Часовой: Курсант (СИ) - Шторм Максим

Некоторые правила на борту «Циклопа» соблюдались весьма жёстко. Еще радовало отсутствие в столовой мастера-сержанта Фляйшера. Скорее всего у одноглазого мерзавца имеется личная каюта, где он и предпочитает харчиться. Вдоволь наевшись и разузнав невзначай, где тут туалет, называемый гальюном, я вернулся в свою каюту. Двери я запирать не стал. Сел в изголовье койки, стал смотреть в иллюминатор.

Я по-прежнему не просыпался.

Отблески надвигающейся на окраины старого города грозы давно остались далеко позади. «Циклоп» стремительно покорял мили бескрайнего воздушного пространства, стремясь как можно скорее покинуть эти негостеприимные опасные земли. Принесшие столько крови и смертей. По моим внутренним часам казалось, что уже давно должна была наступить непроглядная ночь. Однако слабеющие лучики еще не скрывшегося за горизонтом солнца нет-нет да и пронзали заволочивший небо облачный полог. Последние прожитые часы растянулись для меня на целые сутки.

Под потолком тускло загорелась забранная решеткой лампочка. А торчащая из стены рядом с дверью переговорная труба ожила, и приглушенный голос гнусаво произнес:

— Двенадцать склянок. Отбой в восемнадцать.

Я сидел и пытался переварить услышанное, напрягая хромающую память. Двенадцать склянок? Если я ничего не путаю, то по корабельному исчислению одна склянка это полчаса. А поскольку наше воздушное судно определённо приравнивалось к морским, то выходило, что сейчас только… Шесть часов? А снаружи уже почти темень. Насколько я понимаю, в этом мире сейчас было лето, и так рано темнеть не должно. Да, как же я много чего не знаю!

А еще через несколько минут в двери тихонько заскреблись.

— Не заперто! — по привычке крикнул я.

Дверь со скрипом приоткрылась и в мою каморку проскользнула стройная, женственная фигура в серой робе. Лада задвинула дверной засов и уселась на свободную койку. Увидела мой обращенный к сгустившейся за стеклом иллюминатора темноте задумчивый взгляд и спросила:

— Накатило романтическое настроение, Альрик?

Я криво улыбнулся и посмотрел на нее. Большеглазая, стриженная под ноль девушка напоминала отъявленного сорванца в юбке. Она внимательно следила за мной. Ее обветренные губы были поджаты. А в глазах застыло множество вопросов.

— Ты коришь себя за то, что случилось с Сойкой? Понимаю, они с Германом были единственными, кого ты мог назвать в Академии друзьями.

Академия? Наверняка это учебное заведение, где дрессировали таких как они. Часовых. И того, кем по воле злого рока стал я. Интересно, что еще может мне рассказать Лада? А с другой стороны, нужно ли мне забивать этим голову?

— Есть немного, — односложно ответил я.

А что я еще мог сказать, если узнал погибшего курсанта всего несколько часов назад⁈ Да, я до сих пор находился под впечатлением от пережитого, и мне было по-человечески жаль всех погибших, но… Но это же все нереально, понимаете? Это персонажи моей фантазии. Это всего лишь симуляция настоящего живого мира. Ведь так⁈

— Если не хочешь, не рассказывай, — пожала плечиками Лада. — Но предупреждаю, как только Легачева выпустят из лазарета, он из тебя все подробности гибели Сойки вытрусит. Они ведь дружили еще до начала учебы! Я, если честно, до сих пор в недоумении, что их могло связать с тобой.

— Я что, прокаженный? — признаться, ее слова меня задели. Когда тебе целый день талдычат, что ты редкостный кусок дерьма, это поневоле начинает напрягать. — А что связывает нас с тобой?

Девушка откинулась на спину, прижимаясь к стене. Она спокойно встретила всплеск моей злости.

— Нас с тобой? Да практически ничего. Откровения во время хороших пьянок не в счет. Да ты и сам должен понимать, что ничто и не может нас связать, учитывая путь, что мы выбрали. С другой стороны, у тебя то, наверно, выбора и не было, как и у половины из наших. Как прикажут старейшины Рода, так и сделаешь, верно? Кто-то пошел в Академию по приказу, кто-то добровольно. Как я, например. По-моему, я тебе этого не рассказывала…

— А я? — поневоле вырвалось у меня?

