Рысюхин! Дюжину шампанского – и в школу не пойдем! (СИ) - "Котус"

Меня, едва дождавшись, пока переоденусь с дороги и умоюсь, потащили слушать. Честно сказать, там было скорее «ма-ма-ма» и «ма-ма-ма-ма», причём и звук «эм» там тоже был не сказать, чтобы чётким и однозначным. В общем, до нормального осознанного «мама» там было ещё далеко, по словам деда — месяца три, но спорить я не стал, послушно восхищаясь. Тем более, что мне было не трудно — Ромка меня явно узнал и заулыбался, хоть я и боялся, что не узнает после того, как месяц не виделись. Сынулик мой зубастый! Кстати, мне кажется, или там рядом второй зубик наклёвывается?

Рассматривание малыша, споры по поводу «зуб или нет» и радость, когда оказалось, что зуб заняли весь оставшийся день.

Двадцать пятого меня повели хвастаться пристройками к дому, что по площади, пожалуй, превышали основное здание. Правая представляла собой долгожданный жёнами бальный зал. Поскольку эта сторона дома нависала над склоном холма, под ней получился высокий цоколь. В нём, в развитие моей идеи о гараже, сделали нечто большее: тут тебе и площадка для высадки гостей в плохую погоду, и место для трёх «гостевых» экипажей, и свой гараж с верстаком и инструментальным ящиком, и дверь для загрузки кухонных и не только припасов с кладовками за ней. Одних лестниц три штуки: парадная гостевая, своя из чуланчика возле гаража, позволявшая пройти от кабинета до автомобиля хоть в тапочках, не выходя на улицу и никому не попадаясь на глаза, и хозяйственная — от подвальных кладовок в бывшую кладовку около кухни, которую упразднили, точнее, перенесли вниз. Короче говоря, нарыли в холме много, заметно выйдя за границы пристройки.

В наземном этаже был сам бальный зал, он же — зал для приёмов, и все ранее оговорённые подсобные помещения. Более того, поскольку потолок в зале был, как положено, очень высоким, а в прочих помещениях — обычным, то над ними расположились восемь комнат для слуг и три кладовки — для уборочного инвентаря, для штор, занавесок, скатертей и прочего текстиля, нужного для преобразования, например, танцевального зала в банкетный, а третья — скорее бытовка с двумя гладильными столами, какими-то стеллажами и пёс знает, с чем ещё. Главное, что жёны были счастливы — в этом году получится устроить нормальный приём, а котором принять всех соседей сразу, а не возится целую неделю с визитами.

Левое крыло тоже имело небольшой подвальчик со входом с улицы, там была каморка садовника и кладовка для садового инвентаря и инструментов. Ну, как «каморка»? Скорее, квартирка с общей комнатой, как в сельской хате, которая сразу и кухня, и столовая, и гостиная и всё прочее, и двумя спаленками. Только что одна из них без окон вообще, а в двух других — по небольшому окошку под потолком. Квартирка была налево от подвальной лестницы, кладовка — направо, а прямо — небольшая топочная, где стояла печь, отапливавшая пристройку, включая «подпольные апартаменты».

Поразило же меня то, что в проекте обозначалось как «комната трофеев», на деле же оказалось настоящим музеем рода! Мурка времени зря не теряла где сама объехала или перетрясла семейные архивы, где заслала ушлых помощников, но собрала потрясающий материал! Начиная от жалованной грамоты, полученной первым в роду Рысюхиным на имение (копия, разумеется — оригинал со всеми предосторожностями помещён в сейф) и до самых свежих. Она выискала по архивам упоминания о ВСЕХ наградах, полученных за службы ВСЕМИ Рысюхиными! И оформила для каждого награждённого отдельный столик или витрину. Нашлось, разумеется, место и моим наградам — с наградными листами, изображениями медали и ордена, с фотографиями кабинетских подарков в раскрытом, чтоб видна была дарственная надпись. Оказалось, что, если считать с подарками, я на втором месте после самого заслуженного представителя фамилии — того, что дослужился до капитанского чина, который, правда, получил «вдогон» при выходе в отставку. У него было шесть медалей, из них четыре — за выслугу лет и две — за участие в кампаниях, где он не блистал, просто честно тянул лямку в пехоте. Машин столик стоял рядом с моим, там был и наградной лист, и фото вручения награды лично Императором, и фотография Мурки моей с орденом на груди.

