Потерянная душа (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Она не могла найти разумного объяснения тому, что произошло. Единственная мысль, приходившая в голову, при трезвом размышлении отдавала абсурдом. Девушке казалось, что ее спасли потусторонние силы! Или же в мире существовал человек-невидимка, оттолкнувший нечаянную жертву с дороги взбесившегося внедорожника.

Натянув майку, Настя завязала мокрые после душа волосы в конский хвост и вдруг различила шорохи, доносившиеся из спальни. Превратившись в слух, девушка замерла. По комнате кто-то перемещался, крадучись и тихо! От страха сердце забилось барабанной дробью.

В порыве смелости девушка сорвалась с места и выскочила в спальню. Комната пустовала. От раскрытого окна струился холодный воздух и парусом надувал занавеску. Дверь медленно закрывалась, как будто кто-то за секунду до появления хозяйки сбежал с места преступления.

Схватив с полки статуэтку потяжелее — награду от музыкального телеканала за номинацию «Певица года» — Настя тихонечко вышла в коридор. Квартира была погружена в темноту. В тишине тикали часы. На кухне кто-то копошился. Сжимая нехитрое оружие, девушка стала красться, чтобы напасть на вора…

И тут раздался громкий голос Катерины:

— Все в порядке. Настасья дома.

Напряжение моментально схлынуло. Опустив тяжелую статуэтку, Настасья выдохнула и направилась в кухню, где у плиты хлопотала старшая сестра.

— Ты заходила ко мне в спальню?

Наряженная в гороховый фартук Катерина подпрыгнула от испуга.

— Мать честная! — Она прижала руку к сердцу. — Ты меня до инфаркта доведешь.

— Ты меня тоже. — Настя поставила на барную стойку бронзовую фигурку.

— Зачем тебе… — Катя пригляделась к статуэтке и удивленно округлила глаза: — награда от MTV? Ты серьезно?

— Это было самое тяжелое, что я сумела найти в спальне. Я услышала шорохи и решила, что это вор. План был подобраться к грабителю сзади и шарахнуть по затылку, — едва сдерживая смех, призналась Настя и уселась на высокий табурет. — Ты могла бы подать голос, а не пугать меня.

— Но я не заходила в спальню.

— Вот как?

Некоторое время женщины молчали, глядя глаза в глаза. Настя не верила сестре, только не понимала, для чего Катерина на пустом месте создавала тайны. Про себя хозяйка квартиры решила утром сменить пароль от замка, чтобы сделать собственным дом личным, а не общественным, пространством.

— Что случилось с твоим телефоном? — категорично меняя тему, сестра отвернулась к стойке и принялась вытаскивать из пакета контейнеры с едой.

— Упал в лужу и сломался, — не моргнув глазом, соврала Настасья. Непонятным, наверное, шестым чувством, она догадалась, что не стоит рассказывать сестре о странном инциденте на остановке.

— Как ты добралась до дома? Взяла такси?

Ведя допрос с профессионализмом сотрудника спецслужб, Катя принялась открывать пластиковые емкости. В одной банке лежал надоевший до слез промытый рис, в другой ядрено пахнущий хек.

— Меня подвез сосед, — просто ответила Настя. — Он проезжал мимо и остановился.

— Сосед? — Собеседница резко подняла голову. — В смысле, мужчина?

Вероятно, новость о мужчине, живущем напротив, вызывала у строгой сестры неподдельную тревогу за девическую честь младшенькой.

— Представляешь, нашелся еще один чудак, который снял квартиру на тринадцатом этаже, чтобы не иметь соседей. Мы случайно столкнулись на лестничной клетке.

Если бы в мире существовал хит-парад самых ловких лжецов, то Настя наверняка бы попала в первую десятку.

Катерина принялась раскладывать неаппетитную еду по тарелкам. Певица отдала бы полруки за то, чтобы отведать острых куриных крылышек в запивку со свежим разливным пивом, но и курица, и пиво отсутствовали в списке разрешенных продуктов.

Воспоминание о вкусе запрещенных лакомств являлся столь же болезненным, как привкус забытой любви. Настя точно знала, что любовь была, но с кем и когда — не могла вспомнить. Мучительные, невыносимые в медовой сладости образы вносили сумятицу в мысли и превращали в хаос понимание реальности.

