Аргумент весомей пули (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Вернувшись в расположение пластунов, я хотел было скинуть доспехи на койку, чтобы разобраться с ними позже, но не тут-то было. Вызвали на улицу в полной боевой выкладке.

Шлем постоянно сползал на лоб, Хомут рассмеялся:

— Ничего, приноровишься! Простым стрельцам стальные выдают — вот там и впрямь беда, а пробковые милое дело носить.

Я ничего не ответил и попытался сдвинуть саблю, дабы её ножны не колотили по ногам. Сделать это помешал патронташ, ничего не оставалось, кроме как расстегнуть пряжку и перецепить всё заново. Ремень карабина соскользнул, я едва удержал оружие от падения в грязь и прислонил его к стене, начиная понемногу закипать и уже сожалея, что не догадался оставить в бараке револьвер.

Тут-то к нам и подошёл Огнич с парой деревенских дуболомов, навьюченных ещё почище моего, а следом появился Сквозняк и пяток простецов наших с фургонщиком лет или самую малость постарше.

— Готовы к забегу по джунглям? — с гаденькой улыбкой спросил Хомут вроде как у всех, но глядел он при этом исключительно на меня.

И да — все были готовы, а вот я — нет. Просто остальных успели натаскать за лето, а мне пришлось начинать с нуля. Немудрено, что оказался отстающим сразу, как только вошли в те самые джунгли. Хомут, который прихватил с собой на вылазку ещё трёх бывалых пластунов, ни черта не объяснял и лишь сыпал колкостями, явно намереваясь вывести меня из себя, дабы спровоцировать на конфликт, но я всё больше наблюдал за другими, пытаясь перенять их ухватки, и на его шутки-прибаутки не реагировал. А вот когда на обратном пути нас завели в топь, я если и показал себя хуже матёрых бойцов, то не так уж и сильно.

Болото — мой дом родной, пусть даже это и совсем другое болото.

В итоге хоть и вернулся в лагерь с высунутым на плечо языком, но дошёл сам, не отстал и оружие не бросил. Переоделся, вывесил мокрую форму и ботинки сушиться, а после обеда в лес меня уже не погнали и отправили на стрельбище, организованное неподалёку от лагеря. Там наставник битый час растолковывал, как обихаживать карабин, чистить его и заряжать, затем разрешил сделать десяток выстрелов, из которых в цель я попал лишь дважды, а когда трубчатый подствольный магазин в очередной раз опустел, махнул рукой.

— Сойдёт! — Оценил мой удивлённый вид и фыркнул. — Колдун? Вот и жги! На кой чёрт только на вас патроны переводят — не понимаю!

Ну а я не понимал, на кой чёрт мне сдался весь этот нудный инструктаж. Из-за десятка выстрелов пришлось ствол чистить и механизм смазывать! Времени на всё это ушло — море!

Впрочем, уж лучше бы этим до самого вечера и занимался, потому как после возвращения со стрельбища надолго я в лагере не задержался и почти сразу отправился ползать по лесу, таиться в кустах и пытаться бесшумно передвигаться по чащобе, заодно высматривая следы и не оставляя их самому — то есть заниматься всем тем, чего как городской житель не умел и не любил. Немудрено, что крепко обосновался в числе отстающих. Даже Сквозняк чувствовал себя в джунглях куда уверенней моего, об Огниче и парочке деревенских увальней нечего было и говорить. Эти мне сто очков вперёд дать могли.

Устал в итоге как собака. Ноги не сгибались, поясницу ломило, плечи ныли, зудела искусанная кровососущей мелочью кожа. Ещё и проработкой абриса толком позаниматься не получилось. А только поужинал и погрузился в состояние внутреннего равновесия, как в расположение десятка заявился Седмень.

— Ну и как Боярин? — поинтересовался урядник у Хомута.

— Может, и выйдет толк, — неопределённо отозвался тот и с неприятной усмешкой добавил. — Когда-нибудь…

Урядник кивнул и поманил меня к себе. Деваться было некуда — встал. Пластуны тут же бросили играть в карты и орлянку, уставились на нас в ожидании бесплатного развлечения.

— Ножом владеешь? — спросил Седмень.

— Малость, — ответил я после недолгих раздумий в общем-то чистую правду.

Урядник хмыкнул и скомандовал:

— Ну-ка ткни меня!

