

— Ты знаешь. Сташу отдадут Четырехпалому, — рычу в ответ.

— Ага, — отвечает Вук и проводит лезвием по коже, проверяя остроту. — И чего, тебе её жалко вдруг стало? Неужели ты не знал, зачем мы её везем?

— Не знал, — огрызаюсь. — И нет, не жалко. Я в бешенстве. Это неправильно.

— Будто бы ты не взялся за работу, если бы знал…

Насмешливый голос Вука врывается в мозг и вызывает вспышку гнева. Я не знаю. Боюсь, что взялся бы. Тем более, что приказ пришел от отца. От альфы клана. Я тоже альфа, но пока он у власти, ему подчиняются беспрекословно. Но не спал бы с ней в том номере. Не знакомился бы. Просто забрал бы с улицы и вывез в Черногорию, как мы изначально планировали.

— Она омега, Йов, — увещевательным тоном продолжает Вук и чиркает ножом. — Медный альфа придумал отличный ход, а она за это заплатит. Её судьба служить клану.

— Она человек! — вырывается с рыком. — И клану было на неё посрать.

— Она волк, и ты это знаешь, — урезонивает Вук. — И где бы она ни находилась, она все равно часть клана.

Его слова отдаются гулом в голове. Конечно, я знаю. И то, что она омега, считал сразу же, хотя её аромат был слабым. Её волчья сущность, похоже долго была заблокирована, и потому просыпалась медленно.

— Её не должны отдавать, — произношу я, пытаясь сосредоточиться на дороге.

Вук тихо смеётся.

— Ты что, втрескался? Говоришь, как влюбленный пацан! Где твое хладнокровие?

Я бросаю на него короткий злой взгляд. Его спокойствие бесит до дрожи, но я не отвечаю.

— Так я и думал, — продолжает он. — Только это ничего не меняет, Йован. Сунешься к Златковичам, тебя растерзают.

— Ты знаешь, что её там ждет, — гневно отвечаю я. — Она не заслужила судьбы игрушки, которая быстро придет в негодность.

— Ты не можешь ничего с этим сделать, — говорит Вук, вздыхая.

Его слова звучат как приговор. Я злюсь и головой понимаю, что он прав, но на душе так гадко, что удавиться хочется.

— Она не должна достаться Четырехпалому, — жестко произношу я.

— Но она уже его, — парирует он. — И ты сам это сделал.

Эти слова жалят в сердце, прожигают до костей. Я действительно предал Сташу и сам отдал в лапы монстра.

Я сам в этом виноват. Но… у меня есть возможность это исправить. Шансов спасти её мало, но я попытаюсь. Ради неё.

17. ♀

Сташа

Двое волков, держа под руки, ведут меня от лифта по коридорам на первом этаже. Под выданным мне платьем отвратительно чешется кожа. Оно цвета фуксии, облегающее и колючее, точно рыбья чешуя. Закрывает тело от шеи до пят, но полностью повторяет фигуру, расклешаясь только от бедра. Широкий шаг не сделать, а на шпильках, которые мне дали под платье, и вовсе устойчивости никакой. Чувствую себя дорогой проституткой — нарочито эротично и вульгарно за счет отвратительного пайеточного блеска.