Расцвет Чёрной Луны. Королева-регент - Иванова Инесса

И только когда я встала со своего места, чтобы позвонить в золочёный колокольчик и позвать Одилию, то заметила, что брошь с чёрной жемчужиной осталась на кресле Каталины.

Тогда я не придала этому значения. Расстроилась молодая жена, вот и забыла «от радости» всё на свете. Отдам ей позже, когда представится случай.

И вскоре он подвернулся. Правда, всё пошло немного не так, как я ожидала.

Глава 5

1

– Ваше величество, мы будем молить Богиню-Мать и прочих Небожителей, чтобы они послали вам излечение, – говорила Главная жрица, после очередного осмотра моей раны.

Той самой, которую во время танца «случайно» нанесла мне Констанция. Прошёл месяц, и царапина, о которой я уже и думать забыла, открылась и начала сочиться кровью. Моя ладонь распухла и причиняла страдания.

Но ещё большие муки я испытывала от добровольного отказа от свидания с детьми. Целители сказали, что это может быть опасно для них. И я уже не знала, верить ли им. Верить ли кому-нибудь вообще?!

– Это всё она! Она прокляла меня, чтобы занять место подле короля, – плакала я на плече Эсмонда всякий раз, как король, брезгливо прижимая платок к носу, говорил, что это не просто болезнь, а кара Богов за мою самонадеянность и гордыню. И что я должна подчиниться их воле и добровольно уйти в обитель послушниц, как и планировалось ранее.

Мне снова пророчили судьбу Каталины, которая через месяц умрёт для мира, чтобы воскреснуть в новом имени и качестве.

– Или это жена Фармана? – я посмотрела на Эсмонда, пытаясь найти в его глазах или лице хоть намёк на отторжение. – Она сначала не взяла мой подарок, а потом приняла, чтобы через день отдать обратно!

– Не думаю, моя леди. Она слишком простодушна для этого.

– Каталина могла стать орудием в других руках.

Эсмонд кивнул и погладил мою больную руку.

Если бы он отвернулся от меня, то, клянусь, я бы спалила замок Двенадцати Башен дотла. Пусть бы все, кроме моих детей, пали жертвой стихийного пожара или молнии, это стоило бы мне жизни, такую силу нельзя черпать, не жертвуя ей свою душу, но зато мои враги не смеялись бы в спину. Не скалились, как стая лесных волков, на раненую медведицу.

– Она же кротче овцы!

– Нет, она притворяется. Я видела её глаза после того, как объявила волю Богов.

– Твою волю, Гердарика. Или, вернее, волю лорда-канцлера. Не вмешивай в это Богов, не гневи их.

Эсмонд отстранился и отошёл к старому алтарю. Положил на плиту руки, склонил голову.

 Давно сговорившись, ещё со времени нашего первого свидания в моих покоях, мы общались в старой часовне, когда-то принадлежавшей первой жене короля. Эсмонд делал магическую копию королевы, и мы могли быть уверены, что меня не хватятся.

Здесь обычно мы предавались любви, здесь по стенам, освещая всё вокруг полз магический огонь, который мой единственный и первый любовник умел разжигать своим бесконечным Даром.

Но сейчас разговор шёл не о любви. О власти.

И это раздражало, потому что рядом с ним я не хотела терять время на присчитывание политически верных ходов. Время, отведённое нам с Эсмондом, было конечным и столь малым, что вся моя жизнь превратилась в тоскливое ожидание этих часов.

И вот сейчас, когда мне было так плохо, он, тот, от кого я ждала лишь безграничного понимания и поддержки, начал упрекать меня!

– Как ты можешь, Эсмонд?! Ты знаешь, ради кого я всё это делаю?!

– Ради детей. А ещё ради себя и власти, Гердарика.

Он не оборачивался и говорил со мной так, словно обвинял в жутких преступлениях!

– Почему ты хочешь падения леди Констанцией? Ревнуешь короля?

Эсмонд медленно повернулся, и я впервые за многие годы увидела в его светло-зелёных глазах осуждение. И даже онемела от боли, пронзившей ладонь и сердце.

– Гердарика, ты знаешь, я люблю тебя и отдам, если понадобится, жизнь за тебя и твоих детей, но сейчас, я должен сказать, ты делаешь ошибку.

