Южная пустошь 7 (СИ) - Цветкова Алёна

— Значит его зовут Агор? — улыбнулась она.

— Да… И ты права, он маг. И не просто маг, но еще и правая рука Великого отца. И хотя он не поддерживает взгляды своего правителя, но никогда не пойдет против него. И именно поэтому мы не можем быть вместе. Мы тоже сделали свой выбор, променяв любовь на совесть.

Моя дочь протяжно вздохнула. Как будто бы этот случай отозвался в ней пониманием больше, чем все остальные. И я не сдержалась:

— Милая, — осторожно улыбнулась, — мне кажется, или ты эта ситуация тебе знакома очень хорошо?

Вопрос повис в воздухе, Анни прикусила губу и задумчиво смотрела куда-то в угол, словно думая поделиться тем, что у нее на уме или нет. А потом решилась:

— Я не знаю… Я не уверена, что то, что я чувствую любовь. Ну, — она смутилась, — я раньше думала, что любовь — это такое чувство, при котором теряешь голову, все вокруг кружится от счастья и становится каким-то особенным. Но у меня не так. Да, когда я смотрю на него, мне хорошо. А когда он на меня — еще лучше, хотя одновременно мне хочется спрятаться, потому что… Не знаю почему. Когда мы разговариваем, мне кажется воздух вокруг дрожит в таком напряжении, что его вот-вот расколет небесная молния. Но при этом я понимаю, что если надо будет уехать в Абрегорию к мужу, я ни на миг не задумаюсь, соберусь и уеду…

Я тихо и радостно рассмеялась и обняла дочь.

— И кто он, Анни? Кто этот мужчина, который смог покорить твое сердце?

— Значит это любовь? — требовательно взглянула она на меня. — Но почему тогда я так легко готова отказаться от него? Я не понимаю, мам… Я так запуталась. Но я точно знаю, мы никогда не будем вместе. Он останется здесь, а я очень скоро стану императрицей.

— Но ты будешь бережно хранить память о тех днях, которые вы провели вместе, — кивнула я. — иногда, милая, долг сильнее любви. Так ты скажешь, кто он?

Анни опустила глаза и осторожно улыбнулась:

— Это сулак-баша Брах… Капитан стражи, который занимается охраной нашей части замка… Ты увидишь его позже. Он каждый вечер приходит к Гирему с докладом и немного развлекает нас разговорами.

— И учит Хурру разным приемчикам, — проворчала я. — Очень хочу с ним познакомиться!

— Он хороший, мам! — воскликнула пылко Анни, а потом смутилась и опустила голову еще ниже. — И совсем не похож на местных мужчин, которые смотрят на тебя, как на домашнее животное, которое приносит радость, но не имеет право на свою волю. Он ко всем относится с уважением, хотя родился и вырос здесь, в этом самом замке, и никогда не выезжал за его пределы. А Хурре, и правда, не помешает немного воинской дисциплины. А то она стала совершенно неуправляемой. Знаешь, что она заявила мне на днях? Зачем быть королевой, если…

— Не делать все, что хочешь, — присоединилась я. И рассмеялась. — Если ты вспомнишь, кто ее отец, то все встанет на свои места. Хурру невозможно остановить в ее желаниях, но, с другой стороны, это не самое плохое качество для будущей королевы.

— Я не такая, как она, — вздохнула Анни, — и я совсем не похожа на тебя. Я слишком мягкая для того, чтобы править…

— Может быть тебе и не придется, — улыбнулась я. Дочь мотнула головой:

— В Абрегории зреет заговор. Слишком многие недовольны правлением императора. Но пока они еще надеются, что после смерти отца, Гордей изгонит магов и возьмется за ум. Только Гордей и слышать ни о чем не хочет. Я столько раз ему писала, просила, умоляла, требовала принять меры против заговорщиков… Но он думает, что я, как и все женщины, слишком глупа, чтобы трезво оценивать ситуацию и отделить реальные предсказания будущего от обычной женской истерики.

— Ты еще в детстве говорила, что Гордей не продержится долго на троне, и империей станешь править ты от имени своего малолетнего сына, — осторожно заметила я.

