Старый, но крепкий 3 (СИ) - Крынов Макс

Шагая по улицам Циншуя, я не мог не сравнивать местную жизнь с той, что оставил позади. Вейдаде был городом контрастов: богатство и бедность там жили бок о бок, словно два врага, вынужденные делить одну землю. Здесь же всё иначе. Нет громоздких особняков с высокими коваными воротами, за которыми скрываются богачи. Нет трущоб, где люди в грязи и голоде едва выживают, горбатясь за копейки, чтобы богачи прятались за высокими заборами. Здесь даже на окраинах не попадалось и малейшей серости и трущоб. Я так и не встретил развалюх с прогнившими крышами и покосившимися стенами, если не считать посёлок кандидатов, где жильё запустили, видимо, чтобы отсеять в самом начале слабовольных неженок.

Или же это первые кандидаты сами выстроили такое жилье, а раньше там был чистый участок? — Мельком задумался я.

Канавы вдоль дорог выглядели продуманными, чистыми, выложенными шлифованным камнем; в них не валялись отбросы, а в узких переулках и тупиках не валялись груды мусора или смердящие, воняющие рисовой брагой бродяги. Запахи в Циншуе витали тоже куда приятнее, чем в родном Вейдаде.

Местные жители выглядели довольными жизнью: пожилой крестьянин улыбался соседям и приветствовал их. С умиротворённым лицом чинил телегу у ворот дома молодой парень. Беременная девушка, несмотря на своё положение, торговала свежими фруктами и каждого покупателя одаривала доброй улыбкой. Я заметил детей, играющих на улице посреди дороги — босоногих, но весёлых и здоровых; чумазых не от нищеты и недостатка чистой воды, а от активных игр и переполняющей их энергии. Их ровесники из Вейдаде чаще побирались, хватались за любую работу или даже сколачивали мелкие пакостные шайки, а в мечтах у них была «безоблачная» и сытая преступная жизнь.

Местную голубиную почту я нашёл по ориентирам и понятной каждому вывеске — схематичному изображению летящего голубя. Почта располагалась в деревянном двухэтажном здании, на крыше которого, судя по доносящемуся до меня воркованию, и по надстройке с сетчатыми стенками, обитали почтовые голуби.

Дверь скрипнула, я шагнул за порог.

Почта внутри оказалась просторной и светлой, со стороны внутреннего двора через широкие приоткрытые окна проникал солнечный свет. Стены украшали полки с уложенной в стопки бумагой и секции со свитками, видимо, ожидающими отсылки. На потолке чёрной краской красивая каллиграфия и стрелки обозначали стороны света: «Север», «Юг», «Запад», «Восток» — здания здесь желали выделить даже в мелочах, как в прошлом хозяева русских домов, расписывающие печки, ставящие узорчатые ставни и разнообразные флюгеры.

В самом центре изображался всё тот же голубь с вывески, несущий послание, только чуть детальней. Справа находилась лестница, ведущая на второй этаж, слева — прилавок, за которым стоял мужчина средних лет с приветливым лицом. Он молча наблюдал за мной, пока я осматривал интерьер почты. Простая одежда, опрятный вид и ухоженная борода выдавали в нём человека аккуратного, который и свою одежду и пол на почте держит в чистоте, несмотря на голубятню в паре метров над нашими головами.

— Добрый вечер! Чем могу вам помочь?

— Мне нужны два листа бумаги и чернила. Хочу отправить пару писем в Вейдаде. Сколько это будет стоить?

— О, Вейдаде! Конечно-конечно. Так-так… Тридцать четыре медяка, если уместите ваши письма на этих листах.

Мужчина достал из-под прилавка ровно два маленьких листика чистой желтоватой бумаги, затем передвинул в мою сторону с другого края прилавка чернильницу и перо. Я уселся за стол в углу неподалёку от прилавка.

Сначала написал мелким шрифтом письмо травнику:

'Доброго здоровья, Рой.

Я устроился в секте. Пока жду отбор, но город и секта тьмы меня скорее радуют. По рассказам и услышанным историям я ожидал чего-то много хуже.

Надеюсь, дела у тебя идут хорошо. Прошу, обязательно пришли обратное письмо: расскажи о себе, опиши, какова обстановка в городе и расскажи, как дела у мамы. Напоминаю, что полностью полагаюсь на тебя и не забуду твою помощь нашей семье'.