Отдельную комнату жёны выделили под мои патенты. Их на самом деле оказалось столько, что даже сами свидетельства на стенах едва помещались, а укладки с краткими формулами и чертежами заняли два больших шкафа! Здесь же стоял стол, на котором можно было всё это при желании разложить для изучения. И шкафчик, в который хотели поставить маленькие модельки «носителей» изобретений: переделанного грузовика, миномёта, дельталёта…

Ну, и «музыкальная» комната со всеми пластинками, текстами песен и партитурами (спрятанными в шкафы). И данные по тиражам каждой пластинки тоже приводились. Я же говорю — настоящий музей, который при желании можно целый день осматривать, если хоть пролистать выставленные в нём документы — все копии, разумеется, оригиналами никто рисковать не собирался.

А за музеем — репетиционный зал, кладовка для инструментов и небольшая домашняя звукозаписывающая студия, всё как планировалось. Второго этажа в этом крыле не было — просто во всех комнатах сделали потолки той же высоты, что в репетиционной, где она обуславливалась требованиями акустики. И это к счастью, иначе за день всё осмотреть достаточно внимательно, чтоб никого не обидеть, не удалось бы при всём желании. И так пришлось делать перерывы на обед и два чаепития. А они, девочки мои, всё это сделали! Не всё своими руками, разумеется, хотя бы ту же отделку или мебель, но всё продумали, за всем проследили, всем руководили… так им и сказал за ужином:

— Девочки, вы такой кусок работы провернули, что вам за это по медали давать надо.

— Лучше серёжки.

— Или колечко…

Посмеялись, хоть на шутку это похоже не было — придётся озаботиться или поисками подходящего, или заказом своего, уникального. А ночью пришлось «выдавать аванс», хотя применимо ли это слово к оплате уже сделанной работы? Не знаю, а в этой ситуации не то, что знать — задумываться об этом не хочу.

Двадцать шестого смог, наконец, вырваться из цепких нежных лапок моих жёнушек и поинтересоваться, как там дела на изнанке и в дружине. На «нуле» стоял конец октября, все дары природы уже были собраны, кенгуранчики в большинстве своём откочевали куда-то южнее, так что и охота резко сократилась, добытчики переключились на ловлю рыбы и исследование окрестностей — я установил неплохую оплату за карты местности, но сразу предупредил, что за откровенное враньё буду потом серьёзно наказывать. Ну, и охота за жеодами, будь они неладны! И ведь не поленились в месте, где Умбра вытекает из пока ещё безымянного озера, подвесной мост соорудить, на тросах! Доезжают до него на автомобилях, пешком переправляются через реку и так же пешком идут, с учётом обхода препятствий, почти двадцать километров до впадения в озеро речки, которую все вокруг обзывали Самоцветной. День пути туда, день там и день обратно, по слабо исследованной изнанке! Даже острожек там построить не поленились, пусть и из сырых брёвен, так что придётся вскоре или ремонтировать, или строить рядом новый.

А всё — жадность. Ту жеоду, что привезли оттуда первой, в Минске оценили в полторы тысячи рублей, причём, как потом оказалось, перепродали за две с половиной и, похоже, окончательной ценой это не было. Аметисты с изнанки, оказалось, порой обладают особыми свойствами, и в том булыжнике таких «особых» нашлось не меньше четверти. Я, кстати, деду нескоро перестану припоминать, как он нас всех ввёл в заблуждение, перепутав эту форму кварца с альмандином и уверив меня, а через меня и всех остальных, что, дескать, найти можно только в вулканических отложениях. Так меня опозорил! Ууууу! Не будь я магом кристаллов, на порядок меньше конфуз был бы! Так или иначе, перекат в устье реки перебирали чуть ли не по камушку, нашли полтора десятка жеод размером с кулак, причём одна из них, с аметринами, оказалась фантастически красивой! Особенно когда в темноте камни, все как один «особые», начали светиться переливчато. В общем, ушла находка за три тысячи, вызвав натуральную самоцветную лихорадку! Сюда добытчики приезжали уже со всего Великого княжества и даже из-за его границ! К счастью, пока что явного криминала не было — возможно, суровый вид патрулирующих окрестности дружинников сдерживал горячие головы, или просто везло. Или мы не знали о бушующих вдали от портала страстях — хотя пропавших без вести у нас пока, слава богам, не было. Но я не обольщался: первые погибшие из-за своей дурости или чужой жадности появятся, это вопрос времени. И предупреждение Старокомельского о том, что если у нас заведётся банда, то он не постесняется раскатать её артиллерией, действовать перестанет или как минимум эффект ослабеет. Но не буду думать об этом сейчас, не хочу портить себе настроение, которое понемногу начинает становиться новогодним.