Матабар IV (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой"

Арди подкинул свечу, поймал и поставил рядом с собой. Подальше от себя и поближе к Сидхе.

Тот подождал пару мгновений, а затем вытащил из воздуха свиток и…

— Не надо.

Впервые за беседу на лице сидхе появились эмоции. Удивление. Искреннее и глубокое.

— Почему? — спросил он.

Ардан отвернулся от собеседника обратно к окну.

— Моя учитель сказала мне как-то, что не все ответы можно почерпнуть из книг.

Сидхе какое-то время молча сидел, затем взял свечу и, без лишних слов, в самом прямом смысле, растворился в ночи.

Ардан же, отряхнувшись, поднял с гранита свой посох и поднялся на улицу. Он пересек дорогу, которую уже пересекал сотни раз, прошел через двери, которые даже после ремонта бара скрипели по-прежнему старинными, тяжелыми петлями; он прошел по лестнице, добрался до знакомой квартиры и постучал.

Мгновение, другое, и вот с той стороны зашлепали босые ноги.

Дверь распахнулась, едва не ударив Арда по лицу.

Запахло весенними цветами на берегу ручья.

— Ты вернулся.

— Да, — прошептал Ардан. — Я дома.

Глава 120

— Значит ты, на протяжении почти полугода, был заколдован этим непонятным Сидхе? — Милар курил, выдыхал столбики едкого, тяжелого смога и смотрел на то, как на востоке пока еще только-только загоралось небо.

Черные покрова боязливо отступали перед золотистым разливом горячей меди, обещающей вскорости принести с собой и само золото. Но пока та рыжим дождем проливалась на выросшие из-под земли гранитные камни. Надгробия, преданными солдатами, выстроились как на марше и протянулись по низким холмикам; рядами встали около тропинок, порой кланялись перед монументальными, темными склепами, сложенными из старого, потрескавшегося кирпича. Чужие слезы, плач и заскорузлая боль, разъедающая изнутри истомившиеся от разлуки сердце, все это, слившись воедино воем не стихающей скорби, когтистой лапой протянулось по камням, уставшим от тоски последней разлуки.

И как же нелепо посреди царства скорбных изваяний выглядели одинокие деревья. Раскинувшие широкие, зеленые верхушки те тянулись ветвями к плечам тех, кто явился в их владения поклониться стылой земле и костям, коим та стала вечным, тяжелым одеялом. Тянулись, но так и не могли коснуться.

И птицы здесь не пели.

И ветер старался как можно тише бродить среди устало вздыхающих крон, неспособных унять ни боли, ни тоски живых.

Лишь позже. Когда придет и их час лечь в землю, деревья, помнящие как живые приходили к мертвым, поприветствуют своих новых молчаливых собеседников. Поприветствуют и, вновь, со следующим рассветом потянутся к уже тем, кто придет к тем, кто когда-то приходил сам.

Ардан не любил кладбища. Может потому, что те напоминали ему о сложенных горками речных камнях, которые он не посещал уже несколько лет. Сперва не успевал, откладывал на потом, на завтрашний день, а теперь… теперь уже и не знал, вернется ли когда-нибудь снова. Обещал себе, конечно, что вернется, но боялся, что использует сам против себя науку Скасти.

— Я не мог рассказать тебе раньше, — ответил Ард. Он прятал левую руку в кармане, а правой опирался на посох, слегка увязший в рыхлой, недавно вскопанной земле. — Магию Фае, тем более Сидхе, не так просто развеять.

— Ага, — не очень довольно буркнул Милар. — Получается этот Сидхе как его там… Рассвета какого-то. Сперва представился тебе в виде сразу двух мороженщиков, попутно успев проклясть какого-то дворянчика, так?

Ард кивнул.

— После этого, или во время, мы теперь уже точно никогда не узнаем, наш Сидхе… — Милар затянулся еще раз и выдохнул небольшое облачко, слившееся с дымкой раннего утра. — Ладно, пускай будет Анваром.

— А как насчет настоящего Анвара, который умер в здании Ле’мрити? — тут же спросил Ард.