Закончив с первым письмом, я принялся за второе:

«Мама, здравствуй! Я добрался до Циншуя благополучно и уже устроился на работу. Здесь всё иначе: город тихий, люди живут спокойно. Я в безопасности. Если захочешь написать мне или узнать что-то обо мне, обратись к травнику, ты знаешь какому, а он знает, как связаться со мной. Навести его обязательно, он поможет разобраться с моими незаконченными делами».

Я перечитал оба письма, убедившись, что они написаны ясно и без лишних подробностей вроде «передай деньги травнику, я ему должен». Кто знает, кто решит их прочесть по пути? Лучше быть осторожным.

Подойдя к прилавку, я передал листы мужчине и назвал оба адреса. Мужчина кивнул и аккуратно вложил письма в маленькие тубусы.

— Будет отправлено в ближайшее время. У меня как раз наверху сидят несколько голубей из Вейдаде. Как только достигнут родного вольера, работник филиала разошлет письма по адресам с посыльными.

Я поблагодарил его и вышел из почты на солнечную улицу.

Ну все, с самым важным делом, кроме поступления в секту, разобрался. Даже на душе немного полегчало. Теперь осталось ждать ответа и просто жить, коротая время до испытания в новом городе, в чистом и спокойном Циншуе.

Я вернулся в секту, поужинал и лег спать, а утром, едва рассвело, двинулся на реку — купаться и заниматься техникой усвоения энергии подальше от любопытных глаз.

Хорошо, что ушел не на пару часов, а всего на час. Вернувшись в секту, сразу заметил столпотворение на общем плацу. На плотно подогнанных камнях собралось не меньше сотни подростков-кандидатов: они переминались с ноги на ногу, уже успели разбиться на стихийные группки и переговаривались между собой шёпотом. Кто-то нервно поглядывал по сторонам, рассматривая конкурентов. Большинство одето в оборванную одежду, от солнца и многократных стирок выцветшую почти до белого, в латаные многократно штаны и разваливающуюся обувь. Искатели лучшей жизни из окрестных городов.

Я с лёгкой тревогой осмотрел толпу, зацепился взглядом за случайного мальчишку, который выглядел чуть младше меня, держался увереннее большинства и просто стоял на одном месте со скучающим видом. Я пошёл в его сторону, махнул рукой, привлекая внимание и приветствуя.

— Что за столпотворение? — спросил я спокойно твёрдым голосом.

— Нас собирают для испытания, — спокойно ответил мальчишка. — Хоть бы предупредили или день задали. Вон, смотри, все напряжённые какие.

Я благодарно кивнул и прошёл немного вглубь толпы, размышляя о том, как бы сложилась моя судьба, задержись я у речки. Вряд ли для пропустивших испытание здесь есть возможность «закрыть хвосты».

Тем временем на небольшую, заранее сюда принесённую на плац деревянную сцену с трибуной, вышел человек из секты Тьмы. Его должность интуитивно угадывалась по чёрной одежде, схожей с мантией мастера Линя. На мантии этого человека тоже было квадратное белое поле с черным кругом посередине — символика секты Тьмы.

Мужчина встал за трибуну и громко произнёс:

— Построиться!

Его голос прокатился раскатным эхом по всему плацу. Такому человеку и микрофон не нужен.

Подростки замерли, гомон на секунду затих, но быстро усилился и перерос в неприятный галдёж. Мастер спокойно наблюдал за толпой со своей сцены в ожидании. И сколько таких толп кандидатов он уже перестроил за свою жизнь?

Некоторые кандидаты зашевелились, пытаясь предпринять хоть что-то, но большинство осталось на месте, кажется, никто не понимал, чего от них требует сектант.

— А как это — строиться? — раздался чей-то громкий и низкий не по годам голос из середины толпы.

Его вопрос услышали почти все, и сразу же поддержали: загомонили, залопотали. Только после этого до меня дошло, в чём же проблема замешательства.

Я едва удержался, чтобы не закатить глаза. С другой стороны, даже если кто-то из этих ребят и слышал про дисциплину и порядок, вряд ли имел опыт службы и слышал хоть раз команду «построиться». К тому же мастер никого не торопил, да и команда его не обозначала строгих рамок построения: в шеренгу или колонны, по сколько и по какой линии. Мастер пока что просто наблюдал, а меня снова посетили размышления на тему того, что испытание уже началось.