Эмма Браун - Бронте Шарлотта

Ее маленькие руки вцепились в края стула с такой яростью, что костяшки пальцев побелели.

– Разве Господь не заповедовал нам не разделять того, что соединено им? [11]

– Ну, он ведь говорил о супружестве. Предмет этот, я полагаю, близок сердцу всякой молодой девицы.

– А может, о более долговечном союзе, что связывает человека и природу; о союзе, который не в силах расторгнуть даже смерть.

Его игривое замечание девочка оставила без внимания.

– Вы всегда так вспыльчивы, мисс, или я задел за живое?

– У меня был ручной ястреб. – Она нахмурилась. – Я сама его приручила.

– Значит, прежде ты жила не в городе, – словно про себя, заметил мистер Эллин, и на лице девочки отразилась растерянность, словно ее вдруг сбили с ног ловким ударом по голени. – А что насчет других твоих достижений? Может, ты замечательная пианистка? Я заметил, что мисс Уилкокс гордятся умением своих подопечных ударять по клавишам.

– Сказать по правде – нет, сэр. – Впервые в ее манерах появилась сдержанность.

– Тогда как же ты проводишь часы досуга?

Она опять помрачнела.

– Я думаю.

– В самом деле? И к чему это может привести, скажи на милость? Я бы не сказал, что в этом заведении поощряют подобные занятия.

Взгляд ее сделался печальным.

– Мне от этого дурно. Иногда случаются обмороки.

Мистер Эллин тотчас понял, что подобрал заветный ключ. На невзрачном лице девочки читалось теперь глубокое душевное волнение и непреклонность: казалось, она того и гляди опять замкнется в себе. Он напряженно думал. Настроение его собеседницы переменилось, то время, когда они пикировались, рассуждая о вещах отвлеченных, прошло.

– Мне знакомы сильные чувства, – признался он наконец.

Она тотчас подняла глаза, в которых угадывался и живой ум, и страдающее сердце. Какая странная малышка. То ему казалось, что перед ним просто упрямый ребенок, трогательный, но лишенный всякой привлекательности, – а в следующий миг он видел перед собой поразительную, неподражаемую девушку, необыкновенно серьезную и даже величественную, как статуя. Одно он мог сказать с определенностью: она не привыкла украшать себя пышной мишурой, в которую наряжаются дамы, богатая одежда выглядела на ней нелепо. Мистер Эллин попытался представить себе ее в простом коричневом платье, но за невзрачной внешностью этой малышки скрывался дух бунтарства, ее душа вольной кочевницы не ведала скромности и смирения. «Кто же ты, девочка?» – спросил он беззвучно. Но кем бы она ни была, пустая болтовня ее не занимала. Завладеть ее вниманием возможно было, лишь взывая к ее душе.

– Я был, наверное, десятью годами старше, чем ты теперь, и десятью годами моложе себя нынешнего, едва окончил курс юриспруденции, и, как любезно уверяли мои патроны, передо мной открывалась блестящая карьера. А потом… я полюбил.

– Поздравляю вас, сэр. Мне кажется, это прекрасное начало жизни.

Мистер Эллин вздохнул.

– Нет, дитя мое, напротив. – И снова, к своему замешательству, он поддался обманчивому чувству, будто говорит со взрослой, но тотчас заметил, что ноги его собеседницы, сидевшей на стуле, не достают до пола. – Могу лишь сказать, я навсегда оставил и любовь, и право, ибо они открыли наихудшие мои слабости и показали, сколь не хватает мне и ясности суждений, и крепости духа. Очень хорошо, что у меня есть пусть и не слишком большой, но зато независимый доход.

Он вдруг почувствовал себя глупо, оттого что так разоткровенничался с ребенком, но, поймав взгляд девочки, прочел в нем и понимание, и сочувствие.

– Наверное, лучше, сэр, познать любовь, какой бы она ни была, чем жить, так ее и не изведав.

– Милое дитя, – проговорил мистер Эллин, – мы все-таки должны поговорить.

Она пристально посмотрела на него:

– Поверьте, сэр, это ни к чему.

– Если бы мы могли убедить мисс Уилкокс, что о тебе есть кому позаботиться или поддержать в финансовом отношении… У тебя есть другие родственники? Мать?

