Индульгенция 3. Без права на смерть (СИ) - Машуков Тимур

Деревья стояли плотным строем, их стволы, покрытые шрамами от древних молний, смыкались над головой в зловещий свод. Ветви скрипели, будто кости стариков, а между ними пробивался лунный свет, бледный и холодный, как лезвие ножа.

Мы шли молча. Даже Мавка, чьи язвительные шутки обычно разрывали тишину, теперь стиснула зубы, вглядываясь в сумрак. Ее пальцы нервно перебирали рукоять небольшого кинжала, висевшего на поясе, а глаза метались от одного черного провала между стволами к другому. Навка шла впереди, ее плащ сливался с тенями, только черные пряди волн, выбившиеся из-под капюшона, мерцали, как паутина в свете фонаря. Она не произнесла ни слова с тех пор, как мы вошли в лес, но я видел, как ее плечи напрягались при каждом шорохе.

Лес жил. Не так, как живут люди или звери — он дышал через поры земли, шептался листьями, наблюдал через пустые глазницы дуплистых деревьев. Иногда мне казалось, что за спиной что-то двигается в такт нашим шагам, но когда я оборачивался, там была лишь тьма, густая и непроглядная.

— Видар, — Навка остановилась так резко, что я едва не налетел на нее. Ее посох, украшенный рунами, которые теперь светились тусклым синим, упирался в корень, выпирающий из земли, как скрюченный палец. — Здесь что-то не так.

— Ты только сейчас заметила? — Мавка фыркнула, но голос ее дрогнул. Она присела, проводя ладонью по мху, покрывавшему землю. — Смотри.

Мох был мягким, почти бархатистым, но под пальцами светлого духа он вдруг сжался, будто живая плоть, и забился, словно сердце. Она отдернула руку, бледнея.

— Он… он двигается.

— Не трогай ничего, — прошептала Навка, и в ее голосе впервые зазвучал страх. — Этот лес помнит. Он чувствует.

Мы двинулись дальше, но теперь земля под ногами казалась чуждой, враждебной. Корни цеплялись за сапоги, ветви хватали за одежду, а воздух сгущался, превращаясь в сизую пелену.

Я чувствовал, как пот стекает по спине, как сердце колотится в такт какому-то древнему ритму, который пульсировал сквозь почву. Где-то вдали завыл ветер — долгий, протяжный стон, будто сама чаща оплакивала свою судьбу.

— Мы должны повернуть назад, — пробормотала Мавка, но тут же вскрикнула — позади нас что-то грохнуло.

Мы обернулись в унисон. Там, где только что был проход, теперь стояла стена из колючего кустарника, его ветви сплетались с нечеловеческой скоростью, шипы блестели, как клыки.

— Нас ведут, — сказала Навка тихо. Ее посох дрожал, руны вспыхнули ярче. — Лес не хочет нас отпускать.

Больше не было пути назад.

Время потеряло смысл. Часы слились в бесконечную череду шагов, сдавленного дыхания и взглядов, бросаемых через плечо. Луна, которая сначала висела над верхушками деревьев, исчезла — небо закрыла пелена черных туч, и лишь изредка багровые молнии разрывали тьму, освещая лес на миг кровавым светом. В эти мгновения я успевал заметить то, что заставляло кровь стынуть: силуэты, слишком высокие для человека, скользящие между стволами; тени, которые дышали; глаза, мерцающие в гуще, как угли.

— Они следят, — прошептал я, чувствуя, как горло сжимается.

— Кто? — Мавка облизала пересохшие губы.

— Те, кто здесь жил. Или… что здесь жило.

Навка не ответила. Она шла, уткнувшись взглядом в землю, шепча что-то под нос — заклинание, молитву или проклятие. Ее силуэт мерцал в темноте, будто она сама становилась частью этого проклятого места.

Пурген, двигаясь за ней, сильно нервничал, и мне постоянно приходилось контролировать его, чтобы не сбежал и не потерялся в этих колдовских дебрях.

И тогда лес начал меняться.

Сначала я подумал, что это игра моего уставшего разума — стволы стали тоньше, почти прозрачными, как дым. Воздух наполнился звоном, похожим на голос хрустальных колокольчиков, но в нем не было ни капли мелодичности — только ледяная, режущая слух вибрация. Земля под ногами дрогнула, и я едва удержался на ногах.

— Что происходит⁈ — Мавка схватила меня за рукав.

Навка вскрикнула. Перед нами, будто складки на ткани реальности, лес разорвался. Тишина.