— Катя, у меня когда-нибудь был любимый? — вопрос вырвался быстрее, чем Настасья успела прикусить язык.

От неожиданности Катя со звоном уронила на пол ложку, и на темной гранитной плитке рассыпались крупинки белого риса, похожего на град.

— Нет, — пряча глаза, слишком поспешно ответила она. — Я бы точно знала, потому что ты ничего не скрывала от меня.

— Очевидно, что скрывала, — опровергла певица. — Ты же была не в курсе, что я изучала иностранные языки. Согласись, что знание французского не могло придти ко мне само собой во время комы — это противоречит здравому смыслу.

Стараясь скрыть нервозность, Настасья теребила лазурит на красной нитке, завязанной на запястье.

— А почему бы нам не съездить к родителям? — вдруг невпопад предложила Катерина. — Может быть, в доме, где мы выросли, вернутся какие-то воспоминания.

— Да, неплохая мысль, — рассеянно пробормотала Настя и вдруг почувствовала, что подушечку пальца оцарапало о краешек трещины на лазурите, какой раньше не было.

В душе неприятно кольнуло от плохого предчувствия. С замирающим сердцем девушка присмотрелась к камню. Действительно гладкую голубоватую поверхность с черными и белыми вкраплениями рассекал глубокий шрам. Не хотелось думать, что в инциденте с сумасшедшим водителем, сохранив жизнь хозяйке, колдовской камень принял на себя удар.

ГЛАВА 5. ПРИВЕТ ИЗ ПРОШЛОГО.

— Я ушам своим не верю! Ты что сделала? — в голосе старшей сестры, доносившемся из трубки мобильного телефона, звучало столько возмущения, будто Настасья наколола на лице татуировку.

— Покрасила волосы в темный цвет, — спокойно повторила она, перебирая между пальцев длинную шоколадную прядь, чуть жестковатую после химического состава. — Вышло очень мило.

— Мило? Ты шутишь? У тебя же имидж! Скажи мне имя стилиста, который решил тебя перекрасить, и завтра ему придется искать новую работу!

— Это я так решила.

— Ты?! — Она поперхнулась и спросила: — Смерти моей хочешь?

Как всегда Катерина яростно цеплялась за вещи, которые не имели никакого отношения к самой Насте. Когда певица увидела свое обновленное отражение, то почувствовала, как внутри встал на место какой-то очень важный кирпичик. В обрамлении темной шевелюры ее бледное лицо с лихорадочно горящими глазами перестало быть лицом незнакомки.

За окном автомобиля проплывал озаренный солнцем город: здания, едва-едва оперившиеся в зеленых пушок деревья, хмурые прохожие, словно бы не замечавшие чудесного дня. Хорошая погода удивительным образом преобразила серые неприглядные улицы, разукрасила скудный городской пейзаж.

Машина минула маленькое кафе с полосатым, бело-синим, тентом над дверью, и в следующее мгновение Настасья ухнула в иное измерение, в другое время года.

Летний вечер. Солнце уже село, и на улице царят тихие сумерки, предшествующие ночи. Асфальт постепенно остывает, в воздухе, наконец, просыпается прохлада, живительная после дневного пекла.

Выносить жару в большом городе практически невозможно, к тому же, по ночам из-за яркого освещения здесь невидно звезд. А ведь она так любит смотреть на щедрую россыпь жемчужин в черном небе, и почти с мистическим ужасом представлять себя крошечной частичкой бесконечной вселенной.

Вдвоем они сидят за круглым выносным столиком, под полосатым тентом. Пред ними дымятся большие кружки с кофе. Белая пенка капучино припудрена пахучей корицей. Она обожает зовущий аромат корицы.

Лучше этой волнительной пряности может быть только запах книг. Поистине чудесный аромат вбирает в себя свежесть бумаги и горчинку типографской краски. Но главным ингредиентом является предвкушение первого касания к обложке, скрип переплета у еще девственного, никем не тронутого томика.

Он листает сборник сонет Шекспира в мягкой обложке.

— Если бы Ромео и Джульетта выжили, то уже через пару лет о них никто бы и не вспомнил, — задумчиво говорит он, переворачивая страницу, и затягивает сигаретой. — Но они умерли, а их любовь живет веками. Чтобы стать бессмертной, любовь должна убивать.