В лагере я лишь избавился от кирасы и шлема да сдал в оружейку карабин, а вот ремень снимать не стал, поэтому завёл правую руку за спину, нашарил рукоять ампутационного ножа. И сразу ударил левой, в которой сам собой возник послушный моей воле клинок. Бил ничуть не сдерживаясь, разве что метил в бок, дабы не задеть ничего действительно жизненно важного, но дядька умудрился отвести нож шлепком открытой ладони. Даже оплеуху попытался мне отвесить, только я уклонился и спешно отступил на пару шагов назад.

— Подло-то как! — рассмеялся Седмень. — Мне нравится!

— Ну всё, Боярин, — вроде как сочувствующе вздохнул Хомут. — Ты попал!

Урядник выдернул из чехла нож и скользнул вперёд, я выругался и перебросил скальпель из левой руки в правую. Попытался повторить стойку, подмеченную у какого-то ухаря, но помогло мне это не слишком сильно. Хотя как знать? Обошлось без порезов, а Седмень даже до объяснений снизошёл. Потолковей всех прочих занятие оказалось.

На следующее утро едва встал. Всё болело, всё тянуло. Пока не размялся и не разогрелся, даже толком выпрямиться не мог. Ну а дальше — завтрак и вылазка в джунгли с заходом на болото. Вернулся в лагерь перепачканным с ног до головы в тине и зловонной грязи, пришлось вновь наскоро застирывать форму.

После обеда мы то стояли на карауле, то подкрадывались к заступавшим на пост товарищам. Разумеется, не всерьёз, это нас продолжал натаскивать Хомут. И тут невиданную выучку показал Огнич. Если дозорным он был ничуть не лучше прочих, то снимал часовых безо всякого труда — особо при этом вроде бы даже не скрывался, разве что двигаться начинал как-то очень уж тягуче и плавно.

Зачастую он попросту выпадал из поля зрения, чтобы объявиться уже на расстоянии вытянутой руки, и если остальные воспринимали это как должное, то я не выдержал и в сердцах воскликнул:

— Да как так-то, черти драные!

— Морок он наводит, — пояснил тяжело отдувавшийся Сквозняк. — Это как мираж, только в белом аспекте.

— Ничего похожего! — возразил ему один из деревенских, казавшийся посообразительней приятеля. — Фургонщик в голову забирается, ведьмы и ведьмаки на такое большие мастаки!

— Врождённый дар! — подтвердил второй увалень, засунул в рот остатки булки и стряхнул с ладоней крошки.

Сквозняк презрительно фыркнул, но в спор ввязываться не стал. Я поднялся с травки и подошёл к безмерно довольному собой фургонщику.

— Колись, как головы морочишь!

Огнич только руками развёл.

— Да это не объяснить даже! Просто представляю, что меня никто не видит.

— И тебя не видят? — поразился я.

— Не-а, лишь внимания не обращают. А если резко дёрнусь или ещё что — тогда замечают. Ну и выматывает это будь здоров.

— Ага, — озадаченно протянул я. — Небесную силу используешь?

— А как же! Но не напрямую — вроде атрибут задействую. Захотел, напрягся и сработало.

Я задумчиво кивнул.

— Ну-ка попробуй ещё раз на мне!

Огнич покачал головой.

— Я на ком-то конкретном сосредоточиться не могу. Да и не нужно это попросту. Я же сам центр изменений, понимаешь?

— Нет. Но ты всё равно попробуй.

Фургонщик отошёл к соседнему кусту, скрылся за ним, а пару минут спустя подступил ко мне сбоку.

— Чтоб тебя! — вздрогнул я от неожиданности. — Давай ещё раз!

— Да ну! Устал.

— С меня пиво, как в город выберемся.

Мы тут зарабатывали столько, что могли пивом хоть залиться, но от старых замашек так просто не избавиться, и Огнич с улыбкой кивнул.

— По кружке за каждый подход!

— Идёт!

Ударили по рукам, и первые три кружки я оказался должен фургонщику, ничего не получив взамен, — тот пропадал из виду сразу, как только я отводил взгляд, и подступал обратно с совершенно неожиданной стороны, а вот дальше мне вспомнились наставления о том, что обретение гармонии с небом помогает улавливать искажения магического характера. И пусть достичь оное состояние у меня пока что не получилось, но кое-какие подвижки в этом направлении всё же были, так что погрузился в транс и попытался ощутить присутствие некоей неправильности. И — ощутил. Открыл глаза и заметил-таки Огнича, но заметил исключительно по той простой причине, что изначально понимал, куда следует смотреть.