– Я всегда делаю ошибки. Как и всё! Но не делать ничего ещё хуже! – Я почувствовала, как горло сдавливает невидимая рука. Как она душит меня, не давая договорить всё, что я хотела.

Прокричать Эсмонду, не заботясь, услышит ли кто, о том, что нельзя всё время бояться и быть осторожными. Ходить, не поднимая головы, и вести себя как женщина, смирившаяся с уготованной ей участью.

– Я была такой. И он захотел избавиться от меня. Несмотря на годы брака, на то, что я родила ему двоих здоровых наследников, несмотря ни на что! А теперь она хочет сесть на мой трон и посадить на него своих сыновей. А как же мои мальчики? Знаешь, что их ждёт, если я проиграю? Я читала об этом в Библиотеке Старого мира: король задумал жениться на любовнице и объявил прежний брак незаконным, а родившихся в нём детей, бастардами. Потом их под предлогом безопасности заточили в дальний замок под усиленную охрану, которая со временем и убила детей. При мнимой попытке к бегству. Даже тела их были похоронены неизвестно где. Ты этого хочешь для моих сыновей, Эсмонд?!

Он подошёл ближе и перехватил руку, пытавшуюся его ударить.

– Успокойся, твоим детям пока ничего не угрожает. И пока я жив, так и будет.

– Пока ты жив, возможно. Но кто сказал, что Пенелопа однажды не подсыплет тебе в питьё кого-нибудь яда или зелья, дурманящего разум? У неё остался королевский сын, и если моих не будет, он может занять трон, а она стать королевой-матерью.

– А кто тебе даст гарантии, что лорд Фарман однажды не сделает того же самого с тобой? – холодно спросил он и стиснул мою руку до лёгкой боли. Сейчас в его глазах зияла пугающая меня пустота. Он говорил так, словно между нами разверзлась пропасть, и в неё канули все наши чувства.

– Я думала об этом. Канцлер слишком умён, чтобы не понимать, что народ охотнее пойдёт за официальными сыновьями династии. Это я «проклятая чужачка», но не они. В них течёт кровь Ядвинов. Они «династия воронов».

– Доброй ночи, Гердарика, – вместо ответа проговорил Эсмонд, отпустил меня и аккуратно дотронулся губами до моего лба. – Натри руку той мазью, которую я тебе дал. Положи повязку на ночь. Утром я пришлю тебе ещё.

– И ты вот так уйдёшь?! – спросила я со слезами на глазах.

Он отстранялся. Ещё был со мной телом и душой, но впервые за все годы между нами пробежала тень. Я не хотела расставаться вот так, без надежды на новый солнечный день, на его тёплую улыбку и страсть, светлой искрой вспыхивающую время от времени в  глубине его зрачков.

– Может, ты никогда и не любил меня? – поджав губы, спросила я, глядя на него. – Это я навязывалась со своей любовью, а ты по доброте душевной ответил на неё? Скажи мне сейчас! Это правда? Ты всегда любил свою жену и теперь страдаешь, что она родила от другого? И что больше не уважает ни тебя, ни твой род?

Я говорила всё бездумно. Слова лились грязным потоком, и я находила в них злорадную отдушину при мысли, что делаю ему больно. Он не должен меня предавать! Не должен!

А если решился, то я отвечу тем же!

Перед глазами была тёмная пелена, даже боль от раненой ладони отступила перед страхом оказаться одной. По-настоящему одной.

– Иногда я думаю, что мне прощу убить тебя, Гердарика, – Эсмонд схватил меня за шею и хорошенько встряхнул. – И моё наваждение пройдёт, горная ведьма. Пусть даже я сам не смогу без него жить, но умру как мужчина, а не как твоя марионетка! Доброй ночи, миледи!

И он покинул меня. Ушёл мягко, я даже не слышала, как затихли его шаги. Пелена перед глазами рассеялась, и я кое-как добралась до спальни.

2

– Миледи, ваша рана выглядит лучше с каждым днём, – Одилия была кроткой, и это означало, что она тоже втайне радуется моим несчастьям.

Я могла бы отстранить её от двора, но на её место придёт другая. И ту, другую, я уже не смогу контролировать так легко, как соотечественницу.

А ещё она выступала для меня живым свидетельством похоти Эсмонда, чтобы я никогда не забывала, что вначале он лишил девственности её. И заставил за мной шпионить.