— Оставим в копилке вопросов, на которые нам лишь предстоит найти ответы в будущем, — отмахнулся капитан. — Хотя, скоро эту копилку уже можно будет переименовывать в чемоданчик и, если честно, не могу сказать, что я сильно рад данному нюансу, господин маг.

Никто не был рад…

Они с Миларом стояли чуть поодаль от основной массы людей. На холме, в центре Кладбища Павших Героев, одного из самых известных кладбищ во всей Империи, проходила церемония прощания с Гранд Магистром, Лордом Эдвардом Аверским. Последним крови Аверских, семьи, которая служила сперва Галесским князьям в их бесконечных стычках с Первородными, затем прошла всю Войну Рождения Империи, в последствии сражаясь в каждой войне Империи, с честью неся службу своей родине и её народам.

Весь холм, находившийся поодаль от Царского Холма, где хоронили семью Агров, был усеян их надгробными камнями с изображением золотого треугольника, дат и нескончаемых верениц имен.

Простые, серые, гранитные изваяния. Ничего лишнего. А вместо плит — опалубка из гальки, а по центру рыхлая земля с кустарниками шиповника. Тот, насколько помнил Арди, являлся центральным мотивом герба этой старой семьи. Семьи, ставшей частью истории.

Эдвард Аверский, все прошедшие годы, носил на себе ношу последнего своей крови. Его жена, так и не успевшая родить им наследника, погибла… в том самом, разрушительном эксперименте, который стал причиной службы Аверского во второй канцелярии.

Эдвард так и не решился связать себя узами брака во второй раз. До самого конца его женой оставалась Звездная Магия, а любовницей — служба родине. А может и наоборот. Теперь уже и не спросишь…

В результате, поскольку у него не имелось прямых наследников, то все имущество Гранд Магистра (включая доходы от патента на испытательные площадки) отходило Короне. Кроме коллекции гримуаров и дома. Свои исследования Лорд Аверский завещал Гильдии Магов, а испытательную площадку вместе с особняком отрядил для квартирования и использования на усмотрение Военному крылу все той же Гильдии Магов. Чтобы у служащих офицеров в столице всегда имелась возможность попрактиковаться и перевести дух.

Ардан нисколько не удивился такому завещанию. Вполне в духе Эдварда, чей патриотизм мог посоперничать разве с его эго и… добрым сердцем. Не таким « добрым», как представляют себе люди, для которых медью пахнет лишь медь. А по-другому добрым. Арди пока не понимал как именно, но чувствовал, что данное знание имело какие-то связи со словами Катерины… и Гектора… и Аркара и… может быть с тем, почему он на самом деле не взял свиток Сидхе.

Не только потому, что опасался попасть в ловушку. А просто… не захотел. Почему? Пока он и сам не мог ответить себе на этот вопрос.

Можно ли обладать добротой и состраданием, когда руки не то, что по локоть в чужой крови, а когда этой самой крови столько, что можно затопить несколько подвалов?

Арди посмотрел на золотой треугольник на гранитном камне надгробия.

На этот вопрос он тоже не знал ответа. И, как и говорила Атта’нха, вряд ли найдет где-то книгу или свиток, откуда сможет почерпнуть нужную информацию.

— Мне вот что интересно, господин маг, — Милар отнял сигарету от рта и принялся задумчиво разглядывать искрящий пепел. — Лже-Анвар помогал паукам, чтобы выйти на нас и забрать эту твою свечу, которая на деле легендарное пламя Мендеры.

— Пламя Сидхе, — машинально поправил Арди.

— Да плевать, — пожал плечами капитан и продолжил с того же места, на котором его перебили. — Или он, все же, как-то связан с Кукловодами.

— Кукловодами? — переспросил юноша.

— Ага, — Милар перевел взгляд с сигареты на процессию, поднимавшуюся к холму. — Решил назвать так тех, кто стоит… стоял за Пауками. Для удобства.

— Для удобства… — эхом отозвался Ардан.

Неподалеку от напарников, опираясь на костыль, с перебинтованной и загипсованной ногой молча стоял Александр Урский; за его плечо держался Эрнсон, на голове которого теперь маячила такая же бандана, как и Урского, левую глазницу скрывала кожаная повязка, а на лице все еще не высохли стяжки швов, стянувшие борозды, оставленные когтями.