Мы стояли на поляне, но такой, какой не должно было быть в этом лесу. Трава здесь была серебристой, каждый стебелек светился изнутри, как будто впитал лунный свет. Цветы, черные, с лепестками, острыми как бритвы, колыхались в незримом ветре. А в центре, будто сердце этого кошмара, стояла избушка.

Она была старой — настолько старой, что казалось, будто время сплело ее из теней и страхов. Бревна, почерневшие от непогоды и чего-то еще, скрипели, смещаясь под невидимой тяжестью. Окна, узкие, как щели, светились мертвенным зеленоватым сиянием. Этот свет не был ни огнем, ни магией — он пульсировал, словно живой, и в его глубине что-то шевелилось.

— Ни за что, — прошептала Мавка, отступая. — Мы не пойдем туда.

— У нас нет выбора, — голос Навки звучал отрешенно. Она подняла руку, и мы увидели — вокруг поляны, там, где должен был быть лес, теперь висела пелена абсолютной тьмы. Она клубилась, приближаясь, поглощая серебристую траву.

— Они идут, — сказал я. Не знаю, откуда взялась эта уверенность, но я знал — то, что скрывалось в лесу, теперь вышло на охоту. Дверь избушки скрипнула.

Запах ударил в ноздри и проник внутрь — сладковатый, как гниющие фрукты, с примесью железа и пепла. Внутри было тесно: низкий потолок, почерневшие стены, уставленные склянками с мутными жидкостями. Посреди комнаты стоял стол, покрытый желтой тканью, а на нем — свеча. Ее пламя было зеленым.

— Добро пожаловать, путники, — голос прозвучал сверху.

Мы вздрогнули. На лестнице, ведущей на второй этаж, стояла женщина. Вернее, то, что когда-то было женщиной. Ее кожа была серой, как пепел, волосы — белыми и жидкими, словно паутина. Но глаза… глаза горели тем же зеленым огнем, что и окна.

— Я ждала вас, — она улыбнулась, и ее губы треснули, обнажив черные десны. — В этом лесу все дороги ведут сюда.

Навка шагнула вперед, преображаясь в злобного духа крови и мести.

— Что ты такое?

Старуха засмеялась — звук, похожий на скрип ржавых петель.

— Страж. Или пленница. Или наказание. — она махнула рукой, и дверь за нами захлопнулась. — Но сегодня… я ваше спасение.

Внезапно свет в окнах погас. Где-то в темноте заскребло.

— Они пришли, — прошептала старуха. — И теперь вы здесь… надолго.

Последнее, что я успел увидеть — ее глаза, вспыхнувшие ярче, а потом тьма поглотила все.

Глава 7

Глава 7

— Ох, как же затекло тело, — шепнули мои пересохшие губы. Глаза категорически не хотели открываться, но организм требовал движения. Иначе грозился испортить фигуру натурой — в туалет я хотел, в общем.

— Пей, — мне в губы ткнулся край стакана.

Непроизвольный глоток, и в горло полилась жидкость, пахнущая травами. Обожгла пищевод, после чего рухнула в желудок, взорвавшись в нем энергетической бомбой.

— Блять!!! — подскочил я с жесткой кровати, на которой лежал.

— Не блять, а девушка, занимающаяся работой, которая не приветствуется в рядах аристократов.

— Блять?

— Блять, — подтвердила старушка-ведьма.

— А ты кто? — быстрое сканирование себя любимого на предмет отсутствующих частей. Оказалось, что все присутствует в целости. И сам я теперь прям какой-то целый — выспавшийся и отдохнувший.

— Так Баба Яга я. Неужто не узнал?

— Не узнал, потому что ты не она. С ней я хорошо знаком, и она не ты.

— Сестру мою знаешь? — сощурила она глаза. — И живым ушел от нее?

— Ну так я ж Иван Дурак.

— А, ну это другое дело, — тут же успокоилась она. — Я-то тебя за Ивана Царевича приняла, да съесть хотела. Но твои духи не дали. Говорят, тупой ты, как пробка. Вот и решила дождаться, пока ты проснешься, и потом уж решить, что с тобой делать.

— И сколько же я спал?

— Сутки, если так посчитать.

— А мои где? — спохватился я.

— Снаружи сидят. Нельзя им ко мне. Раз зашли — с трудом изба моя их отпустила, а вот во второй точно выпьет. И тебя тоже чуть не съела. Но без проверки-то нельзя — она у меня умная и все знает. И раз очнулся, скажи слова заветные, что наговором и защитой являются.