Лада смерила меня недоуменным подозрительным взглядом:

— Пожалуй, Герман был прав… Что-то с тобой сегодня не то. Это правда, что перед самым началом экзамена ты потерял сознание и отбил наглухо всю башку об палубу?

— Правда, — скрипнув зубами, вынужден был ответить я.

— Тогда понятно, почему ты такой чудной! — хохотнула Лада. — Обычно ты пустомельством не занимался и глупых вопросов не задавал. Ты же совсем неплохой парень, Альрик. Несмотря ни на что. И наверно Герман с Сойкой что-то в тебе увидели. Иногда я думаю, что пойму, что именно, а иногда мне кажется, что ты и в самом деле пропащий человек.

Я предпочел промолчать. С другой стороны, я мог закидать ее кучей вопросов. Но я ждал, что до наступления утра все же проснусь и, открыв утром двери каюты, внутри меня уже никто не увидит. Хотя, наверно, с моим уходом этот мир рассыпется на отрывки несбывшихся фантазий и мечтаний. Если это сон.

— Ладно, — потянулась моя соученица. — Я чего пришла то… Как говорится, долг платежом красен! Раздевайся, Альрик Безродный.

Лада сноровисто скинула с себя учебную робу и, лукаво улыбаясь, медленно подошла ко мне. Я, избавившись от своей одежды, так и остался сидеть на койке, восторженно рассматривая ее совершенное тело. Невысокая, стройная, пропорционально сложенная, девушка восхищала. Под гладкой кожей чувствовались сильные развитые мышцы, небольшая, очень упругая грудь шаловливо подмигивала крупными розовыми сосками. Плоский живот, поросший шелковистыми темными волосиками лобок, длинные сильные ноги. Я возбуждённо задышал.

Увидев мой «проснувшийся интерес», Лада рассмеялась, легко запрыгнула мне на колени, оседлала и обвила руками шею. Мою грудь защекотали ее напрягшиеся сосочки, а в следующий миг мягкие податливые губы курсантки жадно впились в мои, язык настойчиво ввинтился в мой рот… От вожделения у меня застучало в висках. Я крепко прижал ее к себе и начал с жаром целовать, поглаживая по спине, бедрам, округлым ягодицам. Лада, не отрывая губ, протяжно застонала. Затем, чуть приподнявшись, она резко присела, сливаясь со мной воедино, и после небольшой паузы стала с нарастающей скоростью двигаться. Теперь уже стоны вырвались и из моей глотки…

Мы страстно и одновременно нежно предавались объятиям и любовной агонии. Не исключено, что для одного из нас эта была последняя возможность испытать такое неописуемое наслаждение.

Ведь мы оба были солдатами, обреченными вести бесконечную войну.

А потом, когда всё закончилась, игриво подмигнув напоследок, Лада ушла.

Я остался один, когда в комнате погасла тихо гудевшая тусклая лампочка. Девять вечера! Понятно, что на воздушном судне никто не станет тратить лишнюю энергию для освещения кают обычных курсантов и моряков. Я, не одеваясь, растянулся на жестком лежаке, привыкая к темноте. И опять после нескольких ударов сердца я стал видеть намного лучше, словно каюту озаряла полная луна. Снова особенности моего нового организма?

Спустя не более десятка минут, я почувствовал, как мои глаза слипаются, а тело требует отдыха. Отдавался в объятия сна с радостью и предвкушением. Так или иначе, проснуться я должен был в своем родном мире. Все разумные сроки моего пребывания здесь должны были выйти нынешней ночью. К черту все. Не хочу тут оставаться, это не мой мир и не моя жизнь. Я хочу домой.

Спал как убитый, без сновидений и кошмаров. Казалось, только лег, и тут же через секунду встал. Закрыл и открыл глаза. Мое тело отлично отдохнуло и чувствовал я себя прекрасно. Сладко потянувшись, лениво продрал глаза. Уставился в низкий, усиленный деревянными балками потолок, услышал, как раструб переговорной трубы прокрякал — двенадцать склянок — и неверяще схватился за голову.

Да этого просто не может быть! От досады я чуть не взвыл во весь голос! Следом подскочил с койки и обвел сумасшедшим взглядом каюту. Ничего не изменилось. Кубрик заливал из иллюминатора рассеянный солнечный свет. Наш корабль по-прежнему держался заданного курса, а я все еще торчал на его борту!