— Да, — кивнула Анни, — но теперь я знаю, что будущее не неизменно. Даже при самом худшем раскладе остаются вероятности, в которых можно избежать неприятностей. И сейчас я хочу, чтобы Гордей остался жив… Потому что я не готова вступать в борьбу за корону империи… Но если Гордей умрет, а я попытаюсь отсидеться и сделать вид, что ничего не произошло, то будущее империи и моего сына совсем не радужное. Возле трона начнутся постоянные распри, каждый род будет тянуть одеяло на себя, не обращая внимания на то, что империя трещит по швам. И Артору, когда он подрастет, придется поднимать страну из хаоса, заново восстанавливать порядок и налаживать работу государственных институтов. Это тяжелый труд, который высосет из него жизнь, превратив в жестокого и кровавого тирана. Я не хочу такого будущего для своего сына.

Я грустно улыбнулась… Вот и все… Вот и вторая моя дочь стоит у порога отчего дома, готовясь перешагнуть его навсегда и отправиться своей дорогой.

— Значит, — вздохнула я, — тебе придется взять все в свои руки. Через не могу… Я знаю, милая, как это трудно. Но в то же время я уверена, ты у меня сильная, смелая и решительная. И ты точно справишься со всеми проблемами. Я в тебя верю, Анни…

— Спасибо, мам, — выдохнула она. И через паузу, смутившись почти до слез, добавила, — Фирдан говорит то же самое. И обещает быть рядом и поддерживать во всем, если я позволю…

Я улыбнулась. Надеюсь, моей дочери повезет в любви больше, чем мне. И она сможет быть счастливой с тем, кого любит. Даже если он всю жизнь просто будет рядом, как мой Дишлан.

— Но я не позволю, мам… Потому что там, в империи, его убьют. А здесь он будет жить долго. У него будет семья и много детей, — грустно улыбнулась она.

Глава 7

Отъезд Анни был запланирован на конец лета. К тому времени, как сказала моя дочь, император будет совсем плох, а Гордей начнет готовиться принят империю. Анни все еще надеялась, что если она будет рядом, муж прислушается к ее словам и обезглавит заговор раньше, чем заговорщики проявят себя.

Детей она хотела вывезти и спрятать в Грилорском поместье графа Шерреса, в том самом, где он собирался жить с герцогиней Форент. К тому же, в половине вероятностей, Катрила вернется в Грилорию уже в начале зимы вместе с новым супругом, а значит дети будут под присмотром старшей родственницы.

Я бы соврала, если бы сказала, что мне не было страшно отпускать дочерей. Одно дело выдать их замуж, взвалив ответственность за их жизнь и благополучие на мужей, и совсем другое, когда ты знаешь: девочкам придется битья против всего мира, доказывать, что они не просто бессловесное приложение к мужу, а личность, способная сама творить свою судьбу. А я прекрасно знала, как это сложно. Я шла той же дорогой. В этом, наверное, и есть ирония мироздания, дети почти всегда идут той же тропой жизни, что и их родители. Но если в начале своего пути ты почти не чувствуешь страха, потому что не знаешь насколько сложен бег с препятствиями, то сейчас я готова была на все, чтобы защитить детей от такого выбора. Кроме одного: стать той, кто запрет их в четырех стенах против воли.

А значит я не стану отговаривать ни Катрилу, ни Анни… Просто помогу, чем смогу, буду верить в их успех всем сердцем, но постараюсь подстраховать, в случае неудачи… У меня не так-то много знакомых в империи, однако связи есть у герцога Форента, который сейчас вместе с супругой живет в Ургороде. И я в тот же день написала ему письмо, в котором просила отправиться в Абрегорию и помочь Анни… Про Катрилу я ему не написала, герцог Форент до сих пор не забыл, что ее настоящие родители помогли бежать Абрите, тем самым невольно обрекая на смерть. Но с Катрилой будет граф Шеррес. И я уверена, он сделает все, чтобы защитить мою девочку.

Тревога о будущем, помогла мне избавиться от тревоги о настоящем. И до самого ужина я ни разу не вспомнила ни про Адрея, ни про Кинжал Жизни. И когда рабыня, появившаяся словно из ниоткуда, прошелестела, что ужин подан, я привычным жестом захлопнула походное бюро и заперла законченные и незаконченные письма. Ключ так же машинально опустила в карман.

В столовую я пришла на пару мгновений раньше гостей. Как раз успела осмотреться и убедиться, что мой приказ не нарушен и места за низким аддийским столом приготовлены не только для самого Адрея, но и для его супруги и дочери.