На лице девочки отразилось такое безысходное горе, что мистер Эллин встревожился:

– Что с тобой, дитя мое?

В глазах ее появилось совсем другое выражение – будто ей надоело терпеть его общество, – и она снисходительно ответила:

– Мне нездоровится, сэр.

Ему хотелось ее утешить, успокоить, но напряжение во всем облике девочки свидетельствовало о том, что едва ли это возможно в стенах школы мисс Уилкокс. Тогда он хлопнул в ладоши с наигранным весельем, которое даже ему самому показалось фальшивым.

– Юные девицы часто склонны к обморокам. Я уверен: тебе нужно какое-нибудь укрепляющее средство, чтобы разогнать кровь. Попрошу мисс Уилкокс позвать врача.

Девочка слабо улыбнулась своим мыслям, и мистер Эллин понял, какую глупость обронил. Визиты врачей стоят денег. Мисс Уилкокс собралась предъявить все неоплаченные счета и потребовать возмещения убытков. Едва ли она согласилась бы на новые траты ради воспитаницы, не приносившей дохода. У юной особы, что сидела перед ним в совершенном спокойствии, не было никого в целом свете, кто защитил бы ее. Если он проявил к ней участие, то должен был и взять на себя ответственность.

Должно быть, она заметила его задумчивый взгляд.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, сэр. Мне теперь безразлично, что со мной будет.

Мистер Эллин, который давно примирился с судьбой, согласившись на жалкую полужизнь, пришел в волнение при виде подобной обреченной покорности в существе столь юном.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. У тебя впереди целая жизнь со всеми ее радостями, вся красота мира.

– Что до этого, сэр, – отвечала она, – мало кто замечает красоту мира. Людей интересуют иные вещи. Вы не думаете, сэр, что Господь считает их неблагодарными?

– Я над этим не задумывался, – признался мистер Эллин.

– Но представьте, что некий джентльмен пригласил на ужин гостей, а они почти не замечают расставленных перед ними кушаний, но спорят, требуют других угощений и затевают драку.

Его позабавило, как ловко эта умная малютка опять сумела увести разговор в сторону от предмета, который не желала обсуждать.

– А вообразите, – подхватил он игру, воспользовавшись ее уловкой, чтобы вернуть беседу в прежнее русло, – что на том столе стоит блюдо под названием «Надежда». Вы не думаете, что, пренебрегая им, отвергаете величайший из даров Божьих?

– Я не вижу его ни на одном из столов, до которых могу дотянуться, – отозвалась девочка.

Мистер Эллин почувствовал, что на ее хрупких плечах лежит тяжкое бремя, и, вопреки голосу рассудка, пожелал разделить с ней эту тяжесть.

– Значит, мистер Фицгиббон тебе не отец?

– Нет, сэр.

– Тогда кто же он? Кем тебе приходится? Неужели какой-то незнакомец переступил твой порог, одел тебя в нарядное платье и увез в это место? А потом взял на себя труд еще дважды написать твоим наставницам?

От настойчивости в голосе мистера Эллина девочка испуганно вздрогнула, на лице ее отразилось страдание и смущение. В своем стремлении получить хоть какие-то полезные сведения он забыл о сдержанности, но тотчас обругал себя, поскольку Матильда страшно побледнела и вцепилась в края стула.

– Я позову мисс Уилкокс и попрошу принести воды.

– Нет, сэр, – прошептала бедняжка.

– Тогда я сам схожу за водой.

– Нет, пожалуйста, останьтесь, сэр.

– Я бы хотел, чтобы ты мне доверилась, – едва ли не взмолился мистер Эллин.

Девочка серьезно посмотрела ему в глаза, но ничего не сказала. В споре о дарах Господних она открыла ему частицу тайны, которую так бережно хранила, прямые же расспросы неизменно будут натыкаться на стену молчания.

– Я дам тебе перо и бумагу. Возможно, тебе легче будет обо всем написать.

Он придвинул к ней стол. Девочка неохотно взяла из рук мистера Эллина письменный прибор и попросила:

– Прежде, сэр, вы должны пообещать мне, что никому не расскажете то, что узнаете.

– Но как же мисс Уилкокс?..