Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Ну у тебя и зверюга, — заметил дух, когда Утрен остановился. — Где ты его украл?

— Он сам себя дарит, — ответил я, удивлённый тембром своего голоса по отношению к человеку, который на самом деле никогда не был мне другом. По моим наблюдениям, мертвецы часто отвлекаются и склонны к сумбуру, а их связь с миром живых ненадёжна. Однако призрак капитана Элбирна Суэйна демонстрировал яростную, даже неумолимую сосредоточенность, а его жёсткий взгляд, практически как и в жизни, переполняло знание того, кто он, и что он. Это вызвало у меня странную ностальгию.

— И это ты называешь доспехами? — продолжал он, окидывая едким взглядом смесь альбермайнских и каэритских кольчуг и пластин доспехов, покрывавших моё тело. — Выглядишь как мартышка.

— Служат неплохо. — Я закашлялся, видя на его лице обвинение, которое требовало ответа. — Офила, — начал я, вглядываясь в туман позади него и боясь того, кто ещё мог появиться следом. — Она не оставила мне выбора…

— Я знаю, — оборвал он. — И не волнуйся, Писарь, она умерла, довольствуясь своими заблуждениями.

— Надо было остановить её, — сказал я, переключаясь на другую возможную причину его появления. — В Куравеле. Надо было спасти тебя…

— Мне самому надо было спасти себя, как и многих других. Я здесь не затем, чтобы судить тебя, Писарь. Я здесь ради своего искупления. Здесь я расплачиваюсь за ложь, которую говорил себе, за слабость и трусость своего бездействия.

— Так ты знал, что она такое? Даже раньше меня знал, что Эвадина служит Малицитам?

— Я знал, что наше дело было ложью. Видел, как растёт жестокость женщины, в которую вложил всю свою веру. Я видел, какой королевой она станет. И ничего не сделал.

Утрен смущенно фыркнул, когда Суэйн шагнул ближе. Я задался вопросом, могут ли паэла видеть мёртвых, или огромная лошадь просто почувствовала мой нарастающий страх. Тем не менее, он остался на месте, когда призрак подошёл, глядя на меня со смесью сильной нужды и мрачной укоризны.

— Мы оба потерпели неудачу, — сказал он. — Я из-за своей веры в неё, а ты из-за любви. Можешь тешить себя заблуждениями, будто твоя любовь умерла, Писарь, но я-то вижу, что она по-прежнему горит. Такие вещи очевидны для глаз мертвеца. Чтобы покончить с этим, тебе надо убить в себе эту часть. Чего бы это ни стоило. Даже если это будет означать, что ты больше никогда не полюбишь. — Он потянулся вверх, чтобы сжать мою руку. Его пальцы, нематериальные, словно дым, прошли сквозь мои латные перчатки, но я почувствовал ледяную ласку его прикосновения. — Понимаешь?

Я попытался высвободить руку, но его хватка была крепче тисков. После смерти Суэйн, как оказалось, остался так же силён, как и при жизни. От его прикосновения по моей руке и груди расходилось онемение, ужасный холод просачивался в мышцы и вены, тянулся к сердцу.

— Понимаешь? — требовал ответа Суэйн.

— Да! — прохрипел я сквозь стиснутые зубы.

Суэйн хмыкнул и отпустил меня. Шагнув назад, он бросил на меня последний пристальный оценивающий взгляд, и отвернулся.

— Кстати, — сказал он, снова растворяясь в тумане. — Тебе следует позаботиться о своих боевых порядках. Приближается герцог Вирулис, и он очень хочет произвести впечатление на свою королеву. — Затем он исчез, потерявшись в сером вихре. Возможно, он до сих пор странствует, но, как и у Декина, его дела со мной были навсегда завершены.

Я прислушался, ожидая услышать стук копыт или топот марширующих ног, но разобрал только слабый ропот солдат Гилферда. У Утрена, однако, чувства были гораздо острее моих. Огромный конь резко, утробно фыркнул, немного приподнялся на дыбы и встряхнул головой, раздувая ноздри. Этого хватило, чтобы рассеять любые скудные сомнения, и мы развернулись и галопом помчались к всё ещё не построенным отрядам Гилферда.

— Трубите боевое построение! — сказал я ему. — Три ряда! Стройте своих рыцарей на правом фланге!

Герцог колебался недолго, и от моего мрачного резкого голоса сразу встряхнулся. Он натянул поводья и помчался вдоль своего отряда, выкрикивая приказы, от которых ветераны вскакивали, а новобранцы метались в замешательстве. Дульсианские и кордвайнские роты вскоре выстроились в три шеренги — впереди пикинёры, за ними алебардщики, а позади них — солдаты с кинжалами.

— Рядовой Спиннер! — выкрикнул я, заметив жонглёра в нескольких дюжинах шагов. — Скачи к лорду Уилхему. Скажи ему, что нас вот-вот атакуют. Ему надо возглавить войско Короны и выстроить для битвы. Когда передашь это, отвези предупреждение лорду Рулгарту и принцессе-регенту.

Адлар с побледневшим лицом напряжённо кивнул и галопом умчался в туман. Глядя ему вслед, я едва мог разглядеть через мглу ближайшие роты войска Короны и решил, что расстояние тревожно велико.

— Эй, вы! — крикнул я кучке околачивавшихся поблизости новобранцев. — А ну вытащить пальцы из жоп и строиться в шеренгу! Живо! — яростно рявкнул я, и они хотя бы зашевелились. — Вы, сволота, присягнули знамени Алгатинетов, потому что хотели возмездия, — взъярился я на остальных. — Что ж, вот ваш шанс! — Продолжал я бранную обличительную речь, пока они бежали в строй. — Встань прямо, говноед! — Утрен остановился, дав мне прорычать зловещую команду долговязому юноше, ковылявшему в первую шеренгу. От его дрожащих рук на древке пики оставались пятна пота. Он уставился на меня немигающими глазами, и его кожа приобрела болезненный оттенок, что указывало на скорое извержение кишечника или желудка. Я не стал и дальше его запугивать, а вместо этого наклонился ниже и твёрдо положил руку на его покрытое кольчугой плечо.

— Кого ты потерял? — спросил я.

— И м-мать, и сестру, милорд, — сказал он, и на его желтушном лице мелькнула гримаса стыда. — Возрожденцы заперли их в доме и бросили факелы на соломенную крышу. Они, видишь ли, опоздали на утреннее прошение.

Я крепче сжал ему плечо.

— Подумай о них, когда будешь убивать этих уёбков. — Парень кивнул и выпрямился. — Думайте о всех, кого потеряли! — продолжал я, крича уже всей роте. — Обо всём, что у вас украли! Обо всех, кого убили! Думайте об этом и ликуйте, ибо теперь у вас есть шанс в полной мере получить расплату — кровью!

В их последующих криках отчётливо слышалась решимость, но стояли они всё ещё слишком неровно, изогнутым полумесяцем между ротой ветеранов-кордвайнцев справа и войском Короны слева. Но, по крайней мере, этот пробел заполнился, и они теперь стояли твёрдо. Я мог только надеяться, что ненависть поддержит их в том, что грядёт.

Утрен снова фыркнул громче прежнего и повернулся мордой к окутанной туманом пустоте на западе, роя землю копытами. Тогда я услышал их — ровный гул множества мчавшихся галопом лошадей. Судя по всему, герцог Вирулис хотел одной победоносной атакой сбросить в море врагов своей королевы. Вытащив меч, я попытался направить Утрена обратно к шеренге. Однако паэла было с места не сдвинуть. Вместо этого он выбивал копытами всё больше дёрна и всё яростнее тряс головой.

— Спокойно, — сказал я, проведя рукой по напряжённым мышцам его шеи. — Здесь лучше не оставаться. — Я повернул бёдра, чтобы направить его в сторону. Вместо этого Утрен взвился на дыбы, громко и вызывающе заржав. На это раздались решительные крики солдат-новобранцев позади меня.

— Мы с вами, лорд Писарь! — выкрикнул один, и его поддержал целый хор голосов.

Я в ответ поднял меч над головой, одновременно бесплодно дёргая поводья Утрена. Однако он, похоже, совершенно не обращал внимания на моё растущее беспокойство от перспективы оказаться в одиночку перед полномасштабной кавалерийской атакой. Поскольку грохот несущихся на меня лошадей и доспехов становился всё громче, я оказался перед выбором: остаться в седле или покинуть спину Утрена ради безопасности за линией столкновения.

Как раз тогда я узнал важнейшую истину о трусости и о героизме, а именно: грань между ними настолько тонка, что её невозможно увидеть. Легенда о герое возникает по большей части случайно, в результате стечения событий, не оставляющего пути к отступлению. Так и вышло, что миф об Атаке Писаря в битве при Утёсах родился не из-за храбрости, а из-за нерешительности. Поскольку, пока войска герцога Вирулиса мчались всё ближе — невидимые, но почти оглушительные в своей ярости, — я потратил на секунду больше, чем следовало бы, на размышления о преимуществах прыжка со спины Утрена ради недостойного бегства в сравнительную безопасность за линию боя. Небольшая задержка позволила ему сделать